Ира Аллор - Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды
Эонвэ встал, направился к выходу. Обернулся на краю поляны — Айо сидел, подобрав под себя моги, мрачно перебирая опавшие звезды цветов.
— Если я увижу Златоокого… прежнего… что-нибудь передать ему?
— Спасибо, наверное, ничего не надо. Разве только, что я здесь. Ну и… — Айо, наклонившись, сорвал бело-звездный цветок. — Еще это: все же памятка.
— Что это за цветок? — тихо спросил Эонвэ.
— В Эндорэ росли.
Эонвэ осторожно взял цветок. Потом, не оглядываясь, широко и решительно зашагал прочь.
* * *
Эстэ пробудилась у тихих густо-прозрачных вод Лореллина — сон был не самым удачным и оставил смутное ощущение беспокойства. Ей почему-то захотелось, чтобы кто-то погладил по голове и успокоил. Но Ирмо рядом не было, и, может, к лучшему — ее возлюбленному и так волнений хватает. Он последнее время словно истончается, сгорает изнутри, и каждый новый бред выпивает из него силы. А бреда все больше и больше, напряжение, усталость, безнадежность висят в слепящем воздухе Валмара, и в Лориэн уже вползают отголоски разрушения и тления. Задыхается хрупкий, обособленный мир…
Эстэ вздохнула, привычно ополоснула лицо водой Лореллина и огляделась. Недалеко от нее, на ложе из пушистых трав, укрытая невесомым, словно сотканным из росы покрывалом, спала Варда. Годы Арды оказались тяжелы и для нее, хранительницы Замысла, не знающей по определению боли и усталости. По крайней мере, в глазах всего Валинора…
Владычица Амана спала, золотые волосы струились в траве, руки свободно и расслабленно лежали вдоль тела — ослепительно красивая статуя. Веки слегка дрожали, и почти неуловимая улыбка, словно скачущий по волнам солнечный блик, скользила по лицу.
Лориэн лечил, утешал, баюкал то, давнее…
* * *
Приближаясь к Отцу, она чуть не столкнулась с Мелькором, огорченным и взволнованным. Испуганно посторонившись, она продолжила свой путь и предстала перед огненным взором, казалось, видящим ее насквозь. И что-то в нем еще было, то ли тревога, то ли горечь. Что опечалило Единого? Видимо, отлучки первого из Айнур… Как-то Мелькор начал рассказывать ей об увиденном, и все ее существо наполнилось тоской о невидимом и недостижимом, но желанном…
Она попыталась увидеть. С отчаянной решимостью предпринимала попытку за попыткой проникнуть за пределы светящихся чертогов, пока, рванувшись из всех сил, поглощенная одним желанием — услышать и увидеть ту, иную музыку, не оказалась — вне. На краю бесконечности, невозможно, невыносимо величественной и столь же подавляюще прекрасной. Бесчисленные миры, как искры и капли прозрачного света, кружились в такт Музыке — показавшейся щемяще, до боли знакомой — словно она слышала ее всегда. Ей захотелось самой лететь в удивительном танце, отдавшись на волю мелодии, но она только робко потянулась к мерцающим огням и выдохнула пришедшее откуда-то слово, которое было — всем этим: Эа!
Радость узнавания захватила Айни, словно она вернулась домой. Какое чудо… И им обязательно надо поделиться — с тем, воздушно-хрупким, насмешливым и задумчивым, непредсказуемым, — когда они рядом, казалось, все вокруг стихает и блекнет, боясь отвлечь, и становится до неясной боли светло — кажется, не выдержать невозможного, невыносимого счастья, не вместить…
Взглянув еще раз на искрящийся мир, она повернула назад. Путь ее пролегал через Чертоги Творца, и она решила рассказать — может, Мелькор объяснил как-то не так? Да и не было у нее никаких тайн от Сотворившего — наоборот, с кем еще посоветоваться, уловить очередную крупицу великой мудрости и вечного Света?
* * *
Взгляд Творца, обращенный к ней, был печален, но она вся сжалась от ощущения непреклонной Воли, исходящей от Него.
— Ты ходила по путям Мелькора, дочь Моя… — медленно проговорил Он.
— Да, Отец. И я видела то же, что и он, и… это действительно красиво, — прибавила она, робея, — то есть… мне показалось прекрасным… — еще тише произнесла она, смешавшись под пристальным и уже явно неодобрительным взором Эру. Впрочем, недовольство исчезло, осталось лишь знакомое сожаление, если не огорчение.
— Что-то не так, о Единый? Что огорчило Тебя в моих словах?
— Та красота, что ты видела, — обманчива. Во Тьме нет жизни — ибо она, жизнь, лишь во Мне. Мелькор не понимает этого, будучи одержим гордыней и нетерпением, и он принес оттуда Зло. И принесет еще, если не одумается. Но говорить с ним сейчас бесполезно, ибо ожесточил он сердце свое, и самонадеянность ослепила его. И не видит он ничего, кроме Тьмы. Но больно Мне, что, будучи Первым из Сотворенных и обладая силой и многими Дарами, прельстит он остальных Айнур, и все погибнет, и вы обретете лишь Пустоту — ибо ничего другого дать он не может… И обратитесь в ничто, пойдя по его пути, ибо Ничто и Я — несовместимы, а Пустота враждебна Мне, и лишь Мной вы живы…
Айни Варда испуганно внимала печалыю-ласковому голосу, за мягкостью которого читалась неумолимая Сила. Любовь и даже сочувствие к Сотворившему, столь искренне обеспокоенному судьбой своих творений, мешались со страхом, еще полуосознанным, но проникшим во все ее существо…
— Если пожелаешь, Эру, я не буду видеть, — повинуясь возникшему внезапно порыву, прошептала она. — Если это воистину Зло и это огорчает Тебя — я больше не буду.
— Вижу Я, что ты понимаешь Меня и тебе открыта Моя Воля, — милостиво прозвучал голос Творца, — посему Я прошу тебя помочь Мне… — Айни задохнулась от удивления — ее, сотворенную, просит о помощи сам Эру! — Ты должна помочь Мне противостоять лжи Мелькора. Я не теряю надежды, что когда-нибудь он исправится… — бесконечное терпение и всепрощение исходили от сияющего лика, — …но, пока не осознает он Истину, может немало бед сотворить… Ты будешь Моей помощницей, возлюбленная дочь Моя, — и дам Я тебе власть убеждать других, что нет ничего доброго во Тьме — вообще ничего там нет, и да не увидит никто того, что видели вы, ибо Мелькор уже сильно поражен Тьмой, и тебя коснулась ее разрушающая сила, но сила души твоей поборола соблазн. «Ничто» обманчиво принимает прекрасные образы, но гибельно оно для всего Живого.
А потому, дабы сохранить Жизнь и Красоту, которые суть Свет, Зло и Тьму должно уничтожить, — и да погибнут предавшиеся ей. Я вижу великую борьбу, и на тебя Моя надежда — ты и те, кто с тобой, охранят Замысел от Искажения, и с вами пребудет Милость Моя. И вне ее не сможет существовать никто и ничто, ибо Я — Единый, Начало и Конец, и нет ничего, что существовало бы без Меня…
Варда слушала, исполняясь благоговения, и в то же время что-то больно укололо душу — не рассказать — никому? Не поделиться пережитым — пусть это и дурной опыт — с ним, с тем, от кого у нее нет тайн? Их души открыты друг другу, они делятся всеми мыслями — и вдруг между ними встанет… ложь? — Она испугалась этого слова, поспешно даже в мыслях заменив его на «тайну», но легче не стало.
