Карина Демина - Королевские камни
И дышать‑то хочется полной грудью.
Плакать тоже.
Смеяться.
Выругаться от души, все одно никто не слышит, кроме Ната, а он поймет. Он ведь понимает Ниру лучше, чем кто бы то ни было. И простит. И будет дальше…
…кукушка заливалась, отсчитывая годы.
И Нира, взяв мужа за руку, попросила:
— Давай еще немного посидим… если ты и вправду не замерз.
Он покачал головой и перебрался на другую сторону бревна. И хорошо. Так сидеть удобней.
Ждать пришлось долго.
И дом, пытаясь скрасить ожидание, рассказывал Ийлэ…
…о людях, которые пришли, чтобы умереть. Они не ждали смерти, а потому удивились. И дому было удивительно их удивление. А Ийлэ понимала — смерти никто не ждет.
Ей не было жаль людей.
Ни тех, что пришли.
Ни тех, что остались в лесу, надеясь скрыться. Но лес не стал им помогать, и псы вышли на след… Ийлэ слышала их голоса, которые пробудили было память, но тут же ее убаюкали.
Это чужая охота.
Пускай себе.
Она ждала и перебирала жемчужные бусины… ожерелье длинное, на двести сорок семь жемчужин, которые идеально подходят друг к другу… их собирали пятнадцать лет.
Отец рассказывал.
По форме.
Цвету.
Блеску.
Нани жемчужины не понравились. Вот брошь — бабочка с мозаичными крыльями — дело иное. Крылья закреплены на крохотных пружинках, и потому вздрагивают от малейшего прикосновения. Нани это смешит. И она смеется громко, заливисто.
Хлопает в ладоши.
И сгребает драгоценные браслеты, чтобы сунуть их в рот. Сапфиры и рубины, крупные, темно — красные… изумруды с искрой… и широкий пояс, который надевают к парадному платью…
Сокровища.
Они лежали на полу комнаты сияющим ковром, и Ийлэ зачерпывала их горстями. Холодный металл. Острые камни. И из‑за них все… из‑за камней…
Металла.
— Сидишь, — спросил Райдо.
Ийлэ слышала, как он подходил, и как возился с замком, дверью… слышала, но не смогла отвлечься. Блеск драгоценностей завораживал.
— Сижу.
— Нашла?
— Да.
Она повернулась к нему.
Изменится?
Увидит все это… уже видит… и не понимает, сколько это стоит. Сама Ийлэ тоже не понимает, не представляет и близко.
— Хорошо, — Райдо присел на корточки и подобрал диадему с синим бриллиантом. — Красиво… она такая хрупкая, что и прикоснуться страшно… зимняя, да?
— Да.
В его руках диадема и вправду выглядела неестественно хрупкой.
Зимняя.
Верное слово. Отец назвал эту парюру Зимней сонатой.
— Есть еще браслеты и ожерелье… и серьги…
— Ийлэ, — Райдо протянул диадему. — Шериф мертв. И доктор, насколько я понял…
— Я его…
— Не ты. Разрыв — цветок.
— Все равно я, — по щекам покатились слезы, крупные, круглые, как растреклятые жемчужины, которые ластились к Ийлэ. — Это я его… я…
— Тише, девочка моя. Ты… если так хочешь. Но иначе он убил бы тебя… мне бы тебя отругать за то, что вышла… я же говорил, чтобы сидела здесь, верно?
— Г — говорил.
— А ты не усидела, бестолковая моя…
— Он… ребенок…
— Ребенок — это хорошо, пускай будет, — Райдо как‑то оказался рядом, и сидел, и обнимал, гладил плечи, успокаивая. — Очень испугалась?
— Нет, — плакать рядом с ним не получалось.
И ладно.
Что‑то она не в меру слезлива стала.
— Я… я знала, что кто‑нибудь придет… они не оставят меня… и дверь заперта… но ведь не отступят, пока не получат… ему хотелось все это… я дала… там, в коридоре… еще лежат… много… не знаю, что именно… я и не думала, что их столько.
— Все учтут, — со вздохом произнес Райдо и поцеловал в висок. — Ийлэ… ты сможешь поговорить кое с кем? Если нет, если тебе плохо, я скажу… обождут…
— Но лучше, если я…
— Лучше, — согласился Райдо. — Особый отдел не отличается терпением.
— И они…
— Гарм.
— Ты знал?
— Догадывался, — Райдо вытащил из кучи сапфировые серьги. — Он не причинит тебе вреда. Я не позволю. И если хочешь, буду рядом…
— Хочу, но…
Есть Нани и тот, другой, безымянный пока ребенок, который слишком тих, чтобы это было нормально. Он поел и уснул, как лежал, в обнимку с бутылочкой молока. И наверное, сытый, был счастлив.
— Детей на кухню отнесу. Присмотрят.
На кухне тепло и пахнет едой, там печь и начищенные до блеска медные кастрюли. Кухарка. Ее помощница… горничные, из тех, кто не ушел.
На кухне не пахнет кровью, как в остальном доме.
…чужаков пустили на второй этаж.
Тела уже убрали, но запахи остались и останутся надолго, несмотря на то, что окна распахнуты настежь. Дом сыто урчит, он тоже почти счастлив.
…дверь в кабинет открыта.
И Гарм сидит на низком кожаном диванчике. Перед ним — цветастый женский платок, на котором высится груда драгоценностей.
— Неаккуратно вы, леди Ийлэ, с наследством обращаетесь, — Гарм ворошит гору пальцем. — Бросили в коридоре… кто хочет, тот и бери… а вдруг и взял кто? Нехорошо.
Он всерьез?
Или смеется? По нему нельзя понять.
— Не пугай, — говорит Райдо и руку на плечо кладет. — Она устала.
— А кто не устал? Я, что ли не устал? Я полночи по лесу бегал, зачистку проводил… в меня стреляли, между прочим.
— Еще скажи, что попали.
— Попали, — согласился Гарм. — Только им это не помогло. Леди, как понимаю, здесь лишь малая часть?
— Да, — первое слово, которое удалось произнести Ийлэ.
— А остальное где?
Ответил Райдо:
— В сейфовой комнате.
— Надеюсь, запертой?
— Запертой.
— Хорошо, — Гарм встал. — В таком случае остались кое — какие мелочи…
— Откуда вы… — Ийлэ осеклась, испугавшись собственной смелости.
Особый отдел.
Тот, в котором служил Бран… и тот, который может решить судьбу самой Ийлэ. И если этот полукровка, казавшийся знакомым, почти безопасным, захочет, то…
— Нет нужды меня бояться, леди, — он повел носом и нахмурился. — Мне казалось, за все мое время пребывания я не дал вам ни одного повода думать, будто…
— Бран… о мертвых не принято говорить плохо, но доброго слова он не заслуживает… хочу лишь сказать, леди, что в Особом отделе подобных ему немного… к счастью. Что же до вашего вопроса, то ответ прост. Мы приняли объяснения местных властей потому как нам было это удобно. А потом ваш супруг, который на тот момент супругом не был, вдруг заинтересовался своим, с позволения сказать, предшественником. И не только им… ваш старый товарищ был аккуратен, но не настолько, чтобы не привлечь внимания.
Гарм неуловимо преобразился.
Простоватый? Нет, в нем ничего простоватого не осталось.
