Лис Арден - Алмаз темной крови. Книга 1
— Нет, моя радость, служанка мне не нужна, — улыбаясь, покачала головой хозяйка сычова дома, — но вот от дочушки я бы не отказалась. Знаешь, мой младшенький с самого начала характерный был, шел спинкой — ух… Хорошо, что Сыч меня как раз к родам перевез к отцу с матерью, одна я бы не выжила. Но — с мечтой о дочке пришлось расстаться. И хотя я считаю, что такая жизнь не по тебе… ну, по крайней мере, пока, — если хочешь, оставайся. Как дочь.
— Я останусь. Не знаю, как я смогу отблагодарить вас… я никто. Ни родных, ни друзей, ни денег… девица с мутным прошлым и невесть каким будущим.
— Постой-ка, — и Сова отложила в сторону длинную деревянную шпильку, которой выдавливала ядрышки из темно-красных, почти черных вишен: сегодня вечером они будут варить варенье, а пока им предстояло очистить пару здоровенных корзин вишни, — постой. Это что же такого ты натворила, что стыдишься прожитых дней? Своего искусства? Друзей? Или того, что не сбежала из Эригона в дни тихого ветра? Ах вот оно что… немного неопрятный брак с ратманским сыном.
— Если бы немного… — Амариллис с ожесточением ткнула шпилькой в ягоду, так, что багряный сок брызнул ей на лицо, — если бы…
— Что ж. Я так понимаю, ты пошла за Мираваля-младшего потому, что это была неплохая возможность устроить свои дела. Так?
— Ага. И дела устроить, и поблестеть всласть, и нос кое-кому утереть. Вот, мол, побрезговал танцовщицей — так полюбуйся теперь на госпожу ратманшу… да только издалека, эдакое лакомство не про тебя. Дура!!!… Дела устроить… да что там, это я себе давно простила, есть-пить всякому надо, жизнь особо рассусоливать не станет, когда я постарею. Но идти замуж за одного, чтобы кольнуть в сердце другого… — и девушка закусила губу, криво, нехорошо усмехаясь.
— И именно из-за этого ты оттолкнула Хэлдара? — тихо спросила Сова.
— Не знаю. Я ничего не понимаю, Сова. Когда я просто вспоминаю его, даже мельком — у меня словно земля из-под ног выходит. Но когда он был тут, я чувствовала себя какой-то мелкой, нечистой тварькой, мне казалось, что я вымазалась в грязи с ног до головы. И он видит эту грязь. Зря он меня вытащил. Ехало бы его лордство мимо… всем было бы лучше.
— Ну вот что. — Сова протянула руку, взяла Амариллис за плечо, пачкая платье соком вишни, и резко тряхнула ее, как будто приводя в чувство. — Прекрати сейчас же. Его лордство… не забывайся, Амариллис. Хэлдар — эльф, не человек. Чего ты не можешь ему простить? Что не побрезговал тобой, из болота вытащил? Земля из-под ног уходит… А ты и не привыкла! Тебе привычнее, когда от твоего вида шалеют, всякое разумение теряют!
Сова встала и принялась шагать по траве, время от времени потрясая перед носом Амариллис указательным пальцем.
— Ишь ты… выискалась! Мало тебя, видно, учили… ничего-то ты не поняла. Глупая девчонка! Как можно было так унизить эльфа…
— Да чем?! — с отчаянием в голосе прервала ее Амариллис.
— Да тем!.. Кто из окошка под утро вылез?! Ты, голубушка, его с кем-то спутала — уж если он принял тебя… или ты думала, тебя брезгливо выпроводят? И теперь! Стыдно ей, видите ли!
— Да! — подавшись вперед, сжав кулаки, выкрикнула Амариллис. — Да!!! Мне стыдно! И… и… я хотела не так!
— Конечно! Подолом пыль пустить! Как ты не понимаешь, не нужна ему эта людская мишура!.. Ему ты нужна. Зачем только, ума не приложу… дура этакая. — Постепенно успокаиваясь, Сова снова села и взялась за ягоды.
— Послушай меня, девочка… дочка. Его любовь примет от тебя все — и радость, и страдание, и даже грязь. К нему она не липнет; глядишь, и от тебя отстанет. Но твое сомнение для него больнее любого оскорбления, тяжелее любой обиды. Хэлдар привез тебя сюда почти что мертвую — и сам был готов умереть, лишь бы не оставить тебя одну… в смерти. Амариллис… с любовью не шутят, это не забава для капризной и заносчивой девицы.
— А я, я кто? — спросила девушка совсем тихо, подозрительно шмыгая носом. — Он тогда даже не взглянул на меня…
— А ты была готова к тому, чтобы он на тебя взглянул?
— Да… нет… все равно он уехал… — тут Амариллис выронила шпильку и, некрасиво сгорбясь, заплакала.
В этот момент среди обобранных вишневых деревьев показалась фигура Сыча.
— Совушка, так мед нужен или… о великие драконы! Опять?! Да сколько же в тебе слез, дева?! На тебе плесень вырастет, если будешь так реветь! — он сердито выговаривал Амариллис, не обращая внимания на жену, которая махала на него рукой, приказывая уйти и не вмешиваться.
— Эх ты! А еще темнокровка! — тут он осекся, поскольку увидел выражение лица жены. Не найдясь ничего сказать, Сыч потоптался с минуту на месте и потихоньку удалился.
Амариллис закончила плакать, вытерла слезы красной от вишневого сока рукой, отчего лицо ее приобрело устрашающий вид и решительно потянулась за следующей ягодой.
— Он прав, госпожа моя приемная мать. Я ведь все-таки темнокровка, хоть на сколько-то. — Она старалась говорить твердо, не впуская в голос дрожащих всхлипов.
— Надо же, опять все сначала… — она даже попыталась улыбнуться, — И сколько раз мне вот так рождаться заново?
* * *Неспешно наступающая осень характером оказалась мягка и нежна, она как будто извинялась за резкость старшей сестры и хотела загладить нанесенные тою обиды. Дни стояли настолько теплые, что ночи даже радовали своей свежестью; вода в пруду близ сычова дома оставалась по-летнему согретой, и когда у Совы и ее приемной дочери заметно поубавилось дел, они целыми днями просиживали на желтом песке, купались… А потом созрели осенние яблоки. Даже изобильный сад Совы никогда не дарил своей хозяйке такого урожая; с самого начала сентября яблоки были повсюду — в сушильне, в погребе, в корзинах на полу, под деревьями… В огромном деревянном чане бродил, бунтовал сидр; в медных тазах попыхивала пастила, и брауни, довольно ухмыляясь в бороду, таскал на скотный двор целые мешки падалиц.
Амариллис разровняла угли под треногой, на которой гордо возвышался таз с пастилой, с удовольствием облизала лопаточку, облипшую кисло-сладкой, прозрачно-золотистой массой и, взяв из корзины яблочко порумянее, направилась в дом, сказать Сове, что пора заполнять очередной противень ароматным варевом, где оно и застынет… а потом его свернут в трубки, обваляют в сахарной пудре и подвесят в погребе. Она подбрасывала яблоко на ладони, ловко ловила его, снова подбрасывала… выйдя из сада Амариллис увидела белоснежного коня, стоявшего у крыльца. Он, заметив ее, вскинул голову, узнавая и приветствуя… и тут же повернулся к хозяину, выходившему из распахнутой двери дома.
Амариллис застыла на месте, сжимая яблоко; она смотрела растерянно, даже испуганно, и, казалось, вот-вот развернется и убежит в спасительную тень сада. Эльф, направившийся было к ней, заметил это и остановился. Он ждал. Пальцы Амариллис дрогнули, разжались… яблоко, с глухим стуком упав в траву, покатилось. А она, не думая — просто забыв думать — о том, что же она делает, сорвалась с места стрелой, тоненькой, легкой, сладостно-гибельной стрелой… в его сердце.
