Шон Рассел - Брат Посвященный
— «Танцует ли она втайне от остальных» — так она сказала, моя госпожа. Странно, правда?
Нисима пожала плечами, изображая равнодушие, которого не испытывала.
— Она спрашивала о чем-нибудь еще?
— Сестра задавала вопросы о Яку Катте-сум; часто ли он приходит в гости и слыхала ли я историю о том, как Черн… Яку Катта-сум спас жизнь князю Сёнто. Конечно, я все знала, эта новость облетела столицу. Я сказала ей, что князь Сёнто пожаловал генералу подарок из своего личного сада. — Взгляд служанки оставался прикованным к полу. — Это все, госпожа Нисима.
— Ты ничего не упустила, Хара?
Девушка зажмурилась, напрягая память, потом кивнула.
— Хара?
— Прошу вас, госпожа… — В уголках глаз Хары заблестели слезинки.
— Ты должна мне рассказать, — мягко произнесла Нисима.
— Да, моя госпожа. Сестра хотела знать, есть ли у вас… любовники, — прошептала Хара с закрытыми глазами и сморщилась, стараясь не разрыдаться.
— Так.
— Она намекала, что было бы вполне естественно, если… если… так как князь Сёнто вам не родной отец…
Прежде чем княжна поняла, что делает, она почувствовала, как ее ладонь обожгла лицо Хары пощечиной. Молодая служанка распласталась на полу, как груда тряпок.
Нисима в ужасе застыла. Она с отвращением смотрела на свою руку, отведя ее в сторону, словно это было что-то опасное, что-то чужое. «О, Сатакэ-сум, ты учил меня слишком хорошо, но слишком недолго!» Изящным движением Нисима опустилась на циновки рядом с бесчувственной девушкой и приложила ухо к ее груди. Хвала Ботахаре, сердце билось.
Княжна встала, раздвинула створки сёдзи и с облегчением убедилась, что в коридоре никого нет. Надо рассказать обо всем Року Сайче, подумала она. Но как быть с расспросами? «Тайные танцы»! Как это объяснить?
Нисима тихо закрыла сёдзи. Почему сестры-ботаистки вдруг заинтересовались ею? Потому что она принадлежит к Дому Сёнто — причина вполне достаточная. И все-таки почему именно сестры? Княжна покачала головой. Что она скажет капитану Року?
Нисима прислонилась лбом к деревянному каркасу сёдзи. За ее спиной служанка вздрогнула и негромко застонала.
— Хара? — окликнула ее княжна.
— Госпожа Нисима? — пролепетала девушка. — Что…
— Тс-с. С тобой все в порядке. Не двигайся.
— Что произошло? — Хара попыталась сесть, но княжна мягко ее удержала.
— Не знаю, Хара. Лежи тихо, не сопротивляйся.
— Меня точно ударило, госпожа. Я… как будто меня ударило молнией. Да охранит меня Ботахара. Что это было? — Служанка расплакалась.
— Тихо, тихо, дитя мое. Я не знаю, это… это было ужасно. — Княжна и сама едва сдерживала слезы. — Дыши глубоко, вот так. Делай как я. — Нисима заставила Хару выполнить нехитрое дыхательное упражнение, не переставая поглаживать лоб девушки. — Ну, теперь получше?
Хара кивнула.
— Благодарю вас, госпожа. Боги разгневались на меня. Не знаю, что мне и делать.
— Богов можно ублаготворить. Есть много способов, Хара. — Княжна на секунду задумалась. — Вот что: ты должна воскурить благовония у Семи Алтарей и дать обет молчания на целый год. Ты получишь прощение, только надо строго соблюдать клятву.
— Благодарю вас, моя госпожа, — поклонилась Хара. — Я не заслуживаю вашей заботы.
— Тс-с. С завтрашнего дня начнется твой обет молчания. Боги простят тебя, Хара.
— Враги князя Сёнто достойны жалости, госпожа Нисима.
Княжна кивнула.
— Да, — шепнула она. — Да.
Вскоре служанка уже смогла подняться без посторонней помощи; Нисима убедилась, что с девушкой все в порядке.
— Никому ни слова о том, что произошло, — приказала княжна, прежде чем Хара покинула ее покои. Ответом Нисиме стал молчаливый кивок.
Снова оставшись в одиночестве, княжна закрыла глаза руками. «Я ее ударила! Я ударила ее в гневе». Нисима покачала головой, словно не веря самой себе. Ужасно, просто ужасно. Должно быть, это все из-за положения, в котором она находится. Она заперта в городских стенах, тогда как дядя отправился на север, не подозревая о нависшей над ним опасности. Да еще безумное влечение к какому-то императорскому стражнику!.. Она зарылась лицом в ладони. Нет, все это выше ее сил.
С закрытыми глазами Нисима начала читать длинную молитву о прощении. Ей стало немного легче. «Я — Сёнто, — сказала она себе и постаралась подавить свои страхи и сомнения. — Жизнь князя Сёнто может зависеть от моей способности принимать трезвые решения». Спокойствие воли, так говорил брат Сатакэ. Спокойствие воли.
Через створки ширмы в комнату пробивался дневной свет. Нисиму это обрадовало. Она нагнулась и задула светильник. Только теперь она вспомнила о письме. Княжна взяла его в руки — к посланию на темно-лиловой шелковой бумаге была приложена крохотная веточка остролистного клена.
Письмо было сложено, как обычно, и даже не очень аккуратно. Значит, оно не от госпожи Окары, она никогда не допустила бы подобной небрежности. Княжна развернула листок бумаги; ей понадобилось лишь мгновение, чтобы узнать почерк. Катта-сум! Не слишком-то он торопился, подумала Нисима, но, памятуя о его литературных талантах, не удивилась.
Молодая женщина подошла к внешней ширме и чуть-чуть приоткрыла ее. Прохладный утренний воздух хлынул в щель, будто вода в открытый шлюз.
Шепот во тьме.
Ветер тихо поет
Голосом поэтессы.
Не ветер ли это
С берегов Чу-Сан?
О многом нужно поговорить, моя госпожа.
Нисима перечитала строчки еще раз и сочла, что стихотворение гораздо лучше, чем она ожидала. Возможно ли, что Яку не старался вложить двойного смысла в последнюю фразу? Нет, строчка слишком явно бросается в глаза. Он сделал это нарочно.
Упоминание Сэй встревожило княжну. «Ах, дядя, — подумала она, — поразят ли боги ваших врагов так же, как, по мнению Хары, поразили они сегодня ее?»
Она разгладила письмо на столике, вспоминая поцелуй, который она позволила Яку. Воспоминание волновало ее не меньше, чем сам поцелуй. Нисима задвинула ширму. «Что за глупость, — укорила она себя. — У меня впереди столько дел, столько важных решений! Когда же придет письмо от госпожи Окары? Еще только рассвет, я чересчур нетерпелива». Нисима взяла смоляную палочку и принялась ритмично натирать чернильный камень. «Надо написать ответ Катте-сум, это поможет провести время. Только нельзя отвечать поспешно. Нельзя вселять в него излишнюю самоуверенность».
Из конверта она достала лист бледно-зеленой бумаги — этот цвет напоминал о спелых злаках и одновременно о возрождении жизни с приходом весны.
Княжна обмакнула кисть в тушь и начала:
Ветер шепчет свои секреты
Всем без разбору.
