Ксения Медведевич - Кладезь бездны
В кувшинчике кончилось вино.
Абу-аль-Хайр повертел стеклянный пузатый стаканчик - обычно из него пили чай - и сказал:
- Нерегиль велел передать, чтобы ты ждал его под Масабаданом.
Тахир глубоко вздохнул и протер кулаками запавшие, в красных прожилках глаза:
- Это правда, что двое сумеречных тварей, которых я приказал обезглавить, живы и рвут правоверных?
- Увы, но Всевышний попустил и это, о ибн аль-Хусайн.
- Всевышний много чего попустил в последнее время... - пробормотал парс, оглядываясь в поисках нового кувшина с вином.
- Не буду скрывать, - мрачно заметил вазир. - Меамори и Иэмаса бросали кости на то, кому достанется твое сердце, а кому печень.
- Мразь, - пробормотал Тахир, выуживая из-за подушек еще один запечатанный глиняный кувшин. - Все крови нашей не напьются, сволочи...
Абу-аль-Хайр осуждающе покачал головой:
- Ты поддался гневу, о ибн аль-Хусайн. Их жизни тебе были не дозволены, зачем ты покусился на них?
Тахир хмыкнул, смерил вазира взглядом воспаленных, кровью налитых глаз - и вдруг рассмеялся:
- Да ты вовсе ничего знаешь!
Абу-аль-Хайр нахмурился и завозился на ковре. Парс отсмеялся и неожиданно мрачно проговорил:
- В ту... ночь... сумеречники как с цепи сорвались. Выли, голосили, заводили такие рулады, что кошки бы обзавидовались. И бросались на людей. Началось с того, что разорвали горло одному из наших. За что, никто так и не понял. Сумеречники верещали, что якобы мы кого-то бросили умирать на площади. Началась драка. Серьезная такая, со смертоубийствами. Им, похоже, все равно, кого рвать было, лишь бы кровь человеческая текла. Гулямчонка убили. Мальчишке десяти лет еще не было. А они - сердце выдрали. Слышь, Абу-аль-Хайр, - тут Тахир наклонился через скатерть и блюда с пахлавой прямо к лицу вазира. - Ребенка убили. От груди одни ошметки остались. Кровавые...
Вазир сглотнул и отвел взгляд.
- Я сказал: наказание наложу по ихним, сумеречным правилам. Казнят командиров, - жестко подвел итог Тахир, откидываясь на подушки. И добавил: - Или всех сумеречников пущу под нож. Они, кстати, не возражали. Оба - и Меамори, и Иэмаса - сдались без звука.
После этих слов оба долго молчали.
Потом Тахир шумно вздохнул, со скрежетом обнажил кинжал и, морщась и ругаясь сквозь зубы, принялся вскрывать сургучную пробку кувшина.
Булькнув в подставленный стаканчик и себе в пиалу, парс еще раз вздохнул - и снова опрокинул в себя густую малиновую влагу.
Вазир пригубил небольшим глотком.
- Я не могу идти к Масабадану, - вдруг сказал Тахир.
- Что? - опешил Абу-аль-Хайр. - Да он тебя...
Парс безнадежно отмахнулся:
- Знаю. На требуху пустит.
- Но...
- Я все равно не жилец, - красные воспаленные глаза снова уставились Абу-аль-Хайру в переносицу.
Вино Тахира не брало - видимо, парс пил давно и не прекращая.
- А так... хоть дети жить будут...
Начальник тайной стражи наклонился и прищурился:
- Чего она хочет?
- Ведьма-то? - зло осклабился Тахир. - Ушрусанская злобная сука - да благословит Всевышний матушку эмира верующих! - велела мне сниматься с лагеря и, бросив обоз, маршем идти на столицу. То бишь, на встречу с ней. Госпожа Мараджил желает встретить сына подарком в виде верного престолу парсидского войска.
- И отгородиться от Тарика рядами парсидских копий... - пробормотал Абу-аль-Хайр.
Парс запрокинул кувшин и хлебнул прямо из горла. Малиновая густая жидкость потекла по подбородку на узорчатую роскошную ткань кафтана.
- Так таки велела бросить обоз? - вдруг усмехнулся начальник тайной стражи.
Тахир хмыкнул и оторвался от посудины:
- Не весь, о Абу-аль-Хайр. Невестку велела прихватить всенепременно. А остальных женщин приказала убить.
- Что?!
- Не сейчас. Чуть позже. И свалить все на принца Ибрахима и его родню. Мол, подослали убийц и весь харим солнцеликого нашего властителя порешили. Одна госпожа Нум спаслась, и то, потому что ехала, терпя неудобства, с главными силами.
- Она что, рехнулась?!
- Она Джамилю мою с дочкой и младенчиком у себя в горах держит, - призрачным голосом отозвался парс. - Слышишь меня, Абу-аль-Хайр? Джамиля моя и детишки где-то в Ушрусане в подвале сидят.
И поднял перекошенное, с текущим и капающим красным подбородком лицо:
- Так что я велел госпоже Нум снаряжаться в дорогу, о Абу-аль-Хайр... А что я могу? Что я могу сделать, а?!
И Тахир обреченно обхватил руками голову.
- Похоже, ты оказался между двумя драконами, о ибн аль-Хусайн, - задумчиво проговорил начальник тайной стражи и отставил стаканчик.
- Драконами... - покивал парс. - Это ты правильно сказал, о ибн Сакиб. Драконами. Нелюдями. Нельзя так, где же небесная справедливость... Одна у меня надежда: встретившись, нерегиль и эта страшная демоница друг друга поубивают...
- Зря надеешься, - усмехнулся Абу-аль-Хайр. - Эмир верующих запретил Тарику покушаться на жизнь своей досточтимой матушки.
Парс в сердцах плюнул и снова налил в пиалу.
Вазир пощипал кончик бороды и улыбнулся:
- Но я знаю, как тебе помочь, о Тахир.
Тот отмахнулся:
- Как? Что ты хочешь сделать, о ибн Сакиб?
- Убить дракона.
Тахир поперхнулся вином.
- Клянусь Всевышним, я повыбиваю ядовитые зубы обеим гадинам. Клянусь всеми именами силы Господа Миров - я этого так не оставлю... - зашипел вазир и сжал кулаки.
Парс вытащил из рукава платок, обтер им подбородок и тихо сказал:
- Верни мне мою семью, о ибн Сакиб. И я буду за тебя жертвой в жизни этой и в будущей.
- Хорошо, - улыбнулся Абу-аль-Хайр. - Это проще простого.
Тахир непонимающе помигал.
- Хусайн! - рявкнул вазир барида.
Блестя маленькими глазками и шевеля сомиными усами, в шатер тут же пролез шамахинец.
- Что угодно господину? - умильно улыбаясь, проговорил он.
- Напишешь и отправишь с голубем письмо командиру гарнизона в Лахоре!
И пояснил внимательно слушающему парсу:
- Это селение, в котором живут старейшины рода госпожи Мараджил. И, одновременно, большая крепость. Отдай приказ найти похищенную наложницу и детей почтеннейшего Тахира ибн аль-Хусайна. Пусть задействует отряд прикрытия из сумеречников и вытащит этих несчастных. Население аула, в котором их держали, перебить. Полностью.
- Они будут мстить... - побледнел парс.
О кровной мести ушрусанцев ходили легенды самого мрачного свойства.
- У тебя найдутся четыре листа бумаги мансури? - улыбнулся Абу-аль-Хайр.
