Р. Бэккер - Воин кровавых времен
«Господин войны… Король племен!»
В каком-то смысле эта мысль пьянила его, да так, что от ликования у него шла кругом голова. Какое войско! Оно протянулось от реки до холмов, почти на семь миль, и все равно стоит во много рядов! Народ никогда не смог бы собрать такую орду, даже если опустошить все якши и посадить в седло всех до последнего мальчишки. И он, Найюр урс Скиоата, укротитель коней и мужей, командует этим войском! Чужеземные принцы, графы и палатины, бесчисленные таны и бароны и даже сам экзальт-генерал подчиняются ему! Икурей Конфас, ненавистный победитель при Кийуте!
Как к этому отнесется Народ? Станут ли они восхвалять его? Или будут плеваться и поносить его имя и отдадут его на растерзание старикам?
Но разве не всякая война, не всякое сражение святы? Разве победа не есть знак праведности? Если он сокрушит фаним, бросит их к своим ногам, как тогда Народ отнесется к его сделке? Скажут ли они в конце концов: «Этот человек, проливший множество крови, воистину из нашей земли»?
Или они станут перешептываться у него за спиной, как перешептывались всегда? Станут смеяться над ним, как всегда смеялись?
«Ты — имя нашего позора!»
А если он преподнесет Народу айнрити? Что, если он погубит их? Что, если он прискачет домой с головой Икурея Конфаса у седла?
— Скюльвенд, — произнес стоящий рядом Моэнгхус.
«Этот голос!»
Найюр, моргнув, взглянул на Келлхуса.
«Скаур! — кричали глаза Дунианина. — Здесь наш враг — Скаур!»
Найюр повернулся к ожидающим айнрити. Он слышал, как они тихо переговариваются позади. Все Великие Имена, за исключением Пройаса, прислали своих представителей — как полагал Найюр, и для того, чтобы давать советы, и для того, чтобы приглядывать за ним. Он помнил многих из них по советам Великих и Меньших Имен: тан Ганрикка, генерал Мартем, барон Мимарипал и прочие. Отчего-то у него вдруг засосало под ложечкой…
«Надо сосредоточиться! Здесь враг — Скаур!»
Он сплюнул на пыльную траву. Все было готово, айнрити построились с воодушевляющей быстротой и точностью. Скаур расположил свои войска в точности так, как ожидал Найюр. Вроде бы было сделано все, что можно, и все-таки…
«Время! Мне нужно время!»
Но времени у него не было. Война пришла, и он согласился отдать ее секреты в обмен на Серве. Он согласился уступить последнее средство воздействия, которым он владел. После этого у него не останется ничего, чтобы обеспечить его возмездие. Ничего! После этого у Келлхуса не останется никаких причин терпеть его в живых.
«Я опасен для него. Единственный человек, знающий его тайну…»
Так что же она такое, что он согласился погубить себя ради нее? Что она такое, что он согласился в обмен на нее отдать войну?
«Со мной что-то неладно… Что-то неладно.
Нет! Ничего! Ничего!»
— Командуйте общее наступление! — рявкнул он, снова поворачиваясь к полю битвы. Сзади зазвучал хор взволнованных голосов. Вскоре небо разорвало пение труб.
Келлхус неотрывно смотрел на него своими сияющими, пустыми глазами.
Но Найюр уже отвел взгляд и принялся осматривать просторы, открывающиеся на западе, и выстроившиеся там шеренги и прямоугольники Священного воинства. Длинные шеренги доспешных всадников рысью двинулись вперед, за ними — располагавшиеся позади пехотинцы; они шли, словно человек, спешащий поприветствовать друга. Выстроившиеся примерно в полумиле от них фаним ждали, пока айнрити преодолеют этот отрезок пересеченной местности, сдерживали своих разгоряченных породистых коней и пригибались к их шеям, поднимая копья и щиты. С холмов понесся рокот их барабанов.
Дунианин маячил на краю видимости, царапающий, словно смертный укор.
«Что-то неладно…»
Лорды айнрити, стоявшие позади, запели.
По всей протяженности строя рыцари айнрити быстро обогнали пеших воинов. Из кустарника разбегались зайцы, мчались по иссушенной земле. Подкованные копыта сминали сухую траву. Вскоре Люди Бивня пересекли кочковатое пастбище; за ними тянулся огромный шлейф пыли. Небо потемнело от стрел язычников. Пронзительно заржали падающие лошади. Рыцари в доспехах катились по земле, и их топтали их же соратники. Но Люди Бивня сокрушили поле копытами своих коней. Подпрыгивающие наконечники копий принялись описывать круги вокруг приближающейся стены язычников, что словно бы была обнесена изгородью из серебристых шипов. Ненависть стискивала зубы. Военные кличи превратились в крики экстаза. Сердца и тела звенели от восторга. Есть ли еще что-либо столь же чистое, столь же ясное? Войско, раскинувшееся, словно распростертые руки священных воинов, обняло своих врагов.
Проповедь была проста.
Бей.
Умирай.
Серве осталась совершенно одна. Она избегала общества жрецов и прочих женщин, собравшихся на молитву в разных уголках лагеря. Она уже помолилась своему богу. Она поцеловала его и заплакала, когда он уехал, чтобы присоединиться к скюльвенду.
Серве сидела у их костра и кипятила воду для чая, как велел жрец-целитель Пройаса. Ее смуглые руки и плечи горели под лучами встающего солнца. Здесь под редкой травой скрывался песок, и Серве чувствовала, как песчинки натирают нежную кожу под коленками. Шатер вздымался и хлопал, словно паруса корабля на ветру, — странная песня, со вставленными наугад крещендо и бессмысленными паузами. Серве не боялась, но ее беспокоили разные мысли, вгоняющие ее в замешательство.
«Почему он должен рисковать собою?»
Потеря Ахкеймиона наполнила ее жалостью к Эсменет и страхом за себя. До его исчезновения Серве словно бы не осознавала, что живет посреди войны. Это скорее походило на паломничество — не такое, когда верующие путешествуют, чтобы посетить какое-либо священное место, а такое, когда люди путешествуют, чтобы доставить что-либо святое.
Чтобы доставить Келлхуса.
Но если Ахкеймион, великий колдун, мог исчезнуть, стать жертвой обстоятельств, не может ли оказаться так, что и Келлхус тоже исчезнет?
Но эта мысль не столько пугала ее — вероятность была слишком немыслимой, — сколько сбивала с толку. Человек не может бояться за бога, но человек может недоумевать, не понимая, следует ли ему бояться.
Боги могут умереть. Скюльвенды поклоняются мертвому богу.
«А Келлхус боится?»
Это тоже было немыслимо.
Серве показалось, будто она услышала что-то позади — тень какого-то звука, — но тут у нее закипела вода. Она встала, чтобы снять грубый чайник при помощи палок. Как ей не хватало рабов Ксинема! Ей удалось поставить чайник на землю, не обжегшись, — небольшое чудо. Серве выпрямилась, переводя дыхание и потирая поясницу, и тут теплая рука обняла ее и легла на ее раздавшийся живот. Келлхус!
