Алексей Игнатушин - Железная скорлупа
— Я знаю, — сказала волшебница снисходительно, — тем и прекрасен ваш дар.
Гингалин смущенно отвернулся.
В ночи звенели насекомые, воздух был свеж и чист, как помыслы ангелов. Элейна зябко поежилась, и рыцарь обнял ее за хрупкие плечи. Колдунья улыбнулась.
— Леди Элейна, вы много знаете о рыцарстве? — спросил Гингалин.
Волшебница насторожилась:
— Да, очень много, но зачем вам?
— Может, знаете о подвигах Гевейна? Я больше знаю о доблестном сэре Ланселоте, лучшем из рыцарей Артура.
Элейна обворожительно рассмеялась:
— Разумеется, мой герой. Есть история, послушайте.
Однажды Гевейн в странствиях въехал в лес: густой и темный, полный древней, волшебной силы. Так случилось, что он не заметил женщину, стоящую среди зарослей, она будто слилась с листвой. Потому очень удивился, когда незнакомка преградила ему путь и сердитым тоном упрекнула в невежливости.
Гевейн смущенно объяснил, что не заметил хозяйку леса, но та холодно сказала, что научит его обходительности, обрекая на жизнь существа, которого увидит первым.
С этими словами незнакомка исчезла, а Гевейн продолжил путь. Так случилось, что на его пути появился карлик, и тотчас рыцарь потерял сознание. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что превратился в карлика, а конь в пони.
Гингалин сдавленно вскрикнул, сжал кулаки, проникнувшись ненавистью к упомянутой незнакомке. Элейна с понимающей улыбкой продолжила:
— Приняв судьбу, Гевейн просил встречных рыцарей не говорить королю о постигшей его беде, чтобы тот не стал ему помогать. Довольно долго скитался по лесу, пока на одной поляне не увидел бедную девушку и двух рослых мужчин, посягающих на женскую честь. Рыцарь вступился за бедняжку, а грубияны ответили ему насмешками, выбили из седла, жестоко пинали. Гевейн нашел силы выхватить меч и навязать сражение, из которого вышел победителем.
Спасенная девушка преобразилась, и Гевейн с удивлением узнал в ней владычицу леса.
«Доблестный рыцарь, испытание окончено, — сказала она. — Ты доказал свою доблесть и храбрость, но помни, какой властью обладаем я и подобные мне и как надлежит с нами обращаться».
На том окончилось приключение Гевейна, — закончила Элейна.
Гингалин всхлипнул, протер глаза. Волшебница ласково потрепала его по золотым волосам.
— Может, еще прогуляемся, мой спаситель? — спросила лукаво.
Гингалин кивнул, обнял Элейну за стройную талию, помогая даме встать, затем их ноги по щиколотку утонули в мягкой траве.
— Нравится ли вам здесь? — спросила Элейна.
— Разумеется, леди, — сказал рыцарь торопливо.
— Может, чего-то не хватает? — спросила волшебница чуточку напряженно.
— Нет, — мотнул головой рыцарь. — Все бесподобно, я никогда не жил столь яркой, насыщенной жизнью, отдых великолепен!
— Отдых, — протянула колдунья огорченно.
Гингалин нахмурился.
— А почему… — начал рыцарь, но волшебница перебила его довольным визгом:
— Ах, как давно я не качалась на качелях! Мой герой, окажете мне услугу?
— Разумеется.
Белые качели были украшены затейливой резьбой, сиденье — кусок лунного света, а веревки — нити солнечного. Элейна присела, расправила складки голубого платья, и Гингалин осторожно толкнул качели.
— Смелее, сэр, — ободрила его волшебница и снова завизжала в шутливом испуге, платье развевалось, как стяг на ветру. Рыцарь раскачал качели сильнее. В лунных дорожках мерцала золотая пыль.
— Как хорошо! — смеялась дама. — Довольно, Гингалин, хочу спуститься.
Рыцарь плавно остановил качели, подал ей руку. В глазах Элейны мелькнули лукавые огоньки.
— Теперь ваша очередь, сэр.
— Леди, я не любитель подобных развлечений, — сказал Гингалин смущенно.
— Садитесь, не обижайте меня, — надулась волшебница.
Гингалин поспешно сел на качели.
Элейна негромко сказала колдовские слова, и рыцарь внезапно лишился одежды. Элейна с бесстыдной улыбкой осмотрела его развитое тело. Синий шелк платья растворился в ночи, и Гингалин жадно уставился на упругие груди, на темные умбоны сосков.
Элейна ловко села на рыцаря, прожигая жаром сосков грудь. Гингалин судорожно дернулся, сжал ее в объятиях. Качели стали раскачиваться.
Близость в полете вскружила голову, Гингалин хрипло мычал от острого наслаждения, его слух ласкали страстные вопли колдуньи.
— Вам хорошо, сэр? Хорошо? — жарко шептала колдунья.
— О, да!
— Хотите так будет продолжаться всю жизнь? Хотите?
— Да, да, хочу! Это бесподобно!
Элейна довольно рассмеялась, сладкая судорога исторгла из нее протяжный стон, и она вонзила зубы в плечо рыцаря.
Сознание гасили волны сладострастия, рыцарь превратился в обнаженный комок нервов, истекающий сладким соком.
«Как чудесно! — думал он ошалело. — Бесподобно!»
— Не плачь, милая, не плачь.
— Я не плачу, моя королева.
— Тш-ш, иди ко мне, успокойся. Надеюсь, Господь покарает этих подонков.
— Сэр Ин… Гингалин уже покарал.
— Хм. Слышу в голосе злое торжество. Милая Хелия, неужели все это произошло на твоих глазах?
— Да, королева. Признаться, я испытала нехорошее чувство радости, когда он откромсал у насильника его… ну, понимаете?
— Да, понимаю. Успокойся.
— Так хорошо на вашей груди, так спокойно, будто на…
— Что? Почему ты замолчала?
— Нет-нет, ничего, королева, глупости.
— Ладно, я догадалась.
— Ваше Величество!
— Ну-ну, тише. Смотри, как волшебно пляшет огонь в камине, бросает таинственные блики на стены, и кажется, что гобелены живые.
— Да, волшебно.
— Хелия, расскажи о Гингалине. Какой он?
— Столь благородного человека я никогда не встречала, моя королева. Он будто сошел со страниц сказок: честный, благородный, заботливый, мужественный и прекрасный.
— О, твой голос изменился, Хели.
— Королева, это не то, о чем вы подумали.
— Полно, не смущайся, я же шучу. Расскажи еще о своем будущем муже, я хочу знать больше.
— Да, королева.
— Ты вздрогнула, тебе холодно?
— Нет, моя королева. Садитесь поудобней, я расскажу о наших приключениях.
— С удовольствием послушаю… Он вернется?
— Не грустите.
— Я не грущу.
— Моя королева.
— Не смотри так укоризненно, ты знаешь — я этого не выношу.
— Извините, госпожа.
— Прости, Хели, прости. Я не хотела. Дай руку. Ой, откуда у тебя эти мелкие шрамики?
— Тяготы пути.
— Перестань печалиться. Жизнь наладится, я не пожалею денег на драгоценные масла, которые вернут твоим ручкам былую мягкость.