Роберт Сальваторе - Последний Порог
— Я твоя пленница? — поинтересовалась она.
— Ты должна оставаться здесь, — заявил Джарлаксл. — На самом деле, я настаиваю. Те трое, что преследовали тебя, будут беспощадны, уверяю, и ты не сможешь их победить.
— Так тыпросишьменя остаться здесь? — недоверчиво спросила Амбра. — Они дроу, ты дроу…
— Они не явятся сюда, — заверил её Джарлаксл. — Даже если они придут, они не узнают, что ты здесь, и конечно, не нападут на тебя в этом месте, в любом случае.
— Другие видели, как я вошла.
— Доверься ему, — сказал Атрогейт, поглаживая ей руку.
Джарлаксл кивнул своему приятелю дварфу, затем попрощался с Серой Амброй, приподняв шляпу, и спешно покинул комнату.
— Паризе Альфбиндер спрашивал конкретно о Дриззте, — сообщил Джарлаксл Киммуриэлю некоторое время спустя в другой комнате, но всё ещё в недрах Иллуска. — Это больше, чем простое совпадение.
— Даже если так, — ответил Киммуриэль, и в его голосе пробивались нотки скептицизма. В последние несколько мгновений Джарлаксл предоставил ему совсем немного информации вместе с планом, который казался весьма рискованным — и рискованным даже для Джарлаксла!
— Дело не только в Дриззте, — напомнил ему Джарлаксл. — Лорды Нетерила подозревают о неких событиях огромной важности, и похоже, они интересуются теми, кого считают избранниками богов, и допускают, что Дриззт может быть среди этой группы, как избранный последователь Леди Ллос.
Киммуриэль громко рассмеялся — поистине редкое для него событие — на это замечание.
— Я знаю, что ты считаешь это абсурдом, — сказал Джарлаксл. — Конечно, это может так выглядеть, но тогда, разве не оказался Дриззт До'Урден идеальным зачинщиком того, что так горячо жаждет Ллос? В конце концов, он привнёс в Мензоберранзан изрядную долю хаоса.
— И при этом даже не важно, верна или нет эта самая теория о Дриззте, — добавил Джарлаксл. — Единственное, что имеет значение, это то, что шадовары считают её правдой. Учитывая последние действия Паучьей Королевы, было бы беспечно с нашей стороны этим не воспользоваться.
— По этой логике, если ты обнаружишь, что Дриззт жив, и каким-то образом сумеешь его вернуть, разве мы не будем обязаны передать его Тиаго Бэнру или твоей сестре, которая правит Мензоберранзаном?
— Даже если бы мы были обязаны, я бы этого не сделал, — честно и без обиняков ответил Джарлаксл. — И не позволил бы сделать это тебе.
— Однако ты просишь слишком многого у меня и у Бреган Д'Эрт.
— Да, — спокойно ответил Джарлаксл.
— Ты сошёл с ума. Затраты будут чудовищными — ты готов платить заиблис?
— Да — и то, и другое, и уверяю тебя, что я безумен во всех смыслах этого слова.
— Тогда я должен лишить тебя любой возможности отдавать распоряжения.
— Нет, ты должен предоставить мне полную власть над всеми силами Бреган Д'Эрт.
— И как Дом Бэнр и правящий совет Мензоберранзана посмотрят на такое решение? — спросил Киммуриэль.
— Дрейго Проворный держит его, потому что считает Дриззта Избранным Ллос. Разве могут Бреган Д'Эрт, будучи достойными гражданами Мензоберранзана, проигнорировать подобное положение вещей?
Киммуриэлю оставалось только снова посмеяться над неослабным упрямством Джарлаксла.
— Прошу, переправь меня к Громфу, — сказал Джарлаксл.
Киммуриэль бросил на него скептический взгляд.
— То, что ты хочешь от своего брата, выходит за рамки твоих доводов.
— Я приказываю, — уточнил Джарлаксл. — И я заплачу моему дорогому брату собственными деньгами.
— И любой риск, который повлечёт за собой данное предприятие, ляжет исключительно на Джарлаксла.
Джарлаксл кивнул в знак согласия, и Киммуриэль закрыл глаза, призывая псионические силы, чтобы исполнить требование Джарлаксла.
Джарлаксл с нетерпением ждал магические врата — действительно, ничего не ждал он с таким энтузиазмом с тех пор, как отправился в прошлый раз к шахте в Гонтлгрим, с Дриззтом, Бруенором, Далией и Атрогейтом, чтобы заточить огненного предтечу назад в его магическую тюрьму. Джарлаксл снова чувствовал себя живым.
Он отдавал себе отчёт в шансах и вероятности того, что придёт слишком поздно для любого из тех, кто попал в логово Дрейго Проворного.
Но Джарлаксл любил неравные шансы. На самом деле, он жил ради них.
Глава 22
Агностицизм
— Расскажи мне о своей богине, — велел Дриззту Дрейго Проворный однажды утром, когда они сидели за совместным завтраком. — О той, которую ты называешь Майликки.
— Ты хочешь, чтобы я обратил тебя в свою веру?
— Возможно, у тебя и получится, — пожал плечами Дрейго Проворный. — Думаешь, она приняла бы меня?
Дриззт откинулся на спинку стула и долго разглядывал лорда Дрейго.
— Я верю, что бог есть то, что ты находишь в своём сердце, — ответил он наконец. — Если бы ты нашёл в своём сердце Майликки, если бы её принципы звучали для тебя истиной, то никакой бог был бы не властен принять или отвергнуть тебя. Если бы ты уверовал в её догматы, ты стал бы последователем Майликки.
— Ты говоришь так, будто боги не более чем названия того, что находится в твоём сердце.
Дриззт улыбнулся, кивнул и вернулся к еде.
— Ты действительно в это веришь? — спросил Дрейго Проворный, отодвигаясь на стуле от стола.
— Разве это важно?
— Конечно же, важно!
— Почему? — спокойно спросил Дриззт. Он понял, что вызвал возмущение у старого колдуна, и обнаружил, что ему это даже нравится.
— А как же иначе? — ответил Дрейго Проворный. — Ты полагаешь, что если бы я изведал эти принципы Майликки, я стал бы одним из её последователей, невзирая на моё прошлое?
— Если ты признал истинность её догматов, то твоё прошлое будет судить твоя совесть, или это вопрос справедливости наказания за какие-либо злодеяния, но богиня тут абсолютно ни при чём.
— Это абсурд.
— А что, по-твоему, значат её принципы? — спросил Дриззт. — Считается, если бог, любой бог, олицетворяет божественную и всеобщую истину, то как только кто-то находит и действительно охватывает эту истину, он обретает гармонию с богом. Стремиться удержать её любым способом, значит приписать предполагаемым богам мелкие недостатки вроде ревности или озлобленности. Если это так, то зачем мне провозглашать предельную благость любого такого существа? И больше того, если бы я разглагольствовал об имени, воплощающем сокровенные тайны моего сердца, то только свёл бы истину, которую я называю божественной, к уровню смертной бренности.