Фантастика 2023-153. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Романов Илья Николаевич

Они перекрывали мне путь к лестнице, но я сразу сообразил, что делать. Лестница была витая, и живому человеку так поступать точно не рекомендовалось, а мне терять нечего. Я с разбегу пролетел мимо них. Бен успел схватить меня за локоть, но я вырвался, выдернув руку из рукава сюртука. Сюртук остался у Бена, а я прыгнул с лестничной площадки сразу вниз. Мои противники отгородили меня от ступеней, но даже не подумали, что они мне окажутся не нужны.

Кажется, я сломал ногу. Уверен, я испытал бы очень сильную боль, если бы мог чувствовать. Я подхватил упавшую шляпу и захромал прочь, чувствуя, как на ходу срастаются кости. С каждым шагом я шел все быстрее, потом побежал, и все равно недостаточно резво. Бен и Каллахан уже домчались до конца лестницы и точно меня поймали бы, но я уже прорвался из коридора в машинный зал и наполнил всех своих собратьев желанием повернуться в мою сторону и сделать пару шагов.

Началась суматоха: Каллахан вскрикнул от отвращения, закричал что-то охране, в нашу сторону затопали шаги, а я подумал: «Зря он зовет их сюда. Надо было отправить их охранять дверь». Каллахан уже понял свою ошибку и сменил приказ, но влетевшие в зал охранники соображали не так быстро, и я успел промчаться между ними. Вот уж не думал, что такая скорость для меня еще возможна, но, похоже, сила желания действительно велика. Жаль, что Бен с той же силой жаждал отобрать у меня танамор. Повернувшихся в его сторону восставших он не боялся, так что пробился сквозь них, расталкивая всех на своем пути, и вылетел из машинного зала вслед за мной.

– Стой! – яростно орал он.

Но я уже домчался до входной двери и бросился наутек, изо всех сил умоляя восставших задержать Бена. Судя по его гневному воплю, кому-то из них это все же удалось.

Ворота были закрыты. Рядом с ними в крохотной беседке стоял незнакомый мне охранник в костюме-тройке – работников теперь было столько, что одного Сэма на все должности не хватало. Ну, это еще нестреляный воробей, не нюхавший пороху и не привыкший видеть вблизи таких, как мы. Я крикнул ему: «Отпирай ворота!», и он дрожащими руками открыл, пялясь на меня как на экзотическое чудовище. Я пролетел мимо, домчался до своего экипажа и крикнул дремлющему на козлах Фарреллу:

– Гонятся! Давай!

Дважды себя просить он не заставил – хлестнул лошадей, и мы, подпрыгивая на неровной брусчатке, покатили во весь опор. Наверное, лошади устали, но придется им еще немного потрудиться. Я вцепился в обивку сиденья, чтобы со своим малым весом не вылететь из экипажа. Киран появился рядом. Под глазами у него были синяки, губы, до этого бледные, теперь казались синеватыми, и я с тяжелым сердцем понял: похоже, время для него идет в обратную сторону, и чем меньше остается, тем ближе он к моменту своей смерти. Что, если для него тоже все повторится, как для восставших? Я сжал его запястье. Теплое, но пульса нет, а может, и не было с самого нашего знакомства. Киран одобрительно похлопал меня по руке.

– Славно сработано, – хрипло проговорил он и всем телом откинулся на мягкую спинку скамейки.

– Неужто достал? – спросил Фаррелл, не оглядываясь.

– Да! Едем в Тилмароун. Теперь все будет в порядке, – едва шевеля губами, пробормотал я.

После такого взрыва бодрости силы меня оставили. Я лег на сиденье всем телом, вытащил трилистник и обеими руками прижал к груди. В этот раз я знакомой дорогой не любовался, не думал о погоне, просто лежал, свернувшись и закрыв глаза. Киран сидел рядом и тоже не двигался, но я чувствовал его присутствие и горестно размышлял, что о моих неудачах уже впору сложить какую-нибудь поэму. Найти друга, которого неизбежно придется потерять? Достойная судьба для Джона Гленгалла!

Мне показалось, что доехали мы очень быстро, – я только закрыл глаза, а меня уже трепал за плечо Фаррелл. На негнущихся ногах я вылез из экипажа, с трудом разжал онемевшую руку и показал Фарреллу три стянувшихся вместе обломка мрамора.

– Тот самый? – спросил я.

Редко увидишь на человеческом лице такое потрясение. Даже приятно стало, что я смог кого-то настолько удивить.

– Да, – выдохнул Фаррелл.

Я протянул ему трилистник, но он отдернул руку.

– Фаррелл, забери его. Я должен отдать его праведникам, хранителям, а ты – последний из них!

– Я не могу. Я не праведник, Джон.

– Будешь им, если захочешь!

Но он не взял.

– Никогда. Не могу его коснуться, я этого не заслуживаю. Я не спас своих.

– Ты был ребенком! Любой бы испугался! Все эти счета уже закрыты!

Фаррелл помолчал, потом через силу заговорил:

– Не только из-за того, что я сделал. Знаешь, что самое ужасное? Мне трудно это признать, но есть кое-кто, кто виноват еще больше англичан. Мой отец. Он это начал. Деды говорили: нам нельзя убивать, потому что нам дана власть над жизнью, но не над смертью. А он все равно это сделал. Я так злюсь на него! Не могу простить. И не могу коснуться священных камней с таким злом в сердце.

Он суеверно посмотрел на них и шагнул назад.

– О… Твой отец был тем самым человеком, который отказался сдать деревню без боя и ранил Гарольда, а потом вернул его, – понял я. – Знаешь, я тоже злюсь на своего отца. Он не успел остановить Гарольда, потом согласился хранить свою часть трилистника. Злиться – обычное дело, просто это бессмысленно и уже неважно. Они умерли, Фаррелл, а ты жив.

– И я не могу себя за это простить! – крикнул он, разом потеряв выдержку.

– А я злюсь на нашего с Молли и Лиззи отца, что он умер, – внезапно сказал Киран. Он сидел, прислонившись спиной к валуну. – Мы были маленькими. Он погиб в море, на рыбалке. Даже попрощаться не успели.

– Тебе надо себя простить, Фаррелл, – отрезал я. – Ты должен жить дальше. Разве это не странно, что через сорок лет после того дня мы, их дети, стоим на том же месте? Все началось здесь, так пусть здесь и закончится!

Он издал сухой смешок:

– Мне жить уже поздно.

– Поздно?! Тебе?! Вы, живые, такие… наглые! Да я бы отдал свой титул, и деньги, и поместье, только чтобы денек побыть живым! Ты, старая пьяная развалина, различаешь вкус еды и запахи, ты можешь потрогать траву и что-то почувствовать, так что не говори мне, что тебе поздно жить! – заорал я с такой яростью, какой сам от себя не ожидал. Я длинно выдохнул, чтобы немного успокоиться. Нельзя орать на тех, от кого ждешь помощи. – Я обещаю, я клянусь: твои родичи на том свете на тебя не сердятся. Посмотри на меня и скажи, кто из нас лучше в этом разбирается. Вдруг англичане не зря тебя в тот день не заметили? Ты думал, что выжил, потому что ты трус, но вдруг это было для того, чтобы сегодня ты помог мне? Так что умоляю, хватит ныть, дай мне руку.

Даже живым, похоже, иногда нужно, чтобы кто-то спас им жизнь. Фаррелл посмотрел на меня так, будто я это и сделал, – и хоть на секунду, но я почувствовал себя кому-то нужным. Фаррелл медленно протянул мне руку, и я положил три стянувшихся в трилистник камня ему на ладонь.

Он долго стоял и смотрел на наследие своих отцов, а я смотрел на него. Последний праведник – может, и не очень праведный, но выбирать не приходится, – воссоединился с подарком Мерлина, и я всерьез ждал чего-то волшебного, но ничего не произошло.

– Если бы все упокоились, ты бы тоже упал замертво, – подсказал Киран.

И то верно. «Да что ж тебе от меня надо», – угрюмо подумал я, глядя на танамор.

Фаррелл держал его бережно, двумя руками, как птенца.

– Если мои родители и деды что-то знали о том, как он работает, то не успели мне рассказать. Прости, парень. Ничего не вышло, да? Мне жаль. – Он с приязнью, по-отечески глянул на меня. – Я сейчас первый раз в жизни взял его в руки. Реликвию хранили старшие, нам, детям, не разрешалось к ней прикасаться, чтобы она не забрала наши силы. В детстве я так ждал, когда вырасту и тоже смогу стать хранителем, но… – Он тяжело вздохнул. – Трилистник настоящий. Значит если кто-то будет долго хранить его, то однажды, годы спустя, когда он наполнится, ты сможешь забрать его и ожить. Я возьму его. Приди ко мне лет через пять – сам же сказал, что не стареешь. Так у моей жизни будет хоть какой-то смысл.