Константин Соловьев - Геносказка
— Именно так. Но если у тебя есть другой, я с удовольствием его выслушаю.
Гретель промолчала. Ее задумчивый взгляд был устремлен куда-то мимо брата, но на что именно она смотрела, Гензель сказать не мог. Взгляд геноведьмы — странная штука. Никогда не понять, куда он устремлен.
Гензель не стал и пытаться. В последний раз проверил тюки и, шлепнув лошадь по тощему боку, взял в руки узду.
— Ну, пошла, Хромонема, пошла, зараза безногая!..
9Шлось поначалу необычайно легко. Как только они покинули шумный и пропахший гнилыми яблоками Лаленбург, воздух враз сделался чище и слаще, а утоптанная земля тракта не утомляла так немилосердно ног, как грубая брусчатка каменных мостовых. Осенний ветер был прохладен, но еще не успел наполниться ноябрьской яростью, трепал путников за одежду, но милостиво, больше заигрывая, чем пробуя на зуб.
Гензель разглядывал небо, похожее на густую мясную похлебку, в которой плывут пятна жира. Гретель молча шла вслед за Хромонемой, глядя исключительно под ноги.
— Кто такие альвы?
— Что? — Полупрозрачные глаза озадаченно моргнули. Верный признак того, что их обладательница вернулась в реальный мир — из того, в котором блуждал ее рассудок большую часть времени.
— Ты обещала, что расскажешь мне, когда мы выйдем из города. Башни Лаленбурга уже едва видны на горизонте. А идти нам еще долго. Вот я и подумал, что пришло время…
На самом деле избыток времени никогда не был для Гретель чем-то неприятным. Кажется, даже его течение она ощущала как-то по-иному, не так, как обычные люди. Гретель способна была целыми днями молчать, занимаясь созерцанием своих собственных мыслей, и тогда Гензель чувствовал себя в одиночестве, даже если достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться сестры. Она просто уносилась куда-то, точно девчонка, чей домик был подхвачен могучим ураганом. И тогда Гензелю оставалось лишь гадать — где она сейчас? О чем думает?..
По счастью, сейчас она оказалась рядом.
— Ты ведь и без меня знаешь, кто такие альвы. В сказках, что ты любишь, они встречаются не реже, чем геноведьмы и заколдованные принцессы.
— Я всегда считал, что это выдумка.
— Я и сама так думала до вчерашнего вечера. — Гретель пнула лежащий посреди дороги камешек и некоторое время наблюдала за тем, как он прыгает по ухабам. — Считала слухи об альвах мальчишечьими рассказами и небылицами. Кто не любит приврать, когда речь заходит о геномагии…
— Мне приходилось слышать самые разные сказки, — задумчиво заметил Гензель, поправляя дорожную сумку. — И альвы в каждой из них не похожи на прочих. Где-то они сродни добрым волшебникам, приходят на помощь брошенным в беде, исполняют желания и творят геночудеса. Где-то, напротив, насмешливые проказники, норовящие сотворить какую-нибудь пакость и обмануть доверчивого человека. Единственное, что сходится, — это то, что они необычайно могущественны. Мы для них сродни муравьям. Живут, говорят, в своем особом царстве альвов, что над облаками. А на землю без особой нужды стараются не наведываться. Ну а ты что знаешь?
— Это существа, — бесцветным голосом произнесла Гретель, — неизвестного генезиса. Неизвестных свойств. Несомненно, у них есть общие черты с человеком, как несомненно и то, что они давно стали отдельным биологическим видом. А может, изначально и были им…
Гензель скривился. Не обязательно быть геноведьмой, чтобы изрекать такие банальности. Старухи с рынка и то могут рассказать про солнцеликих альвов не меньше, а то еще и с цветистыми подробностями.
Хромонема насмешливо зевнула во всю свою лошадиную пасть — ее не интересовали альвы. Ее интересовала сухая трава под ногами. Она предчувствовала скорую зиму и долгий тяжелый путь. И сейчас Гензель мог ей лишь посочувствовать.
— Выходит, что геномагия про альвов ничего не знает?
Гретель вскинула голову. Гляди-ка, и геноведьму можно лишить душевного равновесия, если бить по больному…
— Братец, я могу зачитать тебе несколько научных трудов известных геномагов, и каждый из них смотрит на альвов и их царство по-своему, но надо ли тебе это? Одни считают, что альвы — это величайшие геноспециалисты прошлого, которые экспериментировали над своим геномом и дошли до того, что обрели над ним полную и безоговорочную власть. Это было в те века, когда человеческий генофонд еще не был смертельно ранен эпидемиями, биологическим оружием, вредоносными модификациями и дурной наследственностью…
— Похоже на выигрыш в лотерею, — прикинул Гензель.
— Скорее, на побег из горящей лаборатории.
Сравнения Гретель иногда выглядели странными. По крайней мере, Гензель редко понимал их без разъяснений.
— Какая лаборатория? Почему побег?..
— Всего лишь метафора. Представь себе пожар в большой лаборатории, со множеством реактивов и сотнями ученых. Как только раздается сигнал тревоги, все ученые делятся на две группы — тех, кто соображает быстро, и тех, кто соображает медленнее. Те, кто соображает быстро, хватают самые ценные реактивы и выскакивают из лаборатории. Их менее удачливые коллеги пытаются тушить пожар, но слишком поздно. В итоге они, обгоревшие и изуродованные, сидят на выжженных руинах.
— Быстро соображающие — это альвы, так?
Гретель тряхнула головой, что могло обозначать утвердительный кивок. Или попытку избавиться от севшей на лицо мухи.
— Да. Они успели отсоединиться от человечества до того, как оно прошло точку невозврата, запустив череду генетических катастроф. Предпочли быть отдельным биологическим видом, а не жить среди продуктов перерождения. Их трудно за это винить. Впрочем, есть и другие теории. Например, и такие, которые винят самих альвов в случившемся. Мол, это из-за их бесконечной жажды манипулирования с материей геночары вырвались из-под контроля. Мне сложно судить. Истинно лишь то, что альвы — очень своеобразные существа. Доподлинно о них известны только две вещи. Их могущество не имеет себе равных. Впрочем, об этом ты и сам должен был догадаться. На наше счастье, они не считают нужным его использовать и даже на глаза людям попадаются так редко, что почти повсеместно считаются сказочными существами.
— А вторая вещь? — спросил Гензель, хоть и сам уже догадывался.
— В силу биологической и культурной разницы люди и альвы едва ли смогут хорошо понимать друг друга. Между нами пропасть, которую даже непонятно в каких величинах измерять.
— Они — ожившие боги, а мы — насекомые у них под ногами. — Гензель сплюнул на обочину. — Да, в таких условиях непросто строить диалог.
— Боги или нет, но их желания нам не так-то просто понять. Мы попросту не знаем, что их интересует.
![Надежда Кожушаная - Нога [киносценарий]](/uploads/posts/books/276827/276827.jpg)
