Игорь Ковальчук - Бастард: Сын короля Ричарда
У Трагерна вытянулось лицо. Он переводил взгляд с друга на чужака и обратно.
— Ты что, собрался договариваться? — не выдержал он.
Молодой рыцарь раздраженно махнул на него рукой:
— Погоди… Итак, Далхан готов подарить мне хомут на шею, называемый королевской властью. В обмен на что? На мой дар? Ну-ну…
— Какой хомут? — растерянно переспросил Боглач.
— А теперь расскажи-ка мне, кто такой Далхан, чем он занимается, и — самое главное — зачем ему мой дар. И как он собирается его из меня вытаскивать. Давай рассказывай.
Недоумение черного стало еще глубже. Несколько мгновений он молчал, видимо, пытаясь понять, что происходит, после чего уточнил:
— Так что же ты решил?… — но, заметив натянутое выражение лица англичанина, взявшего его в плен, поспешил начать свой рассказ:
— Мы служим той силе, что куда выше Бога и куда более могущественна, — Князю ночи.
— Ты имеешь в виду Князя тьмы? — брезгливо кривясь, уточнил корнуоллец. — Ну, продолжай.
— Да, тому, кого называют Светоносным, Люцифером…
— Не светоносным, а светозарным. Плохо знаешь латынь.
— Его власть велика, и Далхан, которому сам Князь дарует большую долю своей силы, может совершить любое чудо. Бог слаб и лицемерен, он…
— Так, подобные рассуждения оставь при себе. И можешь особенно не стараться — я кое-что слышал и о черных мессах, и о шабашах, и о жертвоприношениях. Дальше. Твоего Далхана беспокоит то, что магия, вернувшаяся в мир, наделит силой не его, не так ли? Насколько я понимаю, что священники, что служители этого… воплощения зла черпают власть из одного источника.
— Не из одного! — оскорбился Боглач.
— Ладно, не собираюсь вдаваться в клерикальные споры. Разве в целом я не прав?
— Ну… в целом… Прав.
— Хорошо. Так зачем Далхану мой дар?
— Ему, похоже, проще отвечать "да" и "нет", — сказал Трагерн. — Позволь, чтоб побыстрей, я сам выскажу предположение?
— Высказывай, — разрешил Дик.
— Далхан ведь хочет получить ту власть, которая ему пока недоступна. Получить в свое распоряжение и магическую силу? Верно?
Черный слегка изменился в лице, и корнуоллец понял, что его друг попал в самую точку. Молодой рыцарь развел руками:
— Что-то ты не очень охотно отвечаешь. Жаль, а я хотел тебя отпустить.
Боглач сжался, но Дик не спешил вынимать меч. Убийство беспомощного ему претило, освобождать же противника и потом пытаться убить его, как положено, выглядело верхом нелепости.
— Так каким именно образом Рэил собирался лишать меня моего дара? Не знаешь? Точно не знаешь?
— Во время обряда, — бледнея, ответил чужак. Испуг вывел его из равновесия, и кастильский акцент стал заметнее. — В ходе сложного обряда, который… В ходе которого используется чаша, кинжал и костяное перевернутое распятие…
— В ходе которого ты, конечно же, погибнешь, — сказал Дику Трагерн.
— Нет-нет!…
— Да такие, как они, попросту не знают обрядов без жертвоприношения! — возмутился молодой друид. — Он тебе врет.
— Не сомневаюсь.
Корнуоллец извлек меч лорда Мейдаля, и, прежде чем Боглач успел по-настоящему испугаться, кончиком клинка начертил в воздухе неторопливо исчезающую полоску. Напитал ее силой и, нагнувшись, толкнул черного навстречу ей. Края полоски разошлись, втянули в себя неподвижное, спеленутое магией тело и вновь сошлись. В воздухе запахло болотом.
— Куда ты его? — удивился Трагерн.
— В другой мир. В какое-то болото. — Молодой рыцарь убрал клинок в ножны и встряхнул зудящей кистью руки. — Ничего, заклинание он рано или поздно распутает. И не надо читать мне наставления. Я сам знаю, что поступил опрометчиво, использовав такую сильную магию, и теперь меня найдут.
— Не обязательно. — Трагерн рассматривал кинжал, выпавший из ножен у пояса черного, когда его Сталкивали в болото иного мира. — Вблизи церкви-то… Близость церкви может погасить и большее магическое действие. Наверное, потому-то ты нашел его, а не он тебя.
— Откуда ты знаешь, что это я увидел его первым?
— Потому что иначе ты не смог бы взять его в плен. Разве что убить, и то при очень большой удаче, — тонко улыбнулся друид. — Я его знаю. Боглач — сильный противник. Очень сильный.
— Хорошо. Значит, мне повезло. Видимо, Далхан перестал посылать за мной простых исполнителей. Мне лестно.
— На твоем месте я не стал бы гордиться.
Дик мимолетно усмехнулся и пошел к воротам замка, уверенный, что его отсутствие еще не замечено. Король устроил у капеллы слишком увлекательное зрелище, чтоб солдаты могли заинтересоваться чем-то иным. Наверное, у врагов Ричарда не было и не могло быть лучшего времени для нападения, чем этот самый момент, англичане и не заметили бы, что на башнях Матегриффона развеваются чужие знамена. Размышляя об этом, молодой рыцарь улыбался и прикидывал, как именно стал бы атаковать войска своего короля. Правда, он-то знал их куда лучше, чем Танкред или Генрих VI, сын Барбароссы.
Наутро у его величества зверски болела голова, и от него прятались все его свитские. Исключение, пожалуй, составлял только Дик — с любезным выражением, будто прилипшим к лицу, он обслуживал короля и сносил его упреки, которые государь даже ленился ясно выражать в словах. Корнуоллец будто не слышал, при взрывах августейшего гнева не напрягался испуганно, поскольку в глубине души попросту не верил, что ему может что-то грозить. В сердце молодого рыцаря полных двадцати лет (недалеки были его двадцать первые именины), еще легкомысленного и в меру романтичного, дремала уверенность, что, стоит ему сказать королю, кем на самом деле он является, помилование обеспечено.
А Ричарду в моменты раздражения не было нужно ничего, кроме такого отношения. Он бросал упрек и тут же забывал о нем, потому что злился в действительности вовсе не на оруженосца, слугу, кравчего или рыцаря, а на Филиппа-Августа, Танкреда, императора и прочих власть имущих, которым нельзя попросту дать пощечину или тычок в зубы. Английский государь косился на Дика злобно, но к вечеру совершенно оттаял, подарил ему свой кубок и отправил отдыхать. Невозмутимое лицо этого молодого рыцаря его успокаивало, приводило в приятное и не слишком привычное состояние внутреннего равновесия.
Ричарду надоела Сицилия, но он понимал: чтобы набрать такую большую сумму выкупа, Танкреду требовалось время. Что ж, даже если бы он привез золото на следующий день, английские корабли принуждены будут ждать весны, хотя бы апреля, чтоб выступить, никто не пускается в поход в феврале, зимой, как известно, не воюют — не принято. Король старался набраться терпения и, хоть руки так и чесались взяться за меч, пообещал себе не поднимать войска до самого выступления.
