Кошка, которая умела плакать… - Аникина Наталия
Голос Верховной жрицы отзвучал, и беседку заполнила тишина. Гвелиарин медленно обвела взглядом всех присутствующих: хмурого Когтестраха, взволнованную Аэллу ан Камиан, Алию Аэн ан Элиатан, как всегда, спокойную, Малаура и замершего хищным зверем на одной из плит Селорна, Эйтли, ее отца и женщину в одеянии сианай с опущенным капкшгоном. Были здесь и седовласый маг Тейн, и сын его Фейнлаан, расположившийся на дальнем конце постамента, и несколько других алаев и алаек. А в тени у стены беседки прятался ещё кто-то, но его Анар и Аниаллу разглядеть не успели, так как рядом с Гвелиарин встал Верховный жрец Кеан.
– Мало кто из нас раньше знал Эталианну ан Бриаэллар, – сказал он, – то, чем она занималась, почти не имело отношения к делам Бриаэллара. Да и бывала она здесь не часто. Тал сианай в первую очередь служат интересам Тиалианны. Только сумасбродная выходка, какой казалось её путешествие в Тир-Веинлон, привлекла к ней внимание алаев. Тем, что поспособствовала возвращению наших соплеменников, час назад прибывших в Ал Эменаит, она заслужила благодарность – нашу и богини.
– Но смерть свою, страшную, небывалую смерть, – продолжал Верховный жрец, скользя взглядом по лицам своих слушателей, – она заслужила совсем иным поступком. Мне не ведомо само это деяние, но известно, что оно предотвратило. И я, Кеан из дома ан Темиар, склоняюсь перед тал сианай Эталианной. Где бы и чем бы она ни была, – и Кеан действительно коротко поклонился, отступая от центрального постамента, словно уступая кому-то место. Гвелиарин тоже направилась к ближайшему пустому камню.
Немногие обратили на это внимание. Все были изумлены словами Кеана, но сумели никак не выдать себя и терпеливо ждали объяснений. Только лиловые глаза Эйтли Тинойи широко распахнулись, выдавая её чувства. В чём заключалась причина почтения, которым внезапно прониклись её правитель и жрица к покойной тал сианай Эталианне? Она, конечно, совершила полезное дело, но ведь тем же занимаются сотни алайских дипломатов, пусть и не в таких жутких местах, как Тир-Веинлон. И умерла за это… плохой смертью? Она никак не могла понять, что же такого на самом деле сделала эта девушка?
– Быть может, мне удастся сказать немного больше, чем Кеану, – прозвучал мягкий, чуть пришепётывающий голос. Уши всех алаев повернулись в ту сторону, откуда он донёсся. Им снова пришлось удивиться – в Энхиарге лишь у танаев были такие голоса, но как один из них мог оказаться здесь, в одном из святейших мест алайского народа, куда испокон веков не ступала нога существа иной расы?
Действительно, там стоял танай, только что выступивший из тьмы у стены беседки, скрывавшей его всё это время. Высокий, с длинными, густыми необычайного жемчужного оттенка волосами и такой же чешуёй, гармонично расположенной на его лице и руках, он, несомненно, принадлежал к элите своего народа. Все члены Совета узнали его – это был Л'ин'тиарис, один из ал'ан'шеасс – Верховных жрецов Тиалианны. Его сын, Инилширр, был членом Совета Змеиного Глаза.
Но кем бы он ни был, он оставался танаем, и ему было здесь не место. Взгляды алаев метнулись к Верховным жрецам, но те только серьёзно кивнули, пресекая все возможные вопросы и возражения. Танай терпеливо ждал, пока всё будет улажено. Анар с любопытством разглядывал его длинное многослойное одеяние причудливого покроя, чувствуя, что каждый элемент его имеет своё значение. Жрец Тиалианны стоял совершенно неподвижно, сцепив изящные пальцы оттенка слоновой кости над пряжкой пояса. Наконец он увидел, что алаи готовы его слушать, и начал свой рассказ.
– В четыре тысячи пятисотом году, так давно, что мало кто это помнит, смертная женщина, старуха, имени которой не сохранили наши священные книги, подарила миру странное, чтобы не сказать нелепое пророчество. Тогда в ещё только строящемся Анлиморе возводили храм Тиалианне. Она и сестра её Аласаис уговорили Неллейна, чей город уже сиял сквозь воды озера Упавших Звёзд, позволить заложить на его берегах новое поселение – город Анлимор. В благодарность за это его жители и начали возводить два храма своим благодетельницам.
В основание храма Тиалианны, как повелось издревле, заложили плиты из эдоша – жидкого камня, застывающего только при солнечном свете, – на которых сами прихожане писали молитвы. Такие, какие подсказывало им собственное сердце.
И вот на ещё не застывшей плите старуха начертала несколько строк. Никто из прихожан не понял их. Ни единой буквы. Может быть, потому, что они были написаны неверной старческой рукой, может быть, потому, что значение они имели только для воспалённого разума ее хозяйки. Но высшие жрецы Тиалианны, те, кто знаком со священными и тайными нашими языками, смогли прочитать её слова. «Если один из парящих под сводом жизни серебряных призраков обретёт не положенное ему…»
– Нам известно это пророчество, – поморщившись, прервал таная Селорн. В этом зале и в этой ситуации слова пророчества звучали оскорбительно для слуха всех без исключения алаев, и патриарха ан Ал Эменаит никто не одёрнул.
– Конечно, известно, – легко согласился танай, – но совсем иначе смотришь на него, когда оно начинает сбываться.
– Сбываться? Не хочешь ли ты сказать, что среди драконов Веиндора был… предатель? – изумилась одна из незнакомых Анару и Алу алаек. Жрец Тиалианны согласно кивнул.
– Предательница. Представьте себе, что может совершить серебряный дракон, тайно предавший своего владыку? – спросил танай, и богатое воображение слушавших его алаев услужливо явило им малоприятные картины. – Нет более могущественных и опасных существ, чем дети Веиндора, и если хотя бы один отступит от заложенных в него от создания идеалов и целей, на мир обрушатся великие беды. И поскольку всем вам известны слова Тиалианны, переданные нам Анлиморской пророчицей… – вновь напомнил жрец. – Тиалианна никогда не ошибается, но есть способ вмешаться в круг судеб, вот только плата за это каждый раз оказывается столь высокой, что принять такое решение трудно.
– Значит, чтобы эта гадина обнаружила себя, Эталианне пришлось вынудить ее напасть на себя и убить? – разнёсся по беседке рык Селорна.
– Иначе было никак нельзя… – сокрушённо кивнул танай. – Но дело не только в разоблачении одного предателя… Момент здесь более тонкий и куда более сложный и значительный, чем вы можете себе вообразить. Но это не моя тайна, и не моим устам открывать её миру…
От взоров алаев не укрылось, как напряглись мышцы патриарха Селорна. Он еле сдерживался, как бывало с ним всякий раз, стоило эалу оказаться рядом с невозмутимыми жрецами Тиалианны, спокойно рассуждающими о судьбах его соплеменников. Судьбах, по мнению Селорна, ими же и исковерканных. Решив как можно скорее прервать напряжённую паузу и не дать разъярённому патриарху испепелить взглядом рассказывающего такие полезные вещи таная, Аэлла ан Камиан спросила:
– Но неужели Веиндор мог не заметить предательницу в собственном доме?
– Сила, побудившая ее предать, скрыла своё влияние от глаз Веиндора, равно как и последствия этого самого влияния. Мысли предательницы оставались чистыми. Тот, кто стоит за всем этим, силён, Аэлла, и он не ограничится убийством тал сианай Эталианны. Он пойдёт дальше. Это война.
– Это невозможно, – прошептала бледная леди ан Камиан. Широко распахнутые от сильных переживаний синие глаза делали её ещё красивее. – Такого не может быть, – прекрасная алайка прижала затянутыми в белый шёлк перчаток руками нервно подёргивающийся кончик золотистого хвоста. Все знали, что две младшие дочери Аэллы ан Камиан, Талия и Тэлиан, сходство имён которых с именем Эталианны приводило мать в неописуемый ужас, сейчас отведены ею в личные покои Верховной жрицы, что располагались в части дворца Аласаис, обычно запретной для алаев.
– Мир изменился впервые, как только начало исполняться пророчество, – сказал танай. – И потом перевернулся вновь благодаря девушке Эталианне. И судьба наша каждый раз изменялась вместе с ним – теперь, после второй смены правил игры мы более не обречены на поражение, в наших руках всё изменить, – жрец некоторое время молчал, а затем вопросительно взглянул на Верховную жрицу.
