Марина Аромштам - Легенда об Ураульфе, или Три части Белого
— А Ковард?
— А что нам Ковард? Если в Лес не соваться…
Третий взглянул в окно и тихо присвистнул:
— А вот и Зеленая Шляпа. Накликали.
Все четверо разом повернулись к окну.
— Уходим?
— Быстро и тихо. Там черный ход.
— А ну, постой… Постой, говорю.
— Ты обалдел? Жить надоело?
— Да ты на него посмотри. Он же один. Без своих. И, кажется, сильно пьян… Пьян, как последняя сволочь.
Люди в серых плащах переглянулись:
— Никуда не уходим.
Ковард появился в дверях, оперся на косяк и подозвал трактирщика:
— Мальчишка… Мне нужен мальчишка. Кто-нибудь его видел? Такой… в перчатках… с улыбкой. Три крысиные шкурки тому, кто его видел. Дай стул.
Трактирщик взглянул на Коварда и подтолкнул к нему стул.
Один из сидевших в углу сделал трактирщику знак: мол, могу кое-что рассказать.
— Иди, расспроси. Дам хвостик. — С Коварда лился пот.
Трактирщик протиснулся к тем, что сидели в темном углу, и вскоре вернулся назад, что-то пряча в карман.
— Ну?
— Те вот видели. Это Придурок Барлета. Он вроде как был за оврагом. Никуда не спешил.
— Овраг… Какой овраг? Далеко?
— Отсюда — в трехстах шагах.
— Те, кто видел, смогут меня проводить?
— Наверное. Что им? — трактирщик кивнул, но не очень уверенно.
И обернулся, чтобы позвать провожатых.
Но в углу за столом уже было пусто.
* * *— Ковард! Сюда! Сюда!
В глубине души Ковард знал: этот голос — тоненький, жалобный, — этот голос — обманщик. Исси звал бы не так.
Но мысли тонули в дурмане, заполнявшем все тело Коварда. Ковард словно лишился воли и шел на голос, как селезень на манок.
— Ковард! Сюда! Сюда!
Он с трудом заставлял себя помнить о возможных ловушках. Он желал одного — поскорее лечь и заснуть. И в какой-то момент не заметил туго натянутую между деревьев веревку. Ехал он медленно, поэтому веревка не снесла ему голову. Но из седла его выбросило. Чужая лошадь, почуяв неладное, всхрапнула, вскинулась и бросилась прочь. Догнать ее, даже прикрикнуть у Коварда не было сил. Он поднялся на ноги и оглянулся. Знакомое место! То самое, где три лунных года назад дозорные захватили красноголовых во время травли лосихи. И вместе с ними — меченого лосенка. Которого вылечил Исси. А Ковард тогда не поверил…
Этот Исси, он златорукий. И он теперь убежал… Вон там, чуть подальше, — овраг. Туда не стоит ходить. Исси точно туда не полезет.
— Ковард! Сюда! Сюда!
Как же хочется спать. И еще было дело, о котором Ковард забыл. Какое-то очень важное дело. Нужно было поехать в горы… У оврага крутые склоны и на дне — бурелом.
— Ковард! Ковард, сюда!
Что ж такое? Ноги сами идут. Не идут, а плетутся. Что он делает, Духи?
Ковард споткнулся, неловко свалился на бок и проехал вниз, обдирая локти о сучья. А когда, наконец, ухватился за куст и попытался встать, раздался щелчок, и нога попала в капкан. От боли у Коварда потемнело в глазах. Он попытался освободиться, но железные зубья сжались еще сильнее.
И тут же сверху снова раздался голос. Но на этот раз — не жалостливый и не призывный, но очень знакомый. Зурдак!
— Ковард! Зеленая Шляпа! Куда это ты забрался?
— Ты случайно не знаешь, где его арбалет?
На другой стороне оврага Ковард увидел Гимрона.
Появился еще кто-то, третий. И следом за ним — четвертый. Это же те! Те самые, что травили лосиху. Отправленные в изгнание — потому что лосенок выжил.
— Вы… Именем Ураульфа… Вам не место на острове. Вы нарушали Закон!
— Зурдак, а он нас пугает!
— Детка, ты разве не знаешь, что гулять одному опасно?
— Он знает, но позабыл.
— А мы ему щас напомним. Правда, я давно не стрелял. Как ты думаешь, я отсюда попаду ему в ногу?
Ковард попробовал двинуться и застонал от боли: капкан при каждом движении сжимался сильнее. Он не может бежать. И забыл арбалет. Он совсем беззащитен.
Стрела пронзила ему щиколотку. Ковард упал на колени.
— Гляди-ка, Зурдак! Зеленая Шляпа не держится на ногах.
— А по-моему, он симпатичный — когда стоит на коленях.
— Или ползает на четвереньках.
— Да он перепил, Гимрон.
— Ты не знаешь, с какой такой радости?
— Может быть, от расстройства. Узкоглазый его покинул. Сам ускакал на Юг, а его почему-то не взял. Видно, Ковард ему не нужен.
— А нам-то он нужен, Гимрон?
Вторая стрела вонзилась в плечо. У Коварда потемнело в глазах, перехватило дыхание.
— Гляди-ка! Зеленая Шляпа валяется мордой в грязи. Жаль! А я-то хотел выстрелить ему в глаз.
— Ну, Зурдак, ты и шутник! Он же тогда умрет! — Гимрон по-бабьи всплеснул руками, изображая жалость. — Я имею в виду, он тогда сразу умрет. А так полежит, подумает. Вспомнит маму и папу.
Третий, с другого склона, стал торопить:
— Все. Уходим отсюда. Вдруг его ребятки станут искать: где Зеленая Шляпа? Где Зеленая Шляпа? Они могут и рассердиться. А у них с собой арбалеты.
Охотники двинулись прочь. Но Зурдак решил задержаться:
— Хочу почесать ему спинку: больно удобно лежит.
Звук спущенной тетивы — стрела пробила Коварду легкое и пришила его к земле. Рот наполнился кровью.
— Мразь. Кейрэкский подонок. — Зурдак смачно плюнул.
Хруст веток под сапогами.
В Лесу опять стало тихо.
* * *Оглушительно били военные барабаны. Но они уже не пугали. В поле то там, то здесь мелькали знакомые всадники, и кто-то все время кричал: «Смотрите! Смотрите, как скачут всадники Ураульфа!» и полотнище с Белым Лосем развевалось над головами. Его держал кто-то маленький на мохнатой лошадке.
— Найя! Не может быть! Что ты здесь делаешь, Найя?
— Ураульфу нужна была помощь. И он ее получил.
— Но ведь ты умирала, спрашивала про цветочек. (Сознание Коварда неожиданно встрепенулось: как же он мог забыть! У Найи открылись раны.)
— Со мной все в порядке. Умираешь ты, а не я. Цветочек нужен тебе. Ковард, открой глаза. Ковард, найди в себе силы.
Видения отступили. Ковард понял, что спал, — и проснулся. В нос ударил запах прелых листьев и крови. Ковард закашлял, и по телу жгучей волной побежала боль. Кто-то добрый послал ему сон, облегчая страдания. Пусть бы он умер во сне. Зачем же было будить…
— Ковард, открой глаза.
Голос ласковый, но настойчивый. Но боль не дает дышать.
— Ты веришь в вещие сны? Тогда найди в себе силы.
Веки Коварда дрогнули. Нет, он не сможет, не сможет.
— Ковард! Открой глаза!
Ковард сделал усилие — невозможное, нечеловеческое — и увидел труху и слизней.
