Стеклянная Крепость (ЛП) - Дрейк Дэвид

Волосы встали дыбом по всему телу Гаррика; паутина волшебного света вспыхнула еще ярче. Птица закудахтала громче, чем прежде.

Слюдяные стены исчезли, погрузив Гаррика в плоскость переплетающихся фигур.

***

Илна последовала за Чалкусом и Меротой по холодному, отполированному камню моста. Трава между пальцами ног, по контрасту, казалась приятной.

Перед ними был круглый храм, ярко освещенный солнцем в сосновой роще. Крыша была позолочена — или просто золотая? Она не думала, что это имеет значение, и посередине у нее было круглое окно. Снаружи были высокие колонны, а во внутреннем кольце — вдвое меньше более тонких колонн. Их количества были слишком велики, чтобы Илна могла определить их без подсчета, но она инстинктивно была уверена в пропорции.

Мерота оглянулась на Илну, но затем ее взгляд скользнул мимо. — О, — воскликнула она. — Он исчез.

Илна оглянулась через плечо. Мост, сплошная масса розового и серого, исчез в клубящейся белой стене. Только кое-где Илна могла разглядеть над туманом верхушку дерева, растущего в лабиринте за мостом.

— В живых изгородях нет ничего из того, что мы хотели, дитя, — сказал Чалкус, придавая их окружению вид, отличный от того, как он оглядывался вокруг до того, как сошел с моста. Вместо того чтобы искать опасности, он теперь рассматривал остров как место, где, возможно, захотели бы оказаться маленькая девочка и ее спутники. — Здесь солнце светит яснее. И если бы мы захотели вернуться назад, наша Илна отправит нас туда одним щелчком пальцев. Не так ли, любовь моя?

— Я не думаю, что в этом будет необходимость, — сурово ответила Илна. Она направилась к храму, позволяя своему разуму впитывать не только форму, но и причины, стоящие за формой здания, во всех деталях. Она разложила мотки пряжи параллельно — на левой ладони и зажала их большим пальцем, но пока не начинала их связывать.

На острове было много растительности — сосны, окружающие храм, и цветы и трава, покрывающие землю. Все это было довольно мило, если кому-либо нравились подобные вещи, и Кэшел, несомненно, сказал бы, что из острова вышло бы прекрасное пастбище.

Однако здесь не было ничего, что могло бы пригодиться в пищу человеческим существам. Что ж, Илна не собиралась оставаться на острове дольше, чем потребуется, чтобы найти дорогу обратно в свой собственный мир. У нее там были дела с Двойником.

Она подошла к храму. Он стоял на платформе c тремя невысокими ступеньками. Пол внутри был выложен мозаикой из крошечных камешков с узором, таким же тонким, как переплетающиеся волокна птичьих перьев. С любого расстояния пол казался серым; на самом деле он был черно-белым — то одно, то другое. Только глаз зрителя смешивал цвета.

Чалкус водил Мероту по зданию, стараясь держаться подальше от Илны. Хотя это не имело значения: когда она сосредотачивалась на сложном узоре, ничто не мешало ей в этом.

И это был очень сложный узор. Это был каждый лист и корешок гобеленового сада, и это было нечто большее.

Илна начала завязывать узлы из пряжи, прорабатывая ими большой узор на камне. Она вошла в собственно святилище и сосредоточилась на крошечном сегменте: кусочке, достаточно маленьком, чтобы его можно было накрыть ладонью.

Она посмотрела вверх, на отверстие в крыше. Это был глаз здания, не только часть узора, но и окно сада в более широкий космос. Решетка над ним была сплетена из золотой проволоки такой тонкой, что она расплывалась на солнце, как блеск масла на воде. В масляном пятне тоже могли быть истории, и душа сада была в этом золотом глазу.

Звери, называвшие себя Принцами, говорили о Едином, который создал сад. Если Единый существовал, он оставил свой след в этом глазу; но Илна все больше верила, что сад, гобелен, соткался сам собой, в, то время как космос сгустился из хаоса.

Здесь таилась опасность.

Мерота закричала. Илна выглянула из пронизанной светом сложности своего разума. Мерота кричала, вероятно, кричала и раньше, но Илна не замечала этого, пока картина, которую она визуализировала, не предупредила ее о том, что происходит в ее непосредственном окружении.

Чалкус стоял рядом со зданием, в изогнутой тени крыши. Его меч и кинжал прорезали яркие дуги – сквозь пустоту, ничто, затененное тьмой, что образовалась вокруг него. Рядом была Тень — она была сама по себе, а не от предметов, как обычно. Лицо Чалкуса было сосредоточенным, а губы сжаты в тугую линию.

Илна действовала инстинктивно, сняв с себя верхнюю тунику и бросив ее на ту часть мозаичного пола, которую никто — даже она с ее глазами и интеллектом — не смог бы отличить от любой другой части переплетенного рисунка. Мягкая шерстяная ткань бесшумно опустилась, заслонив узор на камне от света, струящегося сквозь решетку над обращенным вверх глазом храма.

Тень исчезла. Чалкус вырвался на свободу. Только теперь он закричал: безмолвно, бездумно — рев огромного зверя, выпущенного из капкана. Его лезвия снова заплясали, рассекая пустой воздух и пропахивая в почве тонкие, как бритва, борозды. Трава и дюжина лютиков упали, став желтыми жертвами сверкающей стали.

Чалкус посмотрел на Илну широко раскрытыми, полными ужаса глазами. — Что это было, дорогая моя? — спросил он.

— Все в порядке, — ответила Илна. — Это...

Она кивнула на свою тунику. Она сама соткала это полотно, простую ткань, такую же тонкую и мягкую, как лучший шелк.

— Я разрушила узор, — сказала она. — На самом деле Тень — часть этого храма. Часть гобелена, необходимая часть, как я понимаю. Я могу с ней справиться.

Илна посмотрела на сплетенный узор у себя в левой руке. Она не уронила его, когда снимала тунику. Она не помнила, как двигалась, только то, что двигалась. — «Моя... моя душа», — предположила она. Ее душа знала, что делать, и ее тело сделало это без участия ее разума.

— Пока твоя туника лежит там, тварь в ловушке? Это то, что ты хочешь мне сказать, дорогая? — спросил Чалкус. Он мотнул головой в сторону одежды, которую она с обманчивой легкостью швырнула на пол. — Значит, мы в безопасности?

Мерота стояла, молча, покусывая костяшки пальцев левой руки и пристально глядя на Чалкуса. Она на мгновение перевела взгляд на Илну, затем снова перевела его на моряка.

— Да, мы в безопасности, я же сказала тебе, — отрезала Илна. Она подошла к тунике, подняла ее и натянула на плечи с большим трудом, чем когда снимала. — Не из-за этого...

Она постучала по полу большим пальцем ноги. Ей не нравился камень, но она могла им воспользоваться. Она могла бы использовать то, что лежало в основе этого узора, хотя он был таким же холодным и бессердечным, как крошечные кусочки, которые давали ему жизнь. Во всяком случае, дали ему существование.

— ... но потому, что я вижу все целиком. Он больше не посмеет нас побеспокоить. Илна начала улыбаться, но проглотила это выражение; это было бы хвастовством. Она тихо продолжала: — В другой раз мне, возможно, пришлось бы покрыть другую часть узора здесь, на полу; но я смогла бы. Он больше не придет.

— Тогда, дорогая... — сказал Чалкус. — Дорогая моя, — давай сейчас уйдем из этого места, не так ли?

— Я хочу уйти, — прошептала Мерота. — Пожалуйста. Пожалуйста.

— Если ты будешь вести себя тихо, — резко сказала Илна, — мы сможем уйти гораздо раньше. Выход находится в глазу над головой. Мне не потребуется много времени, чтобы найти способ открыть его для нас.

— Я не боюсь умереть, дорогая моя, — сказал Чалкус. Он улыбнулся, но на его лице было столько печали, сколько Илна никогда у него не видела. — Хотя, то место, куда меня тащила эта штука… Если и есть ад, любовь моя, то именно туда она меня и вела.

— Там Ад, — сказала Илна, вспоминая бесконечную серость и голос, который шептал ей. Она посмотрела на Чалкуса, затем на пряжу в своей руке. Она начала распутывать узелки и соединять пряди в другой узор.

— Мастер Чалкус, — сказала она, разглядывая переплетенную мозаику, пока ее пальцы работали, — я думаю, прежде чем открыть нам дверь, я возьму Тень на поводок. Таким образом, она не вернется, пока я буду занята тем, чтобы вытащить нас из этого места.