Андрей Ренсков - Дети Барса. Туман над башнями (СИ)
Рядом с ногой Мануил находит обломок чьего-то копья. Воткнув его в серую землю, он пытается встать на ноги. Негоже наследнику Ойнаса валяться в пыли на глазах атакующего врага — кем, или чем бы этот враг не был.
Впереди нет никого, только изломанные тела и надвигающееся серое. Поредевший отряд уже далеко: убегает в надежде укрыться за холмом. Гвардейцы скачут, не оглядываясь, вжавшись в сёдла, оставив позади мёртвых товарищей, командира, знамёна и свою честь. Скачут так, словно за ними по пятам гонится даже не смерть, а то, что гораздо хуже её. Их можно понять, наверное.
Выдернув обломок копья, Мануил потрясает им, и кричит волне, которая уже совсем рядом:
— Что ты такое???
Волна не отвечает, продолжая беззвучно пожирать пространство. Крики в голове стихают, по одному. Похоже, там, у осаждённого лагеря, больше некому кричать. Когда до неё остаётся не больше полёта стрелы, капитан-комит крепко сжимает сломанное копьё и делает шаг навстречу.
— Я не боюсь тебя, — хрипит он, хотя боится, конечно. Да что там — он просто парализован страхом. Сейчас никто не упрекнёт Мануила, если он повернётся и побежит. Все, кто мог бы, уже сбежали. Но бежать уже поздно — вот в чём дело.
Когда до волны остаётся не больше десяти шагов, капитан-комит зажмуривается. Внутри мутного серого марева вспыхивают разноцветные огни, и клубится кромешная тьма. Всё это кружится, перемешивается, вызывая тошноту и отвращение. Храбрые люди способны смотреть в глаза опасности, безрассудные — в лицо смерти. Но на этот туман невозможно смотреть вовсе: кажется, что душа с треском отрывается от тела, оставляя невидимые кровоточащие раны.
— Потому, что ты, тварь, не из нашего мира, — шепчет Мануил, и волна нависает над ним. Принц сжимает зубы, готовясь терпеть любую боль, но её нет — только лёгкие прикосновения к лицу и шее. Словно кто-то щекочет их лебяжьим пёрышком. Потом сзади пробегает лёгкий, на грани слышимости, шорох, и наступает полная тишина. Мануил слышит только звук прерывистого дыхания.
"Кто же это дышит, как загнанная лошадь? Там, в этом тумане, кто-то есть? Ах, да — это же я сам, наверное…"
Осознав это, он открывает глаза. Туман тает, оставляя на измятых доспехах крохотные мокрые капельки. Вполне обычный туман, убегающий от утреннего солнца — но вскоре в тающей дымке проявляется земля, на которой минуту назад лежали трупы людей и лошадей. Теперь их нет. Там только сбруя и части доспехов. Всё, что имело хоть какое-то отношение к живой плоти, бесследно исчезло.
Не веря глазам, Мануил выпускает из рук обломок копья и делает шаг вперёд. Теперь он чётко видит границу, до которой дошла волна. Она пролегает всего в нескольких локтях от носков его латных сапог, по трупу одного из гвардейцев. Вцепившиеся в траву пальцы, оскаленный в последнем вопле рот по одну сторону — и пустые латы по другую. Что-то невидимое разрезало беднягу пополам по линии грудины, словно курицу. И сожрало только левую половину.
Капитан-комит опускается на землю и долго сидит, глядя на тающий туман. Долина завалена обломками оружия и кусками доспехов, рассыпанными в беспорядке. Немногие уцелевшие гвардейцы уже перевалили за вторую гряду холмов и скрылись из вида. Разгром полный. О потерях думать не хочется, но, по всему, погибло куда больше половины Святого Отряда.
Рана в небе затягивается. Её края расплылись, поблёкли и теперь она похожа на облако странной формы. Мануил снимает шлем, и, не глядя, отбрасывает в сторону. Потом, вытащив из сапога узкий нож, долго пилит затянутые на лодыжках ремни: расстёгивать их нет сил. Сбросив поножи и высвободив ноги из сапог, он встаёт на сырую от росы траву. Трава обжигающе холодная. Это помогает прийти в себя и поверить в то, что произошло.
Отступать вслед за сбежавшими гвардейцами — самое глупое, что может прийти в голову. Углубляться в эту дикую страну можно только в одном случае: если желаешь, чтобы она поглотила тебя. Значит, надо идти назад. Туда, где ещё несколько минут назад кипела битва. Там, в полулиге от осаждённого лагеря, находится ставка отца — если, конечно, она ещё не уничтожена волной.
Пока Мануил хромает к холму, на котором разбит лагерь, ему не встречается ни одной живой души. Мёртвой, впрочем, тоже: на своём пути туман слизал всю плоть, какая попалась. На сам холм Мануил не поднимается, закладывая большую петлю, чтобы обойти, не приближаясь. Смотреть там не на что: подробности кипевшего боя и так видны издалека.
Острые колья, врытые перед стенами, чёрные от впитавшейся в них крови. Красные пятна доспехов, нанизанных на эти колья. Копья, воткнутые в землю, вытоптанная, вырванная с корнями, трава. Груды оружия и амуниции — кожаные юбки, сандалии и панцири вперемежку с чёрными тряпками. Блестящие точки начищенных шлемов. Густое оперение из стрел, покрывшее брёвна частокола. Возвышающаяся над всем этим башня — белая, тонкая, невесомая. И тишина.
Бросив беглый взгляд на башню, Мануил отворачивается и продолжает хромать дальше. Но, пройдя с десяток шагов, спотыкается. Остановившись, он снова глядит на башню, теперь уже по-другому: пристально и с интересом. Капитан-комит не может отделаться от ощущения, что башня притягивает его к себе. Или кто-то, сидящий у её подножия.
Махнув рукой, принц разворачивается и хромает назад, а потом начинает подниматься на холм, сам не зная, зачем. В голову лезут самые разные мысли. Одна из них, весьма гадкая и отвратительная, верещит, не переставая, тоненьким дурным голоском. В конце концов, Мануил сворачивает ей шею: дурной голосок отвлекает от главного. Нужно внимательно глядеть под ноги: в траве рассыпано слишком много острого металла.
Спустя несколько минут он забирается на самую вершину холма. Отсюда так и не сдавшийся лагерь виден, как на ладони. Ворота ещё держатся, хотя одна из створок почти оторвана и дымится. Рядом приткнулся таран, покрытый языками пламени. Похоже, сверху лили расплавленный жир или прозрачное горное масло, а потом поджигали стрелами. У стен стоят лестницы, их около десятка. Ещё минута, и атакующие ворвались бы внутрь. Проклятый туман отнял победу, оплаченную немалой кровью.
Вблизи башня не кажется такой уж невесомой, а выглядит громоздкой и сложенной на скорую руку. Возле подножия дымится костёр, у которого сидит, поджав под себя ноги, какой-то человек. Мануил наклоняется над торчащим из земли мечом, и его рукоятка сама впрыгивает в ладонь.
Когда принц подходит ближе, незнакомец поднимает голову. У него раскосые глаза и широкие скулы. На нём одежда южных племён: длинная белая рубаха и чёрная накидка без рукавов. На голову намотана полоса желтоватой ткани, судя по толщине, весьма длинная. Пустынник, из южных племён, живущих на самой границе обитаемого мира. Что он тут позабыл? Это ведь не его война.
