Евгения Техтелева - Наследие (СИ)
Только один глоток заставил закашляться.
— Пей без остановки!
Снадобье прошлось по глотке обжигающей засухой.
— Дайте мне воды.
— Нельзя.
— Да мне же язык связало!
— Если будешь делать все, как я скажу, уже завтра вечером будешь здорова.
— А пока не смей двигать рукой, — Ксия перекинула ей через шею шелковый шарф. — Фарен, помоги мне.
Не обращая внимания ни на Ксию, ни на Фарена, снимающих с нее броню и оружие, сквозь подступающее беспамятство Джайра прохрипела:
— Зайн!.. Зайн, подойди ко мне…
Она едва сумела сфокусировать зрение на ассасине, язык почти не поворачивался.
— Завтра проберись в королевский каретный двор и найди нашу отметку.
— Как я пойму, что это наша отметка?
Джайра криво улыбнулась.
— Поймешь.
Сказав это, она начала медленно падать. Фарен и Зайн подскочили к ней, но остановились перед поднятой здоровой рукой.
— Все нормально. Сама дойду…
«Что за знак там был на обшивке?..»
Качало из стороны в сторону, будто вокруг не на шутку разыгрался шторм. При очередном волнении очень резко повело в сторону, и она ударилась больной рукой о дверь своей же комнаты, слабо вскрикнув.
— Будь проклят этот заговор…
«Почему Эврикида никому ничего не рассказала? Даже Джардину? Если знала, что Мортос найдет ее…»
— Скверное дело…
Еле дойдя до кровати, не скидывая тихоступы, она грохнулась на спину в мягкое одеяло.
— Что ем… Что ему нужно во дворце?.. Откуда он знает Эврикиду? Может быть… Он охотится за Лисом… Будь проклят этот заговор… Сама дойду… Я узнаю, что тебе нужно… Мортос… Мортос…
Сквозь сон послышалось:
— Что с ней? Ее голос слышно через стены.
— Она бредит. Это пройдет.
— Ее волосы…
— Тише. Смотрите, она держится за руку.
Ноющая боль успокоилась.
— Я посижу здесь. Если вы не против?
— Ты немного странно себя ведешь. Неужто ты…
— Что?
— Да так, ничего…
До самого горизонта волновалось изумрудное море высокотравных холмов. Белые ленты, свисающие с рук, путались в траве, их изредка подхватывал ветер. Она не хотела оглядываться, знала, что там увидит. Все повторится, так зачем приближать конец?
Только на этот раз все было не так. Рядом кто-то стоял.
— Красивое место, — произнес Фарен, оглядывая холмы. Почувствовав изумленный взгляд Джайры, уставившейся на него и на их сцепленные в замок руки, он посмотрел на нее: — Существует ли оно на самом деле?
— Я не знаю.
— Если ты против…
— Нет, не уходи. Только не оглядывайся. Я не хочу снова упасть в бездну.
Улыбнувшись, он кивнул.
В отличие от нее, ее бесформенных плотно окутывающих белых лент, Фарен был облачен в доспехи с гербом в виде рычащего тигра, но разбитые и поблекшие. За спиной уныло свисал на половину сгоревший малиновый плащ. Глубокий порез на лице только-только затянулся, в глазах не было того кровавого безумия, что постоянно промелькивало при малейших признаках раздражительности. Но не было и того омута, что был в прошлый раз.
«Это его душа?»
— Душа? — переспросил виконт.
— Я ничего не говорила.
— Оу, извини. Это все…
— Тише!
Где-то близко слышно было знакомое бормотание.
— Бежим! Нужно ее догнать!
— Кого?
— Эврикиду!
Замешкавшись с ответом, Фарен, которого она тянула за собой, пробежал за ней небольшое расстояние, прежде чем смог остановить ее.
— Стой! Ее нельзя догнать. Ее уже не догнать.
— Что? Ты не понимаешь…
— Понимаю. Оттуда не возвращаются.
За спиной раскаты грома становились все ближе. Трава под ногами превратилась в пепел. Ветер пытался сбить с ног.
— Ты должна отпустить ее, Джайра. Не надо за ней гнаться.
— Тебе легко говорить, — приходилось перекрикивать поднимающуюся бурю. — Ты не потерян в океане тайн! Не мучаешься вопросами, что от тебя скрывают!
Теперь она сама пыталась высвободить руку.
— Дело не в этом! Не надо преследовать умерших. Ты делаешь больно и им, и себе. Больше всего — себе. Ты не потеряешься, не останешься одна, если простишься с ней.
Она почувствовала, как по щеке катится слеза. Больше не сопротивляясь отчаянию, Джайра повернулась к жгучей буре.
— Нет, я уже сейчас одна. Единственное, что удерживает мою жизнь — это она. Она отвела от меня смерть. Теперь между мной и омутом тьмы больше нет никаких преград.
Руки сами собой разжались. Фарен в один миг исчез. Все повторилось…
На утро она ничего не вспомнила из того, что видела и слышала во сне, и мучилась необъяснимой досадой, будто пропустила что-то важное. Добавил масла в огонь Хаким, разговор с которым за завтраком вылился в напряженное ничто, и оно только из-за одной неосторожной случайности могло превратиться в добротную ссору.
Сейчас большую часть мыслей занимало ожидание прихода Зайна. И чтобы хоть как-то ослабить нетерпение, Джайра вывела во двор поразмяться Ворона, прицепив к его недоуздку корду и скомандовав идти по кругу. Рука почти не ныла, но при движении ее словно пронзало кинжалом. Как заметили накануне Ксия и Фарен, ее волосы стали темными и больше не меняли своего цвета, как это было прежде. Хаким уверил их, что это все из-за тех тайн, что не дают ей покоя. О тренировках ассасинов не было и речи. Община приутихла.
— Ты нервничаешь.
К ней подошел Фарен, нагнувшись под кордой, когда Ворон пробежал позади него.
— А ты всегда оказываешься рядом, когда я испытываю слабость.
Некромант стушевался и повернулся назад, подозревая в ее колкости намек на сон.
— Извини.
— Нет, постой, — он с надеждой обернулся. — О чем ты хотел поговорить?
Он вздохнул, собираясь с мыслями.
Ворон остановился, что-то вынюхивая под ногами.
— Эй, лентяй! Хик, Хэ!
Конь послушно продолжил движение.
— Таурийский? — удивился Фарен.
Джайра была удивлена не меньше познаниями молодого человека.
— Откуда ты знаешь этот язык?
Он широко улыбнулся, наблюдая за конем.
— Счастливое время… Я выучил его, когда обучал моего коня вместе с мастером всему, что знает от тебя твой Ворон.
— Это должен быть отличный конь чистой породы. Откуда он у тебя был?
— Это был подарок.
— От кого и за какие же такие заслуги?
Фарен засмеялся, смущенно запустив руку в волосы.
— За опасную выходку…
Ворон во всей своей красе вороной масти восточной породы делал круг за кругом вокруг беседующих.
— Очень знакомая история. Подожди! — внезапно воскликнула Джайра. — Пасахале-эль-Кенз! Ты был хозяином «Сокровища пустыни»? Того самого, из песен? И это поется о твоем отце: «… лорд-винодел для своего озорного сынишки купил султанского жеребца, не потратив золотишка…»?
