Михаил Ишков - В рабстве у бога
— Да, — кивнул я, — прямая наследница в сто восемнадцатом колене.
— А её хозяин потомок Уордоаах-Джёсёгей-Тойона?
— Нет, муж её из Перунова рода, колена Зевса-Юпитера. Между Сююлэ-Хааном или по-вашему Уордоаах-Джёсёгей и Георгием-победоносцем было какое-то родство, но я точно не знаю!
— Вах-вах-вах, — голова у старика опять мелко задергалась. — Какие люди! Ка-акие люди!.. Повелители!.. А этот, — он робко потыкал в недра горы, — как его величают?
— Фламатер.
— Грозный, однако?
— Не то слово, зверь! Пусть улетает!..
— Зверь-то зверь, а сколько лет сидел тихо. Саха ещё возле Байкала кочевали, а он уже был здесь.
— Прокопий Егорыч, ни якутов, ни русских, никого из людей ещё в помине не было, а он уже прятался в горе.
— Какого он рода?
— Род его называется Ди. Далеко их стойбище, за восемью небесами.
— Однако, это понятно. В космосе однако… Я спрашиваю, в нашей ли галактике?
— Не знаю, Прокопий Егорыч. Думаю, в нашей, но в другом спиральном завитке. Вот этот знает, — я ещё раз похлопал по корпусу «Быстролетного», но не говорит. Попугайте его злыми духами, может, скажет.
— Не надо, — раздался голос, — все равно не скажу.
— Ай, хорошая машина, — восхитился Прокопий Егорович. Разговаривает…
— Ну-у, — подтвердил я. — с ним одно удовольствие на охоту ходить. Летает бесшумно, ни одна веточка не шелохнется. След берет сразу.
— И что же, не нравится ему у нас?
— Почему не нравится. Привык. Однако домой тянет. Жениться хочет, детишками обзавестись.
Старик недоверчиво посмотрел на меня. Я подтверждающе кивнул.
— Точно. У себя дома женилку отрастит — и вперед.
— Шутишь? — спросил Прокопий Егорович.
— Язык у него длинный, — откликнулся койс. — Укоротил бы кто.
— Годы укоротят, — сказал старик и вновь погрузился в лицезрение бубна.
Я перешел на другую сторону площадки, обнимавшей вершину обреченной сопки. Внизу петлял Джормин, речка неширокая, но очень живописная… Три последние дня здесь шли дожди, и теперь поток вздулся, покрыл усыпанные галькой плесы. За тысячелетия река разработала горную долину. Там, ближе к северу, Джормин впадал в Сейкимнян. Тот, в свою очередь в нескольких километрах к востоку настигал полноводную Брюнгаде и вливался в нее. Напрямую же между нашей стоянкой и поселком Нонгакан было что-то около восьми километров. Нас разделял Брюнгадийский хребет, одно из ответвлений цепи Сунтар. Склоны сопок здесь были густо покрыты осыпями, скалистые откосы круты. Гора, которая столько лет служила прибежищем чужаку, была как бы выдвинута вперед, и Джормин в том месте плавно огибал её подошву.
Весь день камни под ногами сотрясалась от мелких толчков. К вечеру их сила заметно возросла, гора уже ощутимо ходила ходуном — видно, магма уже скопилась возле самой поверхности и только ждала момента, когда резко упадет сила тяжести и ей удастся вырваться на поверхность. Выброс предполагался мощный, обильный, но разовый.
В сумерках последовала команда приготовиться, и по мысленному сигналу я принялся запускать капсулы, несущие плазменные помехоактивные полости. Они разворачивались в небе на высоте нескольких километров — странные светящиеся, летающие объекты, напоминающие ежастые шары. Такие обычно рождаются во время салюта, только на этот раз их свечение было едва заметно. Часть шаров потянулась к востоку, к Чукотке, другие, более компактные, понеслись в сторону Японии, а также прямо на юг, к Индийскому океану.
Все шло по плану — у ди всегда все было продумано. Но кое о чем, пользуясь нашим невежеством, они умолчали. Например, о побочных эффектах… Никто не ожидал, что изменение силы тяжести, даже на таком микроскопическом по площади участке земной поверхности приведет к таким разрушениям.
Отсчет начался за час до включения гравитационных машин. К тому времени койс уже переместил нас на удаленную от сопки седловину, где мы в полной готовности должны были ждать, когда разверзнутся земные недра, и нам придется броситься к заполненному кипящим базальтовым расплавом жерлу и не допустить прорыва на белый свет всякой нечисти, особенно игв и раруггов.
К ночи с запада натянуло облака, наступила ещё недолгая в августе тьма, пошел дождь.
Прокопий Егорович уже погрузился в транс и, когда мы выбрались из «Быстролетного», старик, ударяя в бубен, пустился в пляс вокруг аппарата. С уст его срывались бессвязные слова. Он клонился то в одну, то в другую сторону, вертелся волчком, потом неожиданно успокоился и громовым, заставившим нас вздрогнуть и пригнуться голосом спросил.
— Желаешь ли получить напутствие, гость Земли?
К нашему удивлению, над куполом сопки вспыхнул светящийся столб. Неожиданно заерзал по камням койс. Старик не спеша взошел на округлую поверхность аппарата, указал нам место рядом с собой — мы тотчас присоединились к нему. В следующий момент вокруг нас выросли перила, и вернослужащий, стронувшись с места, плавно, по воздуху понес нас к сотрясаемой толчками изнутри горе. Мы остановились в десятке метров, дождь заливал прозрачный купол, сомкнувшийся над нашими головами. Ливень внезапно прекратился, прозрачная завеса спала. Старик вскинул бубен, ударил в него и все тем же низким рокочущим голосом возвестил.
— Мы, плоть от плоти земли и воды! Мы, кровь от крови матери нашей, спрашиваем — готов ли ты, Флээмэтээры, отправиться в дорогу?
Низкое, могучее, протяжное, как вздох, «Да» донеслось до нас. Словно гора вымолвила…
— С легким ли сердцем отправляешься в путь, гость Земли?
«Да-а…»
— Так пусть продлишь ты свое дыхание в лице потомства своего. Пусть потомство твое никогда не поминает в молитвах священное имя Юрюнг-Айааы. Пусть не пускают они в свои табуны белого жеребца. И не должны дети твои держать в руках свитую из черных и белых волос веревку. Пусть покровителем твоим станет Хотой-Айыы (сноска: Предок, создатель орла.). И пусть будет наречено твое потомство Флээмэтээры Баарагай Кун.
Кун Тойон Флээмэтээры, мы отпускаем тебя. Ступай домой…
Громовыми раскатами загрохотал бубен. Койс всплыл и медленно, задом, попятился к седловине, где и остановился. Лег на камни возле скального выступа.
«Да-а…» — отозвалась гора.
В этот момент поднялся сильный ветер. Едва не сбил нас с ног, выхватил бубен из рук старца. Инструмент солнцем взлетел в темное небо и, по-прежнему раскатисто грохоча, сделав круг, вернулся в руки шамана.
— Смотрите, смотрите! — неожиданно вскрикнула Каллиопа и указала на вздувавшийся на глазах Джормин.
Уровень его начал стремительно подниматься, прибывающая вода словно упиралась в невидимую стену. Сокрушительные порывы ветра взбурлили её и гигантскими частыми волнами погнали на скалы. И Брюнгаде зашевелилась в своем ложе. Наши тела тоже ощутимо полегчали. Вода в реках и ручьях, в круге действия гравитационных машин, резко замедлила свой бег, однако за пределами понижающейся силы тяжести, напор оставался прежним. Через несколько минут бушующая водная стихия затопила долину, побежала вверх по скалистым распадкам-желобам. Гул нарастал, земля ходуном ходила под ногами. Потом, вздохнув, гора взорвалась, и исполинская каменная шапка, шесть миллионов лет прикрывавшая сопку, отвалилась в сторону и глыбой рухнула в кипящую воду. Из обнажившегося жерла выперло что-то округлое, угольно-черное. Поверхность была иссечена змейками разрядов, осыпана горстями искр. Ветер взревел, гора под ногами крупно вздрогнула. Словно вздохнула…
