Булыга Сергей - Ведьмино отродье
Рыжий подался к адмиралу, посмотрел… сглотнул слюну и не ответил. Тогда Вай Кау поморгал, потом повел глазами вправо, влево, опять спросил:
— Заметно? А?
Но Рыжий снова промолчал, не зная, что сказать. Взгляд у Вай Кау был… Р-ра! Взгляда-то как раз и не было, а были лишь глаза — пустые, безразличные, сухие; был в Выселках один такой старик, и у него…
— Хва! — рявкнул адмирал, схватил очки, надел их, приосанился, шепнул: — Идет! Журнал!
Рыжий подал ему журнал, помог найти последнюю рабочую страницу…
Вошел стюард, стал накрывать на стол. На этот раз он делал это медленно, с подчеркнутым усердием: пододвигал, отодвигал тарелки, позвякивал бокалами, вздыхал… И адмирал не выдержал, резко закрыл журнал и поднял голову.
Стюард застыл, сложивши лапы на груди, опасливо глянул на дверь…
Тишь-тишина — и здесь, и там у них, на палубе, вот только волны, как всегда, толкутся в борт, толкутся, борт скрипит…
— А весла где? — строго спросил Вай Кау. — Я их не слышу. Почему?
Стюард вздохнул, но не ответил.
— Где весла, а?! — опять спросил Вай Кау. И, помолчав, ответил сам: А весла сушатся. Весь экипаж на баке. Ждут, что я выйду к ним. Так?
— Так, — кивнул стюард.
— Зря ждут. Я очень занят. Я дело делаю, — и адмирал ткнул лапой в журнал. — А то, что они там стоят и думают, что выстоят, так это все пустые суеверия. Кто нынче вахтенный?
— Базей, — тихо сказал стюард.
— Как так?! Опять Базей? А почему?!
— У Гезы кровь горлом пошла: лежит, не поднимается. Метнули жребий, выпало Базею. Вот он опять и заступил… Так вы к ним выйдете?
— Нет!.. А хотя, — Вай Кау взялся за очки, поправил их на переносице и настороженно спросил: — А Геза, что, он вправду сильно плох?
— Да. И не только он один, а еще семеро гребцов и двое марсовых. Вот их и отнесли на бак. И там им вроде стало легче.
— И у всех горлом кровь?
— Да нет, по-всякому. Вот, скажем…
— Хва!
Стюард весь дернулся, застыл. Вай Кау, помолчав, сказал:
— Так, в общем, так… Я выйду к ним. Но не сейчас — еще чуток подумаю… Иди, чуть что, я позову. Иди, иди!
Стюард ушел. Вай Кау посидел еще, подумал… А после, так и не притронувшись к еде, встал и залез в гамак. Уже оттуда он сказал:
— А ты поешь, поешь. Ты на меня не обращай…
Но не договорил, а словно враз окаменел: лежал не шевелясь. А Рыжий…
Есть ему, конечно, не хотелось — ел через силу, то и дело запивал. Порой поглядывал на адмирала. Потом, поев, собрал посуду и перенес ее на тумбочку, составил, потом утерся — очень тщательно — и подошел к иллюминатору.
Да, за кормой действительно вздымались довольно-таки большие буруны. «Тальфар» шел справно, не заваливал… А море было гладкое, блестящее, как зеркало. И — духота: ни ветерка, ни облачка. И — тишина: весла на сушке, весь экипаж ушел на бак, и там они сейчас совещаются, как им быть дальше. Р-ра! Да какое уже дальше! Вай Кау окончательно ослеп, у Гезы горлом кровь, а еще семеро гребцов и двое марсовых… А что она тебе на это скажет? И Рыжий запустил лапу за пазуху, достал моне…
Нет, не успел!
— Р-ра! — вдруг воскликнул адмирал. — Вот так дела! Ты где это сейчас?
— Здесь, — отозвался Рыжий. — Вот, смотрю. Ход — пять узлов, не менее.
— Пять, х-ха! К обеду будет семь, а то и десять. А к ночи… Как ты думаешь?
— Н-не знаю.
— А надо знать! Иначе что это за штурман? Так вот… Да! — и тут Вай Кау сел, зевнул и потянулся, потом наощупь разыскал свисавший с потолка шнурок и трижды дернул за него: вверху, на палубе, затренькал колокольчик.
Ого, подумалось, а не затеял ли он чего недоброго? Вряд ли, конечно, ну да мало ли! И, чтоб потом не каяться, Рыжий неслышно распахнул иллюминатор, встал на приступочку…
Но обошлось! Пока что обошлось. Вай Кау кое-как спустился вниз и, повернувшись к Рыжему, сказал:
— Сейчас я выйду к ним, поговорю. Да, выйду сам, один. Хоть и слепой. А ночью как я здесь по палубам ходил? Пять лет уже, наверное. Так и сейчас пойду. Выйду к ним, успокою. Заткну кого надо. А ты пока что посчитай наш курс. И вообще, прикинь, представь себе большой водо…
И замолчал: вошел Базей. Вай Кау недовольно сморщился и, повернувшись к боцману, спросил:
— Все собрались?
— Давно уже.
— Давно я не просил. Сейчас надо. Пойдем!
И они вышли из каюты — сперва Базей, а уже после адмирал. И он-то, адмирал, прикрыв за собой дверь, нажал на потаенный рычажок — дверь щелкнула…
Р-ра! Вот ты даже как! Рыжий немного подождал, а после крадучись прошел к двери, тронул ее… Да, дверь была закрыта. Он, значит, тебя запер на замок, а сам ушел на бак, там они будут совещаться, а ты тем временем будешь сидеть здесь, ждать. И уж дождешься! Все тебе припомнят: у Гезы горлом кровь, Вай Кау слеп, да, впрочем, все теперь слепы, не знают, где они и очутились, — ведь звезды все чужие, незнакомые. Р-ра! Только что им эти звезды?! Они-то, косари, уверены, что знают, куда ты их завел. Вот и Вай Кау напрямую заявил: «Представь себе большой водо…»
Вот как! И пусть себе так думают, а ты пока…
Рыжий опять хотел было достать монету, да не решился, передумал пошел и лег в гамак. «Большой водо…» Х-ха! Да! Большой водоворот — это так его официально именуют в ежегодных отчетах, а в просторечии он называется по разному: Голодный Зев, Проглотный Зев, Хапун, Глотарь, Засмок; как только эту мразь не называют! А как ее боятся, р-ра — пуще всего на свете! Сперва, так говорят, бывает полный штиль — день, реже два, а после Океан вдруг оживает, но волн по-прежнему не видно, а просто за кормой как будто начинает пениться вода, а вот уже оставлен за кормой один бурун, второй, а вот уже и заскрипели переборки, корабль мало-помалу набирает ход… А Океан по-прежнему как зеркало! Жара, ни ветерка, ни облачка, по всем приметам — мертвый штиль… А вас несет, несет, несет три, пять узлов, семь, десять; и даже если вахта и подвахта, все, кто ни есть на корабле, возьмутся выгребать, табанить, словно оголтелые, то и тогда вам не спастись, вас все равно будет нести день, ночь и еще день вначале прямо, а после вас начнет заваливать все круче, круче, право на борт, потом издалека послышится гудение, рев, хлюпанье, бурление, а вот и Океан как будто наклоняется, а это значит, Зев уже распахнут. Да вот он, Зев, — на траверзе, смотрите! И мы в него сейчас…
Р-ра! Бред какой! Как можно во все это верить? Ведь если этот Зев столь ненасытен и неотвратим и если вправду все, что он проглатывает, гибнет, то кто же им тогда о нем поведал? Да еще как поведал, и не раз — со множеством подробностей, с расчетом скоростей, замерами угла наклона горизонта; вот и Вай Кау говорит: пять, семь узлов… Вот, даже и Вай Кау в это верит! А почему? А… Х-ха! Чему ты удивляешься? Ну почему это ему нельзя поверить в Зев, когда ты сам — и с каждым днем все больше, больше веришь в Магнитную Звезду?! А ведь и там корабль увлекается течением, и здесь, и, кстати, с того Острова тоже никто не может возвратиться; ты это знаешь, ты в этом уверен, то есть ты веришь и в Магнитную Звезду и в Золотой Магнитный Остров. А кто тебе рассказывал о нем? Ах, ты о нем прочел! Хорошо. А кто другим, тем, кто это записывал, рассказывал? Тот, что ли, кто сумел оттуда выбраться? А как сумел? А если даже так, действительно сумел, то почему же он тогда не рассказал, не научил других, как можно это сделать? Он, значит… Да! Он или не желал о том рассказывать, чтобы никто другой не смог за ним последовать, или молчал, давши зарок, или… Да, вспомни! Все, кто ходил на юг, потом или молчат, или в своих отчетах так лукавят, что истину уже не восстановишь — кто завышает пройденное расстояние, кто искажает данные о виденных созвездиях, а кто и попросту ссылается на неисправность компаса, утерянный квадрант… А все из-за чего?
