Стеф Свэйнстон - Год нашей войны
— Ласканн, — позвал я. — Подойди-ка сюда на минутку.
Он подбежал ко мне, продолжая на ходу вытирать высокий стакан.
Я указал на худощавую девушку.
— Кто это?
Он пожал плечами и отвернулся, но я схватил его за локоть и рванул к себе.
— Да так… сучка какая-то, — промямлил он.
— Как зовут эту сучку? — продолжал наседать я.
— Янт, держись от нее подальше. Она не совсем… Скажем так, она немного странная. — Его тонкие губы растянулись в нервной улыбке.
— Ты сам чертовски странный, Ласканн, и мне не нужны твои советы. Если ты мне не скажешь, разозлюсь. Три… Два…
— Женя Дара!
Я отпустил его, и он потер свой костлявый локоть.
— Она Дара… — повторил он. — Дочь Лабры, так что… наполовину моя сестра.
— Я не знал, что у Лабры была дочь.
— Он не хотел, чтобы ты знал, Янт.
Любопытство оказалось сильнее интереса к узкоплечей девушке.
— Что, в конце концов, случилось с Лаброй? — с интересом спросил я.
Ласканн пожал плечами; надо сказать, он был прямо-таки создан для этого жеста.
— О… Его убила жена, — просто ответил он.
Я налил себе еще виски и опустился на стул рядом с барной стойкой. У меня было ощущение, будто я иду по лезвию бритвы. Когда волею судьбы на моем пути появляется нечто столь же притягательное, как в данном случае эта девушка, мне трудно поверить, что я не просочился в чью-то чужую жизнь. Меня охватило чувство нереальности происходящего, я даже задрожал от наслаждения. После минутного изучения моей физиономии Ласканн убедился в том, что я полон решимости.
— О нет, только не это, — тихо пробормотал он с легким дарклингским акцентом, по которому я так скучал.
— Почему я раньше ее не видел?
— Янт, я… Хорошо. Она нечасто сюда приходит — только когда погода в горах совсем ужасна. Все остальное время она на Чире или Гридериче.
— Правда? И что же она там делает?
Тонкий лед терпения Ласканна треснул, и он сказал мне, что, возможно, мне стоит спросить у нее самой.
— Она — одинокий волк, это все, что я знаю, — с горькой усмешкой добавил он.
Ласканн видел, как я хотел ее. Похоть просто разбирала меня. Я подумал о том, что такого шанса мне не представлялось с тех самых пор, как меня отвергла Деллин. И вот он — новый шанс. Последний. Я должен был овладеть ею.
— Она выше ростом, чем Деллин, — промурлыкал я, размышляя вслух.
Бармен уловил мою ремарку.
— Угу, — хмыкнул он. — Я знаю, что тогда случилось.
— Смертные не могут этого помнить.
— Янт, о твоем полном провале с Широй Деллин здесь ходят легенды.
То было сто лет назад. А это — здесь и сейчас.
— Каких мужчин она предпочитает? — спросил я, указав пальцем на Женю.
Горечь в голосе Ласканна превратилась в жалость к самому себе.
— Не знаю, — признался он. — Она не позволит мне и близко к ней подойти.
Весь следующий день и всю ночь я был занят только тем, что, практически выпрыгивая из штанов, пытался привлечь ее внимание. Однако все мои усилия оказались тщетны — Женя не замечала меня. Я не мог понять, почему ее мир был настолько чужд даже мне. Но мотивов для подобного поведения насчитывалось всего лишь три: упрямство, наличие кавалера либо просто тупость. Но я не мог ничего с собой поделать — она была настолько же красива, насколько недосягаема, правда, кроме того, еще и алкоголичка.
Когда в наркотическом тумане я по ошибке назвал ее Деллин, она просто улыбнулась, обнажив белые как снег зубы. Я купил ей виски, и она выпила его (как только я принес) и даже не поблагодарила меня. Все мои ухаживания оставляли ее совершенно равнодушной, и это заставляло меня еще сильнее желать ее. Она отказывалась танцевать. Карты? Она не умела играть. Истории о других землях? Ее они совсем не интересовали. Не хотела бы она, чтобы я проводил ее до дома? Ответом на такое предложение был взрыв холодного смеха, который рассыпался маленькими льдинками у моих ног.
Лицо риданнки было по-мужски грубовато, но все компенсировали высокие точеные скулы и изящный подбородок. Изо дня в день Женя красовалась в одном и том же одеянии — тонкий жилет и короткая юбчонка. Она была слишком длинноногой, худой и мускулистой и ничем не напоминала пышнотелую Деллин, однако это не мешало мне направить на нее свой гнев, не притупившийся с годами.
Когда все спали, я не мог уснуть — я думал о Жене. Эти мысли сжигали меня, и я пытался подавить их инъекциями сколопендиума. Но желание бурлило во мне, подобно талой воде. Острейшее желание. Я должен был овладеть ею. При авианском дворе мне помог бы грамм кантарида, но в заснеженных горах достать его было невозможно.
Я хотел Женю. Какова была бы погоня за ней! Я поймал бы ее. И потом завалил бы в снег.
Или трахнул бы ее в теплой, мягкой кровати, пока окно заметает снегом. Я хотел, чтобы она скакала на мне, хотел видеть, как мышцы этих длинных ног напрягаются и снова разглаживаются под кожей. У меня снова встал. Я был настолько возбужден, что мне казалось, будто сердце колотится у меня прямо в паху. И все из-за Жени. И за это она должна была ответить. Лежа на соломенном тюфяке, я одной рукой мял свои яйца, а другой — тер твердый пенис. Член у меня не очень толстый, зато довольно длинный, с гладкой головкой. Эти накрашенные ногти принад-лежат ей. Рука, сжимающая мой пенис, тоже принадлежит ей, и она двигает ею. Вверх-вниз. Ее тело растянулось подо мной. Маленькие груди побелели от холода. Кошачьи глаза сияют удовольствием. Когда я кончу, я сделаю это ей в рот. Я вздохнул. Это просто похоть, Шира. Это всегда было не столько «люби их и оставляй», сколько «трахай и сваливай».
В последнюю ночь я был уже на пределе. На следующий день меня ожидали в Замке, и я готовился к длинному, тяжелому полету. Я слишком серьезно подсел на наркотики, у меня кончились деньги, и с Женей Дарой ничего не получалось.
— Ты облажался, Комета, — радостно сказал Ласканн.
— Еще нет, тупица. Еще нет, будь ты проклят.
— Ха! Попробуй еще раз — лет через сто! И все же — зачем тебе нужна эта угрюмая сучка?
Затем, что она — частичка гор, которая станет воспоминанием. Затем, что она — риданнка, быстрая и дикая. А еще она похожа на меня, Ласканн, мы с ней одной породы.
Я — дитя изнасилования, как и Ласканн Шира. Я очень жалел его мать, ибо мог представить, что она чувствовала, когда на нее набросился Лабра. Люди гор считают незаконнорожденность проклятием, передающимся по наследству.
Я протирал барную стойку локтями, чувствуя странную слабость. Мои движения были заторможенными, я даже забыл о Жене, но она сама напомнила о себе, когда начала проталкиваться мимо меня. Обычно она избегала контактов, но сейчас хотела знать, почему кончилась выпивка. Она пришла снаружи, куда посетители выходили, чтобы справить малую нужду у задней стены бара. Ее кожа была холодной, хотя лицо порозовело, а сама она казалась взволнованной. Я видел, как она провела рукой по подолу своей юбки.
