Евгения Сафонова - Дифференцировать тьму
— Ранил отравленным кинжалом.
— Я не знал, что они связаны! — отчаянно выпалил Артэйз. — Я не думал, что она умрёт!
И куда делся тот высокомерный дроу, что при встрече поставил меня на колени? Остался лишь перепуганный нашкодивший мальчишка.
— Она была рядом с Миркрихэйром! Я думал, он сможет…
— Вовремя дать противоядие? Но ты не хуже меня знаешь, что последствия часто необратимы, — холодно бросил Алья. — Чудо, что Лод сумел исцелить её полностью.
— Я… я и думал — пусть живёт, но… — Артэйз сжал губы, и мне вдруг очень захотелось, чтобы Лод снова его придушил. — Она дерзила, я проучил её! А Миркрихэйр не имел никакого права меня наказывать, ни меня, ни Мэя! Неужели вы поставите жизнь какой-то пришлой девчонки выше моей? Поймите, я просто не мог…
— Дерзишь сейчас ты, когда тебе бы на коленях просить прощения. На что Лод имеет право, решать только мне и ему, и я в своё время ясно высказался по этому поводу. — Алья посмотрел на Сумэйла, но тот молчал и глядел в сторону. — Эмэр Айкатт, вы прекрасно знаете, чем мы обязаны этой девочке. Что полагается за покушение на моего советника. Как гневается Пресветлая на тех, под чьим кровом нарушили законы гостеприимства… однако Артэйз верно служил мне, а я слишком высоко ценю вас и ваш дом, чтобы просто казнить одного из его представителей. И потому спрошу у вас, — Алья подался вперёд. — Скажите мне… какой кары, по вашему мнению, заслужил ваш сын?
Тот молчал. Прямой и напряжённый, как струна. Неотрывно, не моргая, смотрел на своё непутёвое чадо.
И в этот миг — наверное, по морщинам, как-то странно проявившимся вдруг на его юном лице — я всё же увидела за плечами дроу груз прожитых лет.
Он мог попросить о пощаде. Наверняка мог. Воспользоваться своим положением. Ведь законы законами, но что такое жизнь пришлой девчонки в сравнении с жизнью знатного дроу? Что такое жизнь придворного колдуна в сравнении с жизнью твоего сына?
И весь вопрос был лишь — справедливость или…
— Отец, — когда молчание затянулось, робко произнёс Артэйз, — я клянусь…
— Ты мне не сын, — бесцветным голосом вымолвил эмэр Айкатт. — Тот, у кого нет ни чести, ни разума, не достоин зваться мужчиной дома Рауфгата. Тот, кто в своём высокомерном невежестве едва не погубил нашу последнюю надежду на возвращение под звёзды — тем более. Потому что без Лодберга нам не выиграть этой войны. — И, прикрыв глаза, склонил голову. — Делайте, что должно, Повелитель. У меня есть другие сыновья. И я надеюсь, они никогда меня не подведут.
Отвернулся и вышел, оставляя за спиной сына, от которого только что отрёкся.
Который беспомощно, мучительно, недоверчиво смотрел ему вслед.
— Что ж, да будет так, — мрачно сказал принц. — Я, Альянэл из рода Бллойвуг, Повелитель дроу, Владыка Детей Луны, приговариваю тебя, Артэйз из рода Рауфгата, к смерти. Он твой, Лод.
Похоже, в этот момент до подсудимого впервые дошло, что всё это не шутка.
— Нет, вы не посмеете! — выкрикнул Артэйз, высоко и яростно. — Я не сделал ничего плохого! Миркрихэйр ведь жив, Повелитель, я никогда не желал ему смерти, я верный ваш слуга, а эта сигинг — она сама напрашивалась, она…
Дурак.
Так и не понял, что стоило вести себя совсем иначе.
Кажется, пару минут назад Лод услышал моё желание: речь Артэйза вновь оборвали его собственные пальцы, вцепившиеся дроу в горло. Шестеро из гвардии стояли, опустив головы — безмолвно и безропотно, не думая вмешаться. Колдун, так и держась по правую руку от Альи, сосредоточенно и бесстрастно душил воздух.
Когда Артэйз рухнул на колени, с потемневшим лицом, широко раскрыв рот, судорожно пытаясь вдохнуть, — я всё-таки отвела взгляд.
Только вот слышать его агонию не перестала.
Мне не было его жаль. Ни капли. Но смотреть на чужую смерть всё же довольно неприятно.
— Хватит!
Морти вдруг метнулась к Лоду, вцепилась в руку колдуна, — и Артэйз, согнувшись пополам, всё же смог жадно втянуть воздух.
— Хватит. — Принцесса умоляюще заглянула в глаза своему хальдсу. Потом оглянулась на брата. — Он уже достаточно наказан. Это послужит хорошим уроком и ему, и остальным.
— Я… смилуйтесь, Повелитель, — прохрипел Артэйз, откашлявшись, — прошу вас! Я… пощадите, я никогда больше… я…
Всё же понял. Похвально.
— О пощаде ты должен молить не меня. Ты же знаешь, — безучастно заметил Алья. — О помиловании преступника имеет право просить лишь пострадавшая сторона. И ты свою жизнь задолжал Лоду, не мне.
— Умоляю, — Артэйз вскинул голову, — пожалуйста, Лод! Я не хотел, я…
Интересные у дроу законы, однако. Начиная с того, что осуждённых не отдают палачу, и заканчивая этим. Или это просто знатных дроу не унижали прилюдной казнью? Ведь одно дело умереть тихо, там, где о твоём преступлении знают лишь избранные, и совсем другое — на людной площади, полной зевак. А колдун может убить быстро, бескровно…
Я смотрела на того, кто желал мне участи куда худшей, чем смерть. Коленопреклонённого, испуганного, жалкого.
Я хотела бы, чтобы меня трогали его мольбы. Я понимала — это правильнее, быть милосердной.
Но сейчас я хотела только, чтобы он замолчал.
Желательно навсегда.
— Лод, — Морти удерживала ладонь колдуна в своих, — если не хочешь слушать его, послушай меня. Окажи милость не ему — мне.
Колдун долго смотрел на неё. Потом перевёл взгляд за её плечо, туда, где стояла я.
Он не может не уступить ей. В конце концов, Артэйз ведь действительно не хотел его убивать, и Лод прекрасно это понимает. А я не настолько важная фигура, чтобы мстить за меня. Да ещё когда принцесса молит об обратном.
Если уж на то пошло, Артэйз даже меня не хотел убивать…
— Хорошо, — тихо проговорил Лод. — Окажу.
Я не ощутила ничего. Ни разочарования, ни досады, ни облегчения. Ведь этого следовало ожидать.
А вот Морти улыбнулась. Светло и благодарно. Сжала напоследок его руку — и отступила к брату, следившему за происходящим с равнодушным интересом.
Артэйз тоже улыбнулся. Выпрямил спину, не поднимаясь с колен, но с прежней горделивостью.
— Благодарю, принцесса, — высокомерно кивнул он, мигом растеряв мнимое раскаяние. — Я знал, Миркрихэйр, что ты разумный…
Когда пальцы колдуна выплели рунную паутинку, я не сразу поняла, зачем она. Наверное, как и все в кабинете. Как и сам Артэйз.
Поэтому на мраморный пол он повалился с удивлённым лицом. Безвольно раскинув руки. В отблесках свечей блеснули его ногти, аккуратно заточенные, когда-то в кровь рассадившие мне щёку.
И даже неподвижные глаза ещё казались живыми.
