Максим Волосатый - Воины клевера
— Всякая тварь да с разрешения Господа существует, — дядя Вася невесомо уселся на землю и повернул морщинистое лицо к прапорщику. — И эти, и мы, и орки ваши с эльфами. Раз они есть, значит, Господу для чего-то да нужны. И не нам решать, что правильно, а что нет. Наше дело — уважительно относиться к всякой вещи в мире.
— То есть это нам надо было перед жабой извиниться, что мешаем ей спокойно на попе сидеть, и попробовать пойти дальше? А если она уж пообедать решит, так и с поклоном ей «пожалуйста»? — развеселился Головенко.
— Господь всем дает свое умение, — в темноте дядя Вася походил на старого, изборожденного всеми ветрами языческого идола, что совсем не вязалось с его словами. — И если твое умение лучше, то так тому и быть.
— Ага, — не сдавался Леха, — так, значит, то, что мы идем к этой «Двери», это правильно? Ну, раз нам туда разрешают идти.
— Господь за тебя ничего делать не будет. А чтобы ты от тех же зверюг местных отличался, — дядя Вася собрал все морщины на лице в одно хитрое печеное яблоко, — он тебе еще и право выбора дает. Решай сам, что правильно, а что нет.
— Рулетка, — подытожил Головенко. — Угадал — будет тебе благословение, не угадал — извини.
— Ты не в карты играешь, — усмехнулось печеное яблоко, подсвеченное неровным светом костра, — и в том и в другом случае ты что-то да получишь, Господь, если очень попросить, всегда дает. А вот уж дальше твое дело, что с этим делать. Если по совести живешь, то и выбор у тебя будет правильный. А если за корыстью или гордыней пойдешь, то тебя эта дорожка только к ним и приведет. И не скажешь ведь ничего — сам все сделал.
— Так ведь не по совести тогда получается, — приподнялся на локте до этого момента лежащий на земле Фомых. — Не мы строили эту «Дверь», не нам ее и ломать.
— А кто тебе сказал, что мы ее ломать станем? — удивился дядя Вася. — Мне, например, очень интересно просто на нее посмотреть. Что там за ней, что она вообще такое? Ну а уж по ходу дела и будем решать, что у кого с совестью и как нам ее на всех делить. — По-старчески покряхтывая, он поднялся на ноги и прищурился куда-то в темноту. — О, что-то там наш Денис Евгеньевич углядел в ромбике, пойду тоже посмотрю.
Когда старик исчез в темноте с другой стороны костра, Головенко повернулся к Игорю:
— Ну и что это все значило? Ни фига я не понял. Как по-правильному-то будет? По совести?
— А для того, чтобы решать, как оно по совести будет, — сварливо отозвался Игорь, укладываясь поудобнее и отворачиваясь от Головенко, — сначала этой совести надо хоть немного где- то набрать. А у тебя ее совсем нет, мне с утра на дежурство, а ты тут антимонии разводишь. Спи давай. Или мне хоть дай поспать, совестливый ты наш.
И уже закрывая глаза под хоровод кружащихся чужих созвездий, Головенко тихо пробормотал:
— А мне тоже интересно посмотреть. Просто посмотреть.
Подмигнул звездам, улыбнулся — и мгновенно уснул.
Впереди был еще один тяжелый день.
— Тяжелый день превратился в два, а потом в три. Но переносилось это все гораздо легче, поскольку поисковый ромбик, болтающийся на шнурке у «профессора», уже практически весь расцвел огоньками. Маги хором уверяли, что они почти пришли. И правда, тварей становилось день ото дня, час от часу все меньше и меньше. Даже мелочь перестала досаждать последние полдня. Зато появилось нечто другое. Что-то разлитое в воздухе. Не страх, не напряжение — нет. Но нечто, заставляющее благоговейно склонять голову и с каждым шагом ступать все осторожнее и осторожнее, чтобы не потревожить что-то великое, что почивало неподалеку. Бойцы переглядывались, каждый пытался по товарищам определить, что происходит, но тщетно. Все чувствовали одно и то же и никак не могли это объяснить.
И только маги рвались вперед, как легавые, почувствовавшие добычу. У всегда величавого и степенного «профессора» раздувались крылья носа. Он чуть не подпрыгивал на месте от нетерпения, как мальчишка. Дядя Вася, казалось, помолодел лет на двадцать, у него даже его знаменитые морщины разгладились. И даже всегда невозмутимый как статуя Хоттабыч, внешне сохраняя полную индиферрентность, суетливо дергал руками и все время пытался забежать вперед, регулярно обгоняя головной дозор и жутко при этом смущаясь. К вечеру ощущение величественного храма, распростершегося вокруг, уже стало нестерпимым. Но отторжения не было, наоборот, несмотря на нарастающее напряжение, никого уясе это не волновало ни капельки. Все безудержно рвались вперед, практически не обращая внимания на мир вокруг. Появись сейчас любая из тварей, которых группа оставила вдоль своего следа, то-то бы ей славный вышел ужин: в ее сторону никто бы далее головы не повернул. Но тварей не было. Ни одной. Поредевший лес будто вымер. Ни звука, ни шороха. И только изредка группа пересекала широкие просеки из поваленных деревьев, будто здесь проползала огромная гусеница. Но всем было не до того. Вот-вот, вот-вот…
— Стой! Внимание! — Федун остановил группу по знаку дозорных. Куда-то они все-таки пришли.
Плюнув на безопасность, все сгрудились вокруг майора, до боли в глазах вглядываясь в фигуры дозорных, которые, так же наплевав на скрытность, остервенело махали руками с вершины небольшого холма, подзывая остальных.
— Пошли, — скомандовал Федун, срывая группу с места. — Посмотрим, куда вы нас привели, товарищи маги.
Редкая цепочка людей выстроилась на вершине холма, завороженно вглядываясь в нечто, раскинувшееся внизу. Прошла минута, другая. Никто не шевелился. Майор опомнился, лишь зацепившись за ускользающую многолетнюю привычку исполнять полученные приказы.
— Головенко, — враз охрипший голос выдернул Леху из благоговейного транса. — Настраивай аппаратуру. Дядя Вася, вы
обещались магией помочь. Где амулеты? Пора доклад делать.
И опять развернулся вниз, завороженный увиденным.
Дядя Вася, двигаясь как во сне, достал передающий амулет и дернул за свисающую тесьму, активируя его. Благо амулет как раз на такой случай и был рассчитан, в автономном режиме все происходящее начало передаваться по линиям хальер, а там кто-нибудь да подхватит. На большее его уже не хватило. Как кукла, ведомая на веревочке, старик повернулся в сторону чарующего нечто и сделал шаг вперед. За ним качнулись все остальные.
Тех же самых военных рефлексов, что и у Федуна, Головенко хватило, чтобы включить передатчик, настроенный на базу, перекинуть тумблер включения налобной камеры, которая уже два дня беспрестанно красовалась у него на голове, и затихающим голосом пробормотать: «Мы идем туда, там здорово».
