Анна Китаева - Перстень без камня
Ун Бхе отвлекся от своего занятия.
— Какое точное замечание! — едко ухмыльнулся он. — Но, похоже, мы сошлись во мнениях. И мне есть что добавить. Василиски на Тюремном острове тоже вели себя неправильно. Они успели вывести потомство, и следующее поколение оказалось магически мощнее предыдущего. Я понимаю, это возможно — но должны пройти месяцы, а не часы! Изменения происходят слишком быстро.
— Готово, — сказала дор Зеельмайн напряженным голосом.
Перстень покачивался в воздухе на невидимых волнах эфира. Камень медленно вращался вокруг оправы, и радужные полотнища света расходились от него под разными углами, мерцая и переливаясь.
Маги обступили стол. Орвель с Триной деликатно отодвинулись к стене. Комната была слишком маленькой для подобного собрания.
— Какое сильное магическое поле, — заметил Бенга. — Это укладывается в схему, которая начала у нас намечаться.
— Будто совсем рядом сильный источник магии, — наморщил лоб Йемителми. — И впрямь интересно. Но с самим артефактом вроде бы ничего необычного.
— Если не считать того, что он не действует, — пробурчал Орвель за спинами магов, но его услышали.
— Именно! — обернулась к нему дор Зеельмайн. — Перстень работает, но… Словно что-то блокирует его действие.
— Этот самый источник? — прищурился Хунд. — Знаете, на что это похоже? Он не хочет, чтобы перстень отключил магическое поле.
— Что значит «не хочет»? — возмутился Йемителми. — Разве мы говорим о человеке? Да и вообще, блокировать столь мощный целевой артефакт — это немыслимо!
Мбо Ун Бхе прищелкнул пальцами.
— Вот что мне это напоминает! — сказал он. — Кипящий котел. Пар собирается под крышкой, и вода бурлит все сильнее…
Бенга вперил в него холодные, немигающие глаза с вертикальными зрачками.
— Яс-снее, пожалуйс-ста! — потребовал он.
— Давление магии в замкнутом объеме нарастает, — медленно сказал Ун Бхе. — Я знаю, такого закона не существует. Но, может быть, это лишь потому, что мир просторен, магическое поле распространяется свободно, и никто не испытывал его поведения, условно говоря, в котле с закрытой крышкой.
— Воз-смож-шно…
Змеемаг закрыл глаза и погрузился в созерцание собственных мыслей.
— А вам не кажется, что кипятит магическое поле в нашем котле не что иное, как вулкан? — произнесла Трина.
— Гетцельшойзе! — тихо выругалась дор Зеельмайн.
— Вулкан может оказаться причиной, а может — самым ярким из следствий, — качнул головой Ун Бхе. — Но в любом случае имеет смысл взглянуть на него поближе.
Бенга открыл глаза.
— Я отправляюсь на Шапку немедленно, — известил он. — Могу взять с собой еще одного. Тебя, — он небрежно кивнул Хунду, — или тебя, — и он чуть благосклоннее кивнул Йемителми. Кто со мной?
Руде Хунд проследил, каким взглядом молодой южанин смотрит на змеемага, и буркнул:
— Мне надо поговорить с братьями пустоверами.
Бенга кивнул, прошипел заклинание, и они с Йемителми исчезли.
— Позвольте перстень, блистательная кузина, — вежливо попросил Орвель дор Тарсинг.
Он надел королевский перстень на мизинец, где на шерсти еще осталась отметина от подделки. Небесный обсидиан в форме кабошона король протянул Трине.
— Прошу вас сохранить камень, любовь моя. Мне кажется, так будет лучше.
Трина без слов приняла свою часть артефакта. Орвель взглянул на Мбо и Кристеану.
— Блистательная сударыня, великолепный сударь, предлагаю вам отправиться к вулкану вместе со мной. На драконе.
— Но вам самому незачем… — начала Кристеана, но Орвель мягко прервал ее:
— Я монарх Трех ветров, кузина.
Дор Зеельмайн прикусила губу и поклонилась ему.
— Спасибо за предложение, ваше величество. Мы летим с вами.
В дверь постучали.
— Капитан Крандж по распоряжению сударя главного королевского почтальона! — доложил один из двоих почтальонов, доставивших капитана.
— Не вовремя, — проворчал король и остро взглянул на Хунда:
— Поговорите вы с капитаном.
— Я? — опешил северянин. — Ну ладно…
По его лицу медленно расползалась ухмылка.
— Правду говорят, что получаешь желаемое, когда оно тебе уже ни к чему. Что же, я задам брату Фубо пару вопросов.
* * *Легендарному капитану Бван Атену давно не приходилось стоять на приколе больше пары суток, и он позабыл, до чего это тошно. Море — вот настоящая жизнь. Земля населена идиотами.
Поначалу все складывалось удачно. В первый вечер на островах капитан Атен пил виноградную водку и ел мясо, и ему было хорошо. Во второй день он ел мясо и пил пиво, и ему тоже было неплохо. На третий день проклятый капитан поднял все проклятые паруса на проклятой «Летучей рыбе» и устроил представление для простаков на берегу, отчего и сам получил удовольствие. На четвертый день Атен было примерился заскучать, но его развлекли молодые южане, предложившие прокатить их на буксире. Бван Атен оживился, взял половину денег вперед, но трюкачи куда-то пропали, а жаль! Хорошая была придумка.
Он понимал, почему парни не явились. Настал момент вынуть камень из перстня, но артефакт оказался украден, магия продолжала действовать, архипелаг оставался запечатанным. Когда-то Атен краем уха слышал шепоток о том, что острова Трех ветров можно покинуть другим путем, не морским… Но то, что не касалось моря, его не интересовало. Как бы то ни было, Игольное ушко оставалось недоступным. От огорчения капитан впал в тяжкую философию и нечаянно выступил знатоком зевающих жаб в ипостаси спящих красоток. Вечер Бван Атен закончил знатным скандалом в портовом кабаке, поэтому на пятый день он маялся похмельем, лечился бортовыми запасами и сошел на берег ближе к вечеру. Бедельти напоминал приют умалишенных, зато на каждом перекрестке можно было выпить задарма. Капитан хлебнул вина, наслушался глупостей, и ему стало тошнехонько. Бван Атен сбежал на «Летучую рыбу» и пообещал себе, что нога его не ступит на землю, пока там не закончится вся эта глупая суета.
Ночью проснулся вулкан.
— Они что, вообще сдурели? — пробурчал капитан, тщетно пытаясь взбить кулаком подушку. Подушка была плоская и жесткая, как скат.
Глухая дрожь сотрясала остров, в небе над ним плясали молнии, а призрачные огни в эту ночь резвились на мачтах всех кораблей в гавани, а не только «Летучей рыбы».
Весь следующий день капитан Атен провел на борту, и от тоски даже починил сигнальный фонарь, который не горел последние лет восемьдесят. Над Шапкой висела свинцовая туча, гора грохотала, люди в порту бегали туда и сюда, как укушенные. Когда Бван Атен, лежа на койке, в очередной раз поздравлял себя с мудрым решением не сходить на берег, за ним пришли.
