Алексей Пехов - Золотые костры
Подобострастный слуга проводил меня в дом. Бургграф имел неплохой вкус, и роскошь, что меня окружала, была скорее утонченной, чем пошлой. Вокруг лакированное дерево из южных стран, чудесные витражные стекла, яркие потолочные фрески, густые ковры искусной работы, изящные люстры флотолийских мастеров.
Среди всего этого великолепия господин ун Номанн смотрелся как… бастард, попавший в королевский дворец. На нем, как и прежде, была одежда из кожи и шерсти, и я уверен, под камзолом он, как опытный человек, носит еще и кольчугу.
Хромая, новый владелец особняка подошел ко мне и протянул руку:
— Мастер ван Нормайенн, добро пожаловать. Дитрих, принеси нам вина в кабинет.
— Что у вас с ногой?
— Инквизиция, будь она неладна! — Заметив мой удивленный взгляд, он рассмеялся. — Не то, что вы подумали, мастер. Никаких пыток. Поскользнулся у них на крыльце. Пройдет. Я подготовил для вас бумаги — дневник отца с его встречами за последние полгода, счета и переписку. Сам я уже просмотрел их, но не нашел ничего, что указывало бы на переговоры со стражами или покупку кинжала.
— Если он замыслил преступление, то черта с два бы это записал, — пробурчал Проповедник, шедший в пяти шагах за нами.
— А как успехи у вас? Нашли что-нибудь?
— Смертью вашего отца занимается инквизиция. К сожалению, с момента нашего последнего разговора мало что изменилось — в поиске ведьм я полный профан.
— Ну, это как посмотреть. — Проповедник не мог удержать язык за зубами. — Гертруду ты, на свою шею, нашел.
— Так что я занялся поисками стража. Пока ничего конкретно, но мне кажется, что вам не понравится то, что я смог разузнать.
— Это касается моего отца и его репутации? — Он усмехнулся. — Поверьте, мастер. Репутация бастарда мало от чего может пострадать. А мой отец мертв, и ему уже ничто не может повредить. Даже если он сделал какое-то зло одному из вас, надеюсь, Братство не имеет привычки мстить невиновным потомкам?
Он говорил легко и непринужденно, но я видел в его глазах тень опаски.
— Так что вы обнаружили?
— Могилу неизвестной на кладбище у монастыря клариссок. Ваш отец дал позволение городским властям похоронить ее там. А также он являлся покровителем монастыря.
— Ну, это не тайна. — Ун Номанн поднялся по лестнице на второй этаж и приглашающе распахнул передо мной дверь. — В моем батюшке сочетались несочетаемые вещи. Одной рукой он давал деньги монашкам, другой — публичному дому. Пока я не вижу особой связи с Братством. Порой он шел навстречу бургомистру и давал разрешение хоронить обездоленных на своей земле. Намереваетесь поговорить с клириками?
— Зачем?
— Чтобы получить разрешение на вскрытие могилы. Тогда мы все точно будем уверены, лежит ли в ней страж или нет.
— Для этого требуется подпись и печать епископа, отвечающего за конгрегацию в вашем регионе. Насколько охотно он дает такие бумаги?
— Вот уж не знаю. Давайте поступим так. Вы изучите дневник отца, а дальше мы решим, что делать. В конце концов, зимние ночи темны, до кладбища не так уж далеко, а у меня в сарае есть и кирка, и заступ.
Он провел меня чередой комнат. В одной из них на стене висела алебарда. Сразу было видно, что она не парадная, а боевая — царапины на лезвии, пятна на древке.
— Ваша? — поинтересовался я.
— Моя.
— Я считал, что вы воевали в кавалерии.
Ун Номанн рассмеялся:
— Я предпочитаю пехоту и плотный строй. Только там можно научиться драться. Вот кабинет моего отца и его маленькая коллекция.
Двери из темного ореха, когда он надавил на них ладонями, распахнулись совершенно беззвучно.
Большое помещение, как и весь дом, было отделано деревом. Над входом висела голова оленя с ветвистыми рогами, под ней — две перекрещенные шпаги. Эркер с широким окном давал вид на городской холм и лесистый диковатый парк. Массивный стол с двух сторон зажимали тяжелые шкафы с книгами.
Все остальное пространство занимали стеклянные этажерки, в которых находились камни.
Я подошел к ближайшей, разглядывая драгоценные и полудрагоценные экспонаты, лежащие на черном бархате. Разных форм, размеров и цветов. Я увидел звездчатый сапфир, кровавый рубин, изумруд насыщенного темно-зеленого цвета и редкий золотой топаз. Яшму, привезенную из Сарона, коралл, добытый у берегов Илиаты, жемчуг Золотого моря и гематит из шахт восточных кантонов, редкий хагжитский балин и хризоколлу, таинственный тигровый глаз, распространенный в Прогансу сердолик, гранат из Морова, осколки родонита, ярко-голубой кианит и нежно-розовый, словно свежее мясо, кальцит. Но большинство предметов коллекции я видел в первый раз и не знал названий.
— Бургграф имел слабость к минералам, — пояснил ун Номанн. — Он поставил своей целью собрать самую большую коллекцию в стране. Вот последнее из его приобретений.
Бастард указал на кусок оплавленного черного железа величиной с мой кулак. Он был бугристый и совершенно некрасивый, особенно если сравнивать с продолговатыми кристаллами аметиста, лежащими тут же.
— Небесный камень с Волчьих островов. Упавшая звезда. Отец отдал за эту железяку целое состояние.
— Вижу, вы не одобряете его увлечения.
— Я не в том положении, чтобы одобрять или не одобрять действия его милости. Но действительно считаю, что деньгам можно было бы найти более разумное применение и потратить их с куда большей пользой.
Часть коллекции представляла собой резные статуэтки. Судя по тонкой работе и тому, что они изображали, все были сделаны восточными мастерами. Хагжитами и теми народами, что жили за жаркой пустыней.
Я залюбовался стройной девушкой с кувшином, выточенной из огромной глыбы розового кварца. У нее была удивительно гибкая фигура, большие миндалевидные глаза и кошачьи уши. Оставалось лишь гадать — существует такая народность в реальности или образ подсказало воображение резчика.
По соседству с девушкой-кошкой находилась еще одна статуэтка. Это была обезьяна, во всяком случае, по первому впечатлению. Кривоногая, с пузатым животом-арбузом, лохматой грудью и длинными руками. Низкий лоб, приплюснутый нос, тяжелый подбородок, мясистые губы. Из ее спины, там, где должен проходить позвоночник, торчали шипы, похожие на петушиные шпоры. В руках она стискивала молот.
Статуэтку отлили из бронзы, которая давно успела позеленеть, и лишь глаза и боек молота были сделаны из ярко-желтого, но мутного янтаря.
Я наклонился, чтобы рассмотреть детали.
— Мороз по коже, да, мастер?
— Существо получилось неприятное, — согласился я.
— Бургграф купил его в Солезино, лет двадцать тому назад у какого-то безумного торговца-хагжита, утверждавшего, что он самолично видел эту тварь в алых карьерах Бал-ал-джана.
