Олег Авраменко - Звездная дорога
— М-да...
— Я совершенно искренне удивился, — продолжал Морис, — и сказал им, что Ладислава никто не убивал, что он погиб по собственной неосторожности.
— Как они к этому отнеслись?
— Были здорово разочарованы моим ответом. Один из них, не лже-Дионис, фыркнул и что-то произнёс на незнаком языке. У него был такой тон, как если бы он сказал: «Дохлый номер».
— Возможно, он так и сказал. О чём ещё тебя спрашивали?
— О твоей последней встрече с Ладиславом. Я ответил, что ни разу не видел его в Сумерках Дианы и не знаю, когда вы встречались в последний раз. Потом меня спросили, чем Ладислав занимался в моём родном мире — они имели в виду Землю Юрия Великого. Я сказал: много чем — и, как положено загипнотизированному, принялся послушно перечислять: и то, и сё, и это. Меня вскоре перебили и велели рассказать, что я знаю о его преступной деятельности. Я ответил, что понятия не имею. После этого они потеряли ко мне интерес и, как я понимаю, лишь ради проформы спросили, почему я бежал из родного мира. Я пустился в пространное повествование о том, как был британским шпионом, которого зацапали и перевербовали славянские спецслужбы. Затем, при первой же возможности, я дал знать об этом британцам и, таким образом, превратился в тройного агента — но в конечном итоге стал не нужен ни той, ни другой стороне... Через пару минут лже-Дионис прервал меня, сказал, что я должен забыть о допросе, и велел мне спать. Я уснул, но не забыл.
— Однако же ты уснул.
— Разумеется. Ведь я был под гипнозом. Я позволил себе выполнить этот приказ, так как понимал, что вряд ли сумею убедительно притвориться спящим. У вашего брата чертовски хорошее чутьё.
Я хмыкнул:
— В любом случае, ясно одно: тот, кто тебя допрашивал, был не Дионис.
— Вне всяких сомнений, — подтвердил Морис. — Я, конечно, плохо знаю его, но этот самозванец вёл себя не так, как настоящий Дионис. И голос был не тот, и манера говорить совсем другая.
— Кроме того, — добавил я, — будь это настоящий Дионис, тебе не помогла бы никакая врождённая сопротивляемость к гипнозу. Ты пел бы, как канарейка, отвечая на все его вопросы.
— Вполне возможно, — не стал возражать Морис, который относился к Дионису с большой опаской. — Хотелось бы мне знать, зачем понадобился весь этот маскарад?
Я сел во вращающееся кресло за письменным столом Дианы и закурил следующую сигарету.
— Ну, догадаться несложно. Эти ребята рассчитывали сбить нас с толку. Они полагали, что ты, мельком увидев Диониса, потеряешь сознание и больше ничего не будешь помнить.
— Но я почти сразу понял, что это не Дионис.
— Ошибаешься, — покачал я головой. — У тебя было слишком мало времени, чтобы неосознанное чувство чего-то неладного оформилось в подозрение. Просто потом ты имел возможность хорошенько присмотреться к лже-Дионису. Ты понял, что он не настоящий, и тебе начало казаться, что ты раскусил его чуть ли не с первого взгляда. Это вполне естественно.
— Наверное, так и было, — согласился Морис. — Теперь твой черёд рассказывать. Что произошло? И откуда взялись эти парни?
— Из Звёздной Палаты, — ответил я.
— Из Звёздной Палаты? — повторил он. — Что-то знакомое... Ах да! Если не ошибаюсь, в нашей Англии семнадцатого века был такой тайный суд.
— Вроде того, — кивнул я. — Эта Звёздная Палата действует по схожим принципам, только в ней заправляют колдуны.
— Они подозревают тебя в убийстве Ладислава?
— Не подозревают, а знают это... — И я подробно рассказал обо всём, что со мной случилось, начиная с того момента, как вошёл в дом и потерял сознание.
Морис слушал меня внимательно, не перебивая, а когда я закончил, первые его слова были:
— Вот сукин сын!
— Председатель? — уточнил я.
— Да нет, этот доносчик. Так называемый свидетель.
Я покачал головой:
— Лично мне кажется, что он просто слабак.
— В каком смысле?
— В смысле ответственности. У него оказалась кишка тонка, чтобы самостоятельно принять решение о степени моей вины. Вот он и умыл руки, предоставив судить об этом Звёздной Палате.
— Плохо дело, — подытожил Морис. — Как думаешь, что они решат?
Я пожал плечами:
— Трудно предугадать. Люди очень болезненно реагируют, когда кто-то посторонний вмешивается в их компетенцию, и особенно ревниво относятся к этому самозванцы. Так что деятели из Звёздной Палаты вполне могут осудить меня именно за то, что я выполнил их работу.
— То есть, по-твоему, будь Ладислав жив, они приговорили бы его к смерти?
— Без сомнения.
— Даже если бы он изложил мотивы своего поступка?
— Это бы его не спасло. В конце концов, Звёздная Палата декларирует своей главной целью защиту простых смертных от своеволия колдунов и ведьм.
— Если ты так считаешь, то почему же тогда не рассказал им о...
Я предостерегающе поднял руку:
— Нет, Морис, я не хотел рисковать. И сейчас не хочу. Звёздная Палата как организация, это одно дело, но её члены как люди и колдуны — совсем другое. Слишком велик риск, что кое-кто из них не устоит и изменит своим принципам. Как раз по этой причине я не приемлю деятельность Звёздной Палаты, хоть какие бы благие цели она не преследовала. Никому не подконтрольная, не ограниченная никакими рамками закона тайная организация со временем стремится расширить круг своих полномочий (коими её, кстати, никто не наделял) и рано или поздно превращается в узурпатора, самозванного вершителя судеб людских. Собственно, со Звёздной Палатой это уже происходит. Мой случай явно не в её компетенции, и всё же меня взялись судить.
— Но свидетель объяснил тебе, почему он обратился в Звёздную Палату.
— Так он же набитый дурак! Он не понимал того, что судьям, людям безусловно не глупым, должно быть яснее ясного: если я не предам огласке преступление Ладислава, то в Даж-Доме никто судить меня не станет.
— Почему так?
— Чтобы не порочить имя Ладислава. Это, конечно, не прибавит мне популярности среди детей Дажа, но можно не сомневаться, что после рассмотрения дела на закрытом заседании семейного совета меня отпустят с миром, попросив держать язык за зубами.
Морис сел на стул и, наморщив лоб, принялся пощипывать пальцами кончик носа. Он часто так делал, когда предавался раздумьям, и эта его привычка порой меня раздражала. Наконец он произнёс:
— Судьи предложили тебе на выбор три варианта. Если дела обстоят так, как ты говоришь, то почему бы тебе не пойти и не признаться во всём Володарю?
— Нет, — сказал я. — Это исключено!
— Боишься потерять Радку?
Я тяжело вздохнул. Боюсь, я уже потерял её — чем бы ни кончилась эта история.