Юлия Игнатова - Хранитель
И Лаер протянул свою руку к Истоку, зная, что охранная вязь, стремясь уберечь от увечья хозяина, нарушит целостность препятствия для Истока. Она и нарушила.
Только Исток снова не вырвался.
Лаер грязно выругался и ведомый наитием, призвал Исток, подобно любой магии, или низшей материи…
Каково же было его удивление, когда Исток уцепился за силу его сознания, и рывком вырвался из алтаря. Это было более чем странно, но Лаер мгновенно потерял мысль о причине, узрев силу Истока.
Это не было похоже на привычный всплеск энергии, когда он опустошал ореол Талантов. Это был сокрушающий неукротимый поток, своенравный, словно полноводная горная река. Но при этом совершенно бесшумный.
Ослепляющая волна боли пронзила тело Хранителя, вязь вспыхнула, уберегая Лаера от мгновенной смерти. Поток устремился к небесам единым столбом белоснежного пламени обратившего крышу в пыль. Беззвучно. Моргнешь — и вокруг лишь пыль.
Громовой раскат от столкновения чистейшей магии с закутанным в пасмурные тучи небом, единственное доказательство того, что Хранитель не оглох.
И тут поток ярко вспыхнул, и словно от камня, брошенного в воду, от него стали отделяться беспокойные круги.
Которые проходили на сотни скачков от осыпавшихся пылью стен Храма, испепеляя на своем пути все. Они не знали пощады, с равной легкостью обращая в прах и камень, и тела. Все так же ужасающе беззвучно.
Воцарилась бездумная, бушующая смерть, жадно пившая магию с восьми открытых магических источников расположенных на разных концах города. Смертоносные миллиарды нитей магии, пульсируя силой, простерлись к потоку от источников.
Почему у Лаера была твердая уверенность, что нити именно из источников? Потому что он видел это своими глазами. На местах застроенных высотными домами, изукрашенными резьбой и лепниной, отныне была пустота. На развороченных просторах остались полускачковые сугробы черного праха, ловящего белесые отсветы бесчисленных светящихся нитей магии. Бескрайние темные и пустынные степи. В воздухе красиво кружили горячие хлопья пепла, укрывая пострадавшую землю рваным грязным одеялом. И это несравненная в своей красоте Видэлла? Отныне это долина смерти.
Мутация? Многие погибнут?
Нет мутации. Погибли все. Все обратилось в прах. Железо, камень, дерево. Даже воздух мертвый. Широкие просторы, усыпанные черной пылью.
Хранитель с трудом оторвал взгляд от пустошей, некогда плотно застроенных и густо заселенных. Лаера огибали странные магические нити, а ореол зловеще нагревался и пульсировал болью, удерживая оборону.
Лаис был объят белым пламенем, воспарив на полскачка над землей, а Неван зависший уже почему-то над ним в локте расстояния… медленно деформировался…
Правая половина меча искрилась и таяла, слабой зеленой дымкой окутывая проступавший ореол Лаиса…
Лаер боясь поверить своей удачи, огляделся в поисках магов.
Их не было.
Сила потока была неумолима. Лаер почувствовал тяжкие путы отчаяния вскользь затронувшие его. С сомнением посмотрел на бурный серебреный поток, грозным шпилем пронзившим ночные, хмурые небеса.
У потока нет разума. Он похож на внешнюю магию. Его наверняка можно подчинить…
Это первородная сила враз испепелившая город… Тысячи ореолов за несколько мгновений…
Хранитель посмотрел на брата. На правую половину меча, испарившуюся почти на две трети.
И призвал поток, рухнув на колени и глухо простонав от прожигающей боли, когда неоформленная чужая, хаотичная ярость, вскружила над ним жадным коршуном.
Т-т-ты… ж-ж-жалкая ч-человеч-чес-с-с-ская падаль… Как пос-с-с-смел прикос-с-с-снутьс-ся…
Это был не голос. Шелест. Иссушающий шипящий шелест как оказалось вполне разумной магии… Всесильной магии. Непобедимой. Неукротимой. Первородной. Изначальной. Но если у потока был разум, то по всем канонам он должен пасть во власть освободителя. Ненадолго. Эта сила освобождена и она разумна, а значит, у нее есть хозяин. Так было всегда. Все сущности пробужденные магами всегда впадали в зависимость от хозяев, поскольку именно сила разума могла вытащить чужое сознание из небытия. Вот почему Исток томился в алтаре. Нужен был кто-то, кто призовет его. И Лаер призвал, не обратив внимания, что магия откликнулась именно на разум, а не силу…А от такой связи нельзя просто так избавиться. Как бы ни была сильна сущность, она имела повелителя. На первое время, когда какое-либо обязательство будет выполнено перед ним, и это своеобразно уравновесит сделку.
Лаер никогда не заключал сделок с подчиненными бесами, призывая их именно потому, что можно было использовать темную перерожденную энергию, практически без последствий. Что делать с разумной магией он просто не знал.
Сигна вспыхнула зеленым леденящим пламенем, пробуждая четырех духов стихий, вскруживших над убиваемым хозяином. В страхе прижавшихся к полыхающему ореолу Хранителя.
И Лаер чувствовал тяжесть связи. Теперь понимал, что беспокоило его, и что он так неразумно отодвинул на задворки сознания. Он не просто освободил магию, он вытащил сущность из заточения…
— Подчинись мне… — Лаер, несмотря на несоизмеримую силу, клонящую его к земле, разогнул спину, распрямив колени.
Сотня ослепительных лучей прошила его тело.
Это не боль. Это мрак, потонув в котором, забываешь даже как дышать.
С-с-с-ме-е-еш-ш-шь указ-з-зывать мне-е-е?
— Приказываю. Подчинись.
Ореол сдержал новую атаку. Лаер выпустил родовую магию разметавшую хвостом духов стихий. Поток изменил цвет на огненный. Нет. Не цвет…
Это и был огонь. Ревущее злобное пламя. И нити магии тоже стали порождениями пламени…
Змея яростно зашипела, устремившись в самый центр медленно придвигающегося потока, и окружающего его ровным кругом диаметром в полскачка. Змея ударила хвостом, стремясь расширить границы окружающей полыхающей стены.
Но как можно поразить то, что не имеет ни начала, ни конца? Что не имеет ни тела, ни души? Что имеет лишь ненависть и силу. И вкус времени… Лаер больше никак не мог обозначить странную сосущую пустоту в груди, привкус вековой пыли во рту и необоснованное желание преклониться. В голове засело какое-то… благоговение? Перед этой разрушающей силой?
Он может испытывать страх перед ней, может ненавидеть или презирать, но никак не желать поклониться. Однако первородное знание, тревожащее ровный ход мыслей и побуждающее непонятное желание, наконец, обрело четкие, ощутимые очертания…
Лаер почувствовал нечто вроде извращенного родства с этим потоком изначальной, нетронутой магии…
