Янина Жураковская - Хранители времени
— Да на хрен он мне сплющился?! — заволновалась остроухая фигурка.
— Левее, левее! — подсказал маленький смерчик.
— Правее, правее! — немедля возразил большой.
Я припечатал «ромашку» с затянутым в неё кустиком к сестриному плечу и затянул болтающиеся концы нитей морскими узлами. Половины резерва как не бывало.
— Сморгни, вьюнош, да зри, шта вышло-та, — великодушно позволил дед.
Устроившийся на Янином плече кустик энергично замахал веточками. Осмотрев его, сестра расщедрилась на «Сойдёт». Зима, как какого-то щенка, потрепал меня по голове. Идио сделал пометку на обрывке пергамента.
— Ну щожь, — вздохнул лесовичок, — пора мне. Благодарствую за ласку, за беседу, а пуще всего — за подарочек ("И тебе спасибо, дедушка", — вразнобой ответили мы). Будет надоба, скажи, девонька: "Расцвети, мой цветик!", травка и появитси. Отмолвишь: «Спи-засыпай», на плечо возвернётси… Мене сюдыть, вам, сталбыть, тудыть. Прощевайте!
Он качнул головой и уверенно погнал ежиков в глубь березняка. Мигом отрастив десяток ножек, гриб шустро посеменил за хозяином. Мы по-бараньи таращились вслед лесному деду и его ежовой банде, пока они не скрылись из виду.
— Прошу вас, не говорите ни слова. Я хочу навеки запечатлеть этот момент в своей памяти. Старичок Лесовичок и стадо ежиков, — шепотом попросил я, повернулся — и издал дикий восторженный крик, от которого закачались верхушки берез, а Зиме на голову шлёпнулось растрёпанное воронье гнездо.
Возле тлеющего костра на клетчатой скатерти стоял большой термос, и лежали четыре бумажных пакета со знаком знаменитой сети ресторанов быстрого питания.
Почему любимый герой русских сказок решил попотчевать нас блюдами народной американской кухни, думать не моглось и не хотелось. В любом случае, это было очень мило с его стороны. Мысль не успела ещё осесть, а ноги сами собой резко выпрямились, бросив тело в прыжок из положения «сидя». Перекат, руки выудили из пакета булочку, нетерпеливо рванули бумажную обертку, зубы впились в мягчайшее тесто… "Быстрое питание — чума современной цивилизации", — с грустью подумал я, закидывая в рот остатки гамбургера, и только тогда заметил, что вампир, сестра и оборотень таращатся на меня с нескрываемым ужасом.
— Вы не будете? — удивился я и развернул следующую булочку.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Тематика: путевой дневник
Указание на автора: отсутствует
Дата: 0 год от П.Х.
Заключение экспертизы: подлинник
Источник: архивы Большой Изморской библиотеки
Описание: пять сильно повреждённых пергаментных
свитков с рукописным текстом на древнем Всеобщем.
Перевод: Йенн'ниэн Зима Шаэн'дарт, Старшая Хранительница
Предупреждение: для Посвященных Второго круга.
Пергамент первый.
<Начало затёрто, нечитаемо> пахли подозрительно, и сколько я не тщился, так и не смог узнать, из чего сделаны предивные <жирный отпечаток большого пальца, несколько слов неразборчиво> поостерёгся бы пробовать, но мои подопечные с таким упоеньем взгрызались в странные булочки, а желудок ворчал так жалобно, что я сдался. К слову, нездешние яства оказались совсем не плохи, а горчившая на языке коричневая вода бодрила не хуже прославленного эльфьего мирувора.
Упырь43 долго, с подозрением принюхивался, но лопал так, что за ушами трещало: он, мол, не оправился ещё от раны, и ему нуж<на уси>ленная кормежка… Я закинул удочку насчёт "прикопать его где-нибудь под кустом" и получил печеньице. ХВ смеялись очень весело. Я — нет.
Перекусив, мы отправились в путь, ведомые уже не мною, а клыкастым <затёрто>, как то предложил сам клыкастый <затёрто>. Он и впрямь неплохо знает здешние края: подружку-то навещал не один раз, а из Измор, если я верно помню, только прыгать можно, туда — ни-ни.
Березняк остался позади. Мы идём по холмистому редколесью, переходим вброд мелкие ручейки, огибаем овражки и болотца… Идём мы с Тироном44. Его упырья милость величаво шествует впереди, а Джен45 виснет на его локте, как оплетень на дубе. Беседа, впрочем, у них сугубо на военную тему (я не сую свой нос, но просто интересно): Джен — девушка разумная и к самообману не склонная. А в этом садке ей ловить нечего.
— Нашёл, — надменно растягивая слова, говорит упырь, — вот твой знак. Этвор, Стой-замри, оглушение, онемение или ослепле<ние> на срок <несколько слов неразборчиво> <что> тебе непонятно?
— Всё! — сердится Джен. — Ни человек, ни семург, ни даже вампир пальцы так не сложит. Это раз. А два, — шелест страниц, — вот!
— Янина Сергеевна, не демонстрируйте столь открыто своё невежество. Я склонен предполагать, что ваш провал обусловлен не внешними факторами, но исключительно недостатком практи<ческих упраж>нений.
— Чего? — переспрашиваю Тирона.
— Он сказал: "Янка, тупица, заниматься надо!" — переводит тот. — Тихо уже!
— Зим, совесть у тебя есть?
— Какая совесть? Я Тёмный, вселенское зло и… я хочу то же, что пил этот автор. А упо<требление тра>вы, что курил рисовальщик, стоит сделать обязательным на практи<кумах по пыто>чному мастерству. Как тебе идея? — весело спрашивает он, и я с<удорожно вцеп>ляюсь в лямки мешка, чтоб только вцепиться ему в глотку. Мою кни<гу ха>ять… ладно, Джен, но этот!..
— Короток и упрям, гори, запал, гори… — Тирон правой рукой похлопывает меня по плечу, а пальцы левой невзначай складывает для «заглушки». — Охолони, друг, у нас лу<чши>е места, нам и делать-то ничего не надо.
— Попробуй так… — вещает упырь, — нет, большой сюда, а мизинец…
— Так? — Тихий звук, похожий на хлопок. Упырь трясёт головой, как медведь, которому пчела влетела в ухо.
— Ты!!! — орёт он. — Э<затёрто>т, ты что натворила?! Я оглох! Яна!!!
— Лучше б онемел… — почти не шевеля губами, шепчет та.
— Саша? — упырь с надеждой оборачивается к нам.
Тирон лучезарно улыбается.
— Да ладно! Что случилось-то?
Пергамент второй.
<Пустоз>емский тракт стелется где-то по правую руку, но следовать за всеми его извивами и изгибами — потерять не меньше дня пути. Мы идём на север звериными тропками. Перелески сменя<ются луга>ми, те — зелёными дубравами и пологими холмами, и снова холмы, и снова перелески, и снова луга. Солнце печет безжал<остн>о, рубаха на спине промокла насквозь, виски ломит. Я то и дело отпиваю воды из фляжки, а Тирон едва бредет, хотя мешок его давно висит на плече упыря. Тот-то жары будто не замечает, да и Джен без устали шлепает босыми ногами по горячей траве.
Упырь в одиночестве шагает впереди. Он мрачен и угрюм — божья весть жжет, покоя не дает. Что-что, а божью весть, я всегда признаю: батя и покойный дед луны не могли прожить без доброй угрозы. Вдохновенья и смиренья упырю всыпали с лихвой, и веет от него такой безнадёгой, что мне почти его…
