Кол Бьюкенен - Фарландер
— Код! — взревел Бараха, прижимая пленника к стене. — Назови код!
— Нажимай, — прохрипел Эш, подбадривая Алеаса.
Створки еще немного сблизились.
Застрявший в двери алтарник либо потерял сознание, либо уже умер, и обе стороны использовали его в качестве прикрытия. Лучше других создавшейся ситуацией пользовался Эш, раз за разом наносивший противнику рассчитанные удары. Кровь летела на стены и собиралась в лужу на полу. Поскользнувшись на ней, Алеас удержался на ногах только потому, что выронил меч и ухватился за ручку. Щеку обожгла боль. Он откинул голову и почувствовал, как по лицу поползло что-то влажное.
— Мастер! — крикнул Алеас, поворачиваясь к алхазу.
Бараха обернулся. Человек, которого он допрашивал, был и не алтарником вовсе, а пожилым священником с плешью на затылке и торчащими из ноздрей волосками.
—Ты ничего от меня не узнаешь, — прошипел пленный. — Я ничего тебе не скажу.
— Неужели? — Бараха наклонился, задрал на священнике рясу и сунул под подол руку.
Эш отлетел вдруг от двери и свалился на пол. К освободившейся ручке тут же метнулась чужая рука. Створки немного раздвинулись, и в расширившуюся щель полезли плечи и головы. Алеас взревел, собирая остаток сил. «Ну вот и все, — мелькнуло в голове. Он сжался, ожидая в любой момент получить нож под ребра. — У нас нет ни малейшего шанса».
— Нет! — взвыл священник, прижатый Барахой к стене. — Прекрати!
— Мастер! — снова позвал Алеас.
Прорывавшийся между створками алтарник выругался и дохнул ему в лицо тяжелым запахом чеснока. Кто-то уже вставил между створками деревянный брусок и, используя его как рычаг, раздвигал половинки двери.
Бараха, словно и не слыша ученика, продолжал нажимать на священника.
— Код! Назови код или оторву!
Эш зашевелился и попытался встать, но двигался словно пьяный.
— Прекрати! — Голос у священника сорвался на истерическую ноту. В следующий миг он взвыл от боли.
— Код!
— Четыре-девять-четыре-один! Четыре-девять-четыре-один! — Жуткий вой достиг предела, заполнив все небольшое пространство, и внезапно оборвался. Священник сполз по стене и растянулся на полу.
Бараха швырнул на пол что-то окровавленное. Алеас на мгновение зажмурился, сдерживая подступившую к горлу желчь, и тут же почувствовал, как в живот ему тычется острие кинжала.
Перегнувшись через его плечо, Бараха стал набирать номер латунной панели.
— Быстрее, — прохрипел Алеас.
— Не работает. Он меня обманул!
— Рычаг! Дави на рычаг!
Кабина дрогнула и поползла вверх, сопровождаемая воплями, криками и проклятиями. Кто-то не успел убрать руку, кому-то зажало ногу, и они торопились высвободиться.
Алеас привалился к задней стенке. По лицу его градом катился пот. Переведя дыхание, он оттолкнулся от стены и встал на колени перед Эшем.
— Что с ним? — спросил Бараха.
Приглядевшись, Алеас увидел, что из бедра у старика
торчит нож, и наклонился к ране.
— Кость не задета. — Он осторожно вытащил лезвие.
Эш захрипел.
— Дай сюда. — Бараха взял нож и обнюхал лезвие.
— Отравлено. Давай, парень, ищи противоядие.
Алеас заставил себя сосредоточиться.
— Какое нужно? — Он раскрыл висевшую на боку медицинскую сумку.
— Давай все.
Алеас достал четыре пузырька с различными противоядиями и капнул по несколько капель каждого на сухие, горячие губы Эша.
Кабинка заскрипела и остановилась. Бараха тут же прыгнул к двери и схватился за обе ручки, чтобы не дать двери открыться. Войти, однако, никто и не попытался.
Алеас потер свой воспаленный глаз, потом достал фляжку с водой и попытался его промыть. Вроде бы удалось. Он осторожно поморгал и, удостоверившись, что все в порядке, сделал пару глотков.
— Тростниковое масло, — прохрипел Эш.
Алеас опустился на колени, вытряхнул из сумки глиняный горшочек, вырвал бумажную затычку, окунул палец в напоминающую воск субстанцию и помазал Эшу губы.
Глаза старика заблестели.
— Помоги подняться.
— Полегче, — предостерег Алеас. — Тебя же отравили, и яд еще не вышел.
—Знаю. Я его чувствую.
Бараха, приникший к двери своим здоровым ухом, повернулся и негромко спросил:
— Ты как?
Эш качнул головой.
— Думаю, это было толченое семя халло, — заключил, обнюхав отравленное лезвие, Алеас.
— Редкая вещь.
— Его и выгнать трудно. Вот выберемся отсюда и устроим тебе чистку.
— Вы готовы? — спросил Бараха. — Оба?
Эш поднял с пола меч, сбросил рясу и вытер ею окровавленный клинок и рукоятку. Делал он это с неторопливостью крестьянина, вытирающего серп.
Закончив, Эш стал подниматься, и в этот момент в бок ударила острая боль. Он уронил руку, согнулся и затаил дыхание. Потом с заметным напряжением воли выпрямился и наконец кивнул.
Бараха открыл дверь.
Глава 26
УБИЙСТВО
Киркуса тошнило от страха. Приникнув к тяжелой, массивной двери, он пытался ловить доносящиеся с другой стороны звуки и понять, что там происходит. Но за дверью было тихо.
Киркус знал: они пришли и идут за ним, и его первым желанием было бежать. Но куда? Он находился на самой вершине башни, и единственный путь к спасению вел вниз, мимо тех самых людей, что пришли его убивать.
Оставалось только надеяться, что храмовая стража сумеет сдержать незваных гостей и отвратить опасность. В конце концов, разве не этому их учат с самого детства? Разве не за это им платят? С другой стороны, как удалось этим людям, рошунам, зайти столь далеко?
Оттолкнувшись от двери, Киркус вернулся в Штормовую Палату, взял короткий меч и несколько раз рубанул им воздух.
Нет, оружие не понадобится, уверил он себя. Они не попадут внутрь. Посредине комнаты, втянув руки в рукава и склонив голову, стоял старый священник по имени Манс. Занимавшаяся камином немая служанка исподтишка посматривала на Киркуса.
— Вы оба, идите к двери, — распорядился он. — Слушайте и, если что услышите, сообщите мне.
Священник и служанка поспешили к двери. Киркус прошелся по комнате и, остановившись у окна, прижался лбом к прохладному стеклу. Туман не поднимался на такую высоту, и оттого казалось, что башня возвышается над облачным морем вместе с другими, торчащими тут и там башнями-островами.
Крик, прозвучавший этажом ниже, проник даже через толстое стекло. У него снова засосало под ложечкой. По спине скатилась капля холодного пота.
За всю свою жизнь, пусть и недолгую, Киркусу лишь однажды было по-настоящему страшно — несколько лет назад, во время первого очищения. Он сломался на середине длящегося неделю ритуала и, как ни пытался, так и не нашел в себе сил продолжать.
