Николай Князев - Владигор. Римская дорога
— Первое нарушение совершил ты, — отвечал Владигор. — А я лишь исправляю то, что ты испортил. Это ты жаждешь власти над Римом, а не я…
— Послушай, наша перебранка ни к чему не приведет. Давай присядем и поговорим рассудительно и неторопливо. Не как люди, а как боги. Я, правда, до сих пор не понимаю, почему Юпитер присвоил тебе этот титул, ведь ты его ничем не заслужил. Ну да ладно… Я уважаю старика, хотя он подозрителен и мстителен не в меру. Но таковы уж все старики — они чуют, что нашелся кто-то посильнее и вот-вот скинет их с насиженного местечка, и потому начинают волноваться и метать молнии в кого попало. Но мы же с тобой молоды, Владигор, и потому равны…
Он уселся на скамью, идущую вдоль стены, небрежным жестом потеснив стоящие на ней глиняные изваяния, одно из которых упало на пол и разбилось. Внутри оно, оказалось полым, служа прибежищем для множества пауков. Они тотчас разбежались во все стороны и скрылись в щелях между каменными плитами пола.
— Ну что ж, поговорим как боги… — отвечал Владигор. — Зевулус, мне не нужна эта война, и я ее прекращу. Неважно как — победив персов или заключив с ними мир. А затем я докончу то, что начал, и если ты будешь мне мешать, я тебя убью.
— О мой недруг, почему бы тебе не убить меня прямо сейчас?.. Другого-то случая может и не представиться…
— Хорошо. Спустимся вниз и вступим в бой.
— Ты слишком торопишься. Ты еще не выслушал меня.
— Говори…
— Мне нужен ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ. ТВОЙ ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ. Если ты отдашь его мне, я, может быть, и оставлю тебя и твоего молокососа Гордиана в покое… на время, пока я буду занят более важными делами… Ну как, договорились?
— Нет.
— Ты же силен, Ненареченный бог. Зачем тебе какой-то камень? Ты и без него прекрасно можешь править Синегорьем. Он пригоден лишь для того, чтобы узнавать о грядущих затмениях и открывать врата времени. Но о затмениях тебе расскажут астрономы, а врата времени — к чему они тебе?
— А тебе?
— Когда я стану первым среди богов, врата мне пригодятся.
— Не выйдет, хотя бы потому, что я никогда не уступлю камень тебе. Это все равно что вложить в руки убийцы нож.
— Как благородно! Неужели, прожив столько лет в этой клоаке, что называется Римом, тебе не надоело быть благородным? Рим утратил право на существование, когда надел на маленького мальчика тогу лишь для того, чтобы его убить, а палач изнасиловал девочку потому, что не мог казнить девственницу.
— Этот Рим принадлежит прошлому, и я не собираюсь его возвращать.
— Ну ладно, ладно, не хмурь брови, договоримся иначе. Создай Хранителя времени из Гордиана, получи камень для Рима и… отдай его мне. В конечном счете, мне все равно, каким ВЕЛИКИМ ХРАНИТЕЛЕМ владеть.
Владигор разомкнул магический круг и шагнул к Зевулусу.
— Мразь! Да я задушу тебя собственными руками…
— Не меня, а себя, — захохотал Зевулус.
В то же мгновение чьи-то пальцы, невидимые, но необыкновенно сильные схватили Владигора сзади за горло. Он попытался разжать их, но с таким же успехом мог бы гнуть стальные прутья. Владигор ударил локтем того, кто, по его разумению, должен был находиться у него за спиной, но неведомый враг увернулся.
— Не люблю, когда в моем доме ведут себя буйно… — прошипел вкрадчивый голос.
Пальцы сдавливали горло все сильнее, и Владигор начал задыхаться. Тем временем Зевулус обыскивал одежду синегорца. Владигор изо всей силы пнул чародея ногой в живот, и тот отскочил, согнувшись от боли.
— Я так и думал, — выдохнул Зевулус, хватая ртом воздух. — Ты слишком хитер… и ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ при тебе нет… Ну что ж… лучше услышать «нет», чем не услышать вообще ничего…
Цепляясь за стену, Зевулус двинулся к выходу. В дверном проеме он обернулся и погрозил желтым сухим кулаком Владигору. Стены храма заходили ходуном, будто собирались рухнуть, и чародей исчез. А невидимые руки продолжали стискивать шею Владигора. Чудилось, что храм наполнили многочисленные черные тени, они извиваются и строят Владигору мерзкие рожи… Еще мгновение, и пальцы невидимого великана переломят синегорцу хребет… И тут отчетливая и ясная мысль, будто вспышка молнии, мелькнула у него в мозгу…
«Я не вижу этих рук… так пусть он не чувствует моего тела…» Все свои магические силы, Владигор вложил в это краткое заклятие.
И неведомые руки разжались… Владигор вырвав из ножен меч, нанес удар туда, где, по его предположению, находился враг, но клинок рассек пустоту. За спиной Владигора никого не было. А стены храма по-прежнему ходили ходуном, и тени, свиваясь в кольца, метались из стороны в сторону… Змеиная шкура сама скользнула ему в руку, будто опасалась, что впопыхах синегорец о ней позабудет. Владигор выскочил наружу, но яркий солнечный свет не вернул отчетливости очертаниям предметов — лишь к причудливым извивам серых теней прибавилась пляска сине-красных кругов. В глазах Владигора все помутилось, он оступился на краю полуразрушенной башни и полетел вниз, скользя по крутому склону. Тени, вырвавшись из храма, неслись за ним, но не могли настичь. Без сознания упал Владигор у подножия башни, а когда пришел в себя, и разлепил веки, солнце в кровавом облаке уже заходило за горизонт.
Прежде чем прижечь и перевязать рану, врач дал Гордиану выпить настойки мандрагоры. Весь остаток дня, ночь и весь следующий день император проспал. Никогда прежде не снились ему столь удивительные сны. Он видел себя прогуливающимся вместе с Мизифеем в тени портика в яркий летний день. Беседа текла неторопливо, будто вода из мраморного фонтана.
— Если ты видишь человека, который в жаркий полдень или в дождь идет посредине улицы, а не скрылся в тени портика, что ты подумаешь о нем? — спросил Мизифей.
— Что он глуп… — ответил Гордиан и, помолчав, добавил: — Или его мысли текут иначе, чем мои.
— Мысли слишком многих римлян текут иначе, — заметил Мизифей.
— Порой нелепые мысли приносят удивительные плоды…
— Увы, эти мысли бесплодны.
— Не во власти императора указывать другим, как мыслить. Достаточно того, что я указываю, как поступать.
Мальчик лет шести в белой тоге с пурпурной полосой, какую положено носить в его возрасте, подбежал к ним, неся в ладошках штук пять или шесть большущих сосновых шишек.
— Какая тебе больше нравится, доминус? — спросил он у Гордиана и прищурил светло-голубые, казалось, светящиеся изнутри глаза.
Одна их шишек была на редкость огромна — под каждой толстой чешуйкой прятался крупный, черный орешек. Гордиан протянул руку, чтобы взять подарок, и с удивлением заметил, как изменилась его ладонь — она сделалась шире, и вдоль ладони змеился тонкий белый шрам… Это была рука совершенно другого человека…
