Городская фэнтези-2006 - Руденко Борис Антонович

— Ясно, — рассеянно кивнул я. Уверенности в том, что на ноги поставят, не было — только глухая тоска и желание послать все и вся к черту. В общем, мой обычный депрессивный настрой. От жизни я уже не ждал ничего хорошего. Жизнь выколотила меня, как прикроватный коврик, истязая напоследок страшным недугом.

Прибыли. Держась за больной бок, я выбрался из машины «Скорой помощи». Неподалеку возвышался трехэтажный корпус «больнички». Нас уже ждали. Предупредительные врачи в белых халатах спешили навстречу, словно я — важный правительственный чиновник, а не простой писатель-фантаст.

— Здравствуйте! — крикнул фельдшер издалека.

— Здравствуйте, здравствуйте, — откликнулись они и затрясли головами дружно, как бараны в мультфильме.

— Мое почтение, — пробормотал я и закусил губу — накатила такая боль, что я едва не потерял сознание.

— Так-так-так, — проговорил один из докторов, обходя меня полукругом, — что тут у нас?

— Тут у нас печень, — с кислым видом сказал я, — очередной приступ, похоже…

— Так-так-так, — повторил доктор, не выказав и тени сочувствия. Впрочем, к отсутствию сочувствия со стороны врачей за долгие годы лечения я успел привыкнуть. — Ну что, пойдемте?

— Я вас провожу, — взял меня под локоть тот, что помоложе, с открытым приятным лицом.

— Не надо, — отказался я, высвобождая локоть, — сам дойду.

— Надо, надо, — мягко сказал он. — Я помогу вам, вы не волнуйтесь.

Тут я заметил, что врачи и толстый фельдшер как-то странно переглядываются. Словно знают что-то такое, о чем я и представления не имею.

— Пока, С-серега, — проговорил фельдшер с какой-то слишком торжественной интонацией и поднял руку — попрощался.

— Увидимся еще, — сказал я.

Он махнул ладонью, развернулся и полез в «Скорую» — толстый хамоватый фельдшер, предопределивший мое возвышение.

Палата, куда меня поселили, совсем не походила на больничную, скорее на комфортабельный гостиничный номер с душевой кабиной и туалетом. На тумбочке, дополняя уют, стояли цветы в синей вазе. На стенах висели картины — пейзажи и портрет какого-то мрачного типа в круглых очках. Огромное зеркало занимало почти половину стены. На стуле лежала аккуратно сложенная пижама, рядом стояли тапочки. Я сел на широкую кровать и вздохнул…

Моя бывшая жена считала меня неудачником, потому, наверное, и ушла от меня однажды осенью. Она, бывало, кричала мне в порыве накатившей на нее беспричинной ярости:

— От таких, как ты, нет никакого проку! Что ты можешь?! Ну что ты можешь?! НИ-ЧЕ-ГО!

— Я умею летать, — отвечал я.

— Другие мужики как мужики, покупают квартиры, меняют машины!..

— Любовниц, — вставлял я и тут же жалел об этом. Своими шутками я выводил ее из себя до крайности.

— Все бы тебе шутить! — орала она. — Ты — бестолочь! Бесполезный предмет мебели!

— Вовсе нет, — возражал я, — я летать умею.

— Что ты заладил одно и то же?! Вот тоже выдумал глупость! Что ты хотя бы сказать этим хочешь? Нет от тебя никакого проку!

— Как же нет, если я летать умею…

Со временем ей все же удалось убедить меня в том, что я неудачник. Лузер из лузеров. Эта мысль приходила ко мне постепенно, после каждого очередного скандала я подолгу стоял на балконе, курил, смотрел на звезды и думал. С возрастом все меньше веришь в свою счастливую звезду, все чаще осознаешь, что многое уже не успеешь сделать. Вспоминая свою жизнь до болезни, я не мог припомнить, чтобы мне хотя бы раз по-настоящему повезло. Всякий раз, чтобы что-то получить, мне приходилось прилагать слишком много усилий. Ничто и никогда не давалось мне просто так, с бухты-барахты. Всю свою жизнь я карабкался на скалы и неизменно срывался вниз, на острые камни.

— Прости меня, Инночка, — говорил я все чаще и чаще. С тех пор, как я осознал себя неудачником, извиняться перед ней вошло у меня в привычку.

Она воспринимала мои «прости» как должное. Но лицо ее в эти моменты кривилось от презрения ко мне. Она отворачивалась, не желая меня видеть. Молчала в ответ на мои слова, не желая со мной разговаривать. И все реже бывала дома, не желая даже чувствовать меня рядом.

А потом наступила осень, и она ушла. И еще много произошло такого, о чем даже вспоминать не хочется.

Потом я заболел, и болезнь протекала мучительно. Дошло до того, что я уже не узнавал себя, глядя в зеркало, так измотала меня эта неожиданная и страшная хворь. Желтая кожа, растрескавшиеся губы, темные крути под глазами, тусклый взгляд человека, уставшего от всего на свете…

Она навестила меня только однажды. Во время очередного приступа в больнице я потерял сознание от боли. Я лежал и медленно приходил в себя, глядя в расплывающийся белый потолок. Ее красивое лицо вдруг вынырнуло из ниоткуда и оказалось прямо передо мной. В первый момент я даже не понял, как такое произошло, откуда выплыло это удивительное видение, и едва не задохнулся от охватившего все мое существо счастья.

Случилось чудо. Инночка пришла меня навестить. Она принесла апельсины, салат в пластиковой коробочке и какие-то китайские таблетки, которые, по ее мнению, должны были способствовать моему выздоровлению. Врач потом высыпал их в раковину, назвав отвратительной гадостью, которая мне противопоказана.

— Ты замечательно выглядишь, — пробормотал я, как только осознал, что мое волшебное видение чудесным образом материализовалось, обратившись в мою бывшую жену.

— Тебе только кажется, — ответила она, — я устаю, много работаю…

— Как с личным? — не удержался я от вопроса.

— А тебе не все равно? — огрызнулась она.

— Да, ты права, — я вздохнул, — теперь уже, наверное, все равно. — И прикрыл глаза. Страшная усталость навалилась, раздавила меня. Меня душили рыдания, но я не мог позволить себе плакать в ее присутствии, она и так считала меня слабаком и неудачником. — Знаешь, Инн, — сказал я, с трудом справившись с собой, — когда я умру, то обязательно прилечу за тобой.

— Опять ты говоришь глупости, — она вздохнула, — мне не нравятся твои глупые фантазии.

— Думаешь, мертвые не могут летать? — спросил я.

— Ты не умрешь, — ответила она, — я говорила с врачом. Ион сказал…

— Если бы ты только знала, как я люблю тебя, — выдохнул я. — Я обязательно прилечу за тобой, когда умру. Вот увидишь.

— Ну, все, мне пора.

Она встала. На ее лице читалось неудовольствие. Моя бывшая супруга явно жалела, что пришла меня навестить. Мне хотелось броситься к ней, обнять, заставить остаться, но я ничего не мог поделать, просто лежал и смотрел на нее.

— Выздоравливай, — сказала Инна, повернулась и ушла.

Больше я ее не видел.

Дверь открылась. В палату вошел молодой доктор, тот, что поддерживал меня под локоть. В руке у него был медицинский пластиковый чемоданчик с красным крестом на крышке.

— Давайте-ка сделаем вам укольчик, — сказал он.

— Давайте, — согласился я, — если это поможет.

— Еще как поможет, еще как…

Он положил чемоданчик на стол и открыл его.

— Послушайте, — обратился я к нему, — я не совсем понимаю. Эта палата похожа на гостиничный номер. Я не заметил таблички у входа. Это вообще больница?

— Научный центр, — ответил он, вскрывая ампулу. — Могу вас заверить, что вам очень повезло. Здесь у нас стационар. Тут мы проводим лечение…

— И пишете диссертации, — кивнул я с самым кислым видом.

— Напрасно вы так, — заметил доктор. — Наши методы лечения — самые прогрессивные в мире. Вам очень повезло, что вы у нас оказались.

— Поживем — увидим, — ответил я. — Только хотелось бы пожить подольше.

— Еще как поживем, — заверил меня доктор. — И хорошо поживем. Ложитесь…

Укол оказался весьма болезненным.

— Ну вот, — сказал доктор, — скоро должно наступить облегчение. Полежите пока. Если что-нибудь понадобится — жмите на кнопку. Она расположена с правой стороны от кровати. К вам придет дежурный врач.

— Хорошо, — ответил я и тут, к своему удивлению, ощутил, что боль из правого бока уходит. Неужели укол помог? Так скоро?!