Кристоф Хардебуш - Ритуал тьмы
В этот момент в дверь постучали.
— Войдите, — рявкнула она, думая, что это ее муж или Марцелла.
Но в комнату вошел Никколо. Вид у него был смущенный.
— Ты уронила зеркальце? — спросил он, увидев осколки на полу.
— Нет. Я только что бросила его о стену, — холодно ответила девушка. — Чем могу служить?
Никколо беспомощно поднял руки, не зная, что сказать. За эти годы он изменился сильнее остальных — угловатый подросток превратился в настоящего мужчину, носившего потертый костюм так, будто это мантия короля. И выражение его глаз позволяло понять, что этому юноше довелось пережить.
— Ничем, я просто хотел с тобой увидеться. Убедиться в том, что у тебя все в порядке.
— Что ж, у меня все в порядке, как видишь, — раздраженно отрезала она. — Теперь можешь пойти к Эсмеральде и проверить, как там она.
Смущенно кивнув, Никколо уже повернулся к выходу, но тут Валентине стало стыдно за свою грубость.
— А сам-то ты как? — уже спокойнее спросила она. — Наверное, последние годы были для тебя просто ужасны.
Никколо робко улыбнулся.
— Иногда мне по-прежнему снится, что я сижу в той шахте, если ты об этом. Это было кошмарное место, и я очень благодарен Людовико за то, что он спас меня. Это еще одна причина, по которой я пришел к тебе. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты послала его ко мне.
— Ты об этом знаешь? Людовико тебе рассказал?
— Даже если бы он мне ничего не говорил, я все равно догадался бы. У него самого не было причин рисковать жизнью ради меня. Ему не свойственны столь благородные жесты.
— Он поехал в Албанию, чтобы вызволить тебя из плена Али-паши, — резко напомнила ему Валентина. — Да, он сделал это потому, что я его попросила. И это притом, что он знал, почему я его об этом прошу. И если я правильно поняла твой рассказ, Людовико чуть не погиб, спасая тебя. И он, по крайней мере, был честен со мной в отношении того, что касается его натуры. Так что не надо мне тут рассказывать о благородных жестах.
Кивнув, Никколо молча опустил голову и на мгновение вновь напомнил Валентине того юного итальянца, в которого она когда-то влюбилась.
— Ты права, — пробормотал он. — Я не рассказал тебе правду, ни в Женеве, ни в Париже. Я думал, что смогу защитить тебя, если просто уйду, но сейчас я понимаю, как ошибался. Людовико правильно поступил, открывшись тебе, — расправив плечи, он взглянул ей в глаза. — Я больше не могу лгать, Валентина. Слишком уж долго тянется эта ложь. В темнице Али-паши у меня было время на сожаления. Я пришел сюда сказать тебе, что я тебя люблю и всегда любил. Я надеюсь, что ты сможешь меня простить и уедешь отсюда вместе со мной.
Валентина взглянула на него, и что-то в ней сломалось. Она пыталась забыть Никколо. Пыталась поверить в то, что он ее не любит. Пыталась убедить себя в том, что сама не любит его. Но вот он стоит перед ней, и куда пропало все ее хваленое самообладание? Девушка закрыла глаза. «Если бы ты сказал мне об этом раньше. Тогда, в той жизни, когда мы еще были свободны от своих проклятий».
— Слишком поздно, Никколо, — мягко сказала она. — Я не могу оставить Людовико и не сделаю этого. Я кое-что пообещала ему за то, что он спасет тебя.
— Что ты пообещала? — Никколо произнес это так медленно, будто только учился говорить.
— Я обещала Людовико, что больше никогда не буду с тобой видеться и не буду искать встречи с тобой. Он привез тебя сюда, чтобы ты мог позаботиться о своей сестре и об Эсмеральде, но когда мы покинем это место, то каждый двинется своей дорогой. На этот раз мы расстанемся навсегда.
— Но ты… ты не можешь так поступить, — пролепетал Никколо. Кровь отлила у него от лица. — Он не может этого от тебя потребовать.
— Он этого и не требовал, — от горечи у Валентины перехватило дыхание. — Я сама ему предложила. Людовико всегда держит слово. Именно поэтому ты еще жив и сейчас находишься в Ареццо. Разве я могу подвести его?
Она видела, как сжались его кулаки.
— Даже если надежды нет, я рад, что все тебе сказал, — прошептал Никколо, стараясь держать себя в руках. — Я тебя люблю.
— Я знаю, — мягко ответила она. — Я тоже тебя люблю.
Подойдя к Валентине, он заключил девушку в объятья, и, прежде чем она успела возразить, их губы слились в поцелуе.
В дверь опять постучали. В комнату с нарочито приветливой улыбкой на лице вошел Людовико.
— Боюсь, что помешал вам, но я полагаю, ты и так собирался уходить, не так ли, Никколо?
Итальянец молча покинул помещение.
53
В прихожей громоздились сундуки, чемоданы и тюки — запасы, которые понадобятся им в дороге. Уже на рассвете все вещи погрузят в карету и телегу и… Пора будет покидать Ареццо. Никколо знал, что мысль о том, что придется вновь оставить родину, должна вызывать в нем более сильный отклик, но он ничего не ощущал. Слишком уж долго он пробыл на чужбине, слишком уж изменился, чтобы сейчас считать этот величественный замок своим домом.
Послышался какой-то тихий звон.
— Ты что-то слышал? — спросил он у Людовико, но тот лишь покачал головой. — Мне показалось, будто…
И тут раздался пронзительный вопль, оборвавшийся столь же неожиданно, как и начался. У Никколо мурашки побежали по коже.
— Валентина! Марцелла!
Людовико уже вскочил и бросился к двери, прежде чем Никколо успел отреагировать. Он побежал за вампиром по короткому коридору к прихожей — и замер на месте.
На верхней ступеньке лестницы в одной только ночной рубашке стояла Валентина. Кровь отлила от ее лица. За ее спиной Никколо увидел женщину, вокруг которой вились Тени.
Людовико тоже остановился, а затем сделал осторожный шаг вперед.
— Стойте! — крикнула женщина, опуская руку на плечо Валентины.
Это была Жиана. Она презрительно усмехалась.
Из других комнат на первом этаже выбежали какие-то люди — мужчины и женщины, в которых Никколо узнал отродье Жианы. Взгляд Людовико заметался от одного врага к другому, затем вампир повернулся к Валентине. Следуя приказу, он не двигался с места.
— Наконец-то мы все здесь собрались. — Голос Жианы так и сочился злорадством. — Должна признать, что убить вас крайне сложно, граф Вивиани. С вашими английскими друзьями все обстояло намного проще. Но теперь мне не нужно прибегать к ядам, порошкам и всем этим секретам. Сойдет и так.
— Отпусти ее, — удивительно спокойно произнес Людовико. — Тебе же нужен я. Зачем тебе она?
Жиана рассмеялась, и этот заливистый радостный смех был столь же неуместен, как и на похоронах.
