Сергей Болотников - Город призраков
— Простите, в городе туго с водой.
— Ничего, — утешил Дивер. — У нас все равно забита канализация, так что наше обоняние урона не понесет.
Позади на лестничной клетке затопали шаги, потом входная дверь распахнулась и явила Степана Приходских, который, увидев оборотня, замер на пороге.
— Эка... — сказал он и замолк. Дивер махнул рукой, заходи, мол. Степан зашел и сел на диван, косясь на Мартикова.
— Все интереснее и интереснее.
— Меня зовут Мартиков Павел Константинович, — представительно произнес волосатый уродливый получеловек, от которого разило тяжелой смесью псины, бензина и подгнившего мяса. — В общем-то, во всем происшедшем со мной виноват я сам, и моя вина в том, что я не сообразил убраться из этого паршивого городка. А теперь вот поздно, я попался, увяз по уши, и ей-богу, это заставило меня пересмотреть жизненные идеалы. Не каждому это дается.
— Мы тут все как следует увязли, — сказал Дивер. И под тихий шелест начавшегося дождя за окном Павел Константинович Мартиков поведал свою историю, перемежая ее лающими восклицаниями, от которых слушатели вздрагивали.
Про «Паритет» они помнили, пожар был крупный, и такое событие не прошло незамеченным. Черный же «сааб» вызвал бурную дискуссию, причем основные вопросы сыпались опять же на Александра, как на единственного вступавшего в контакт с этим адским авто.
— Мир тесен, да? — сказал Владислав.
При упоминании ночных бдений на крышах Белоспицын оживился и припомнил несколько случаев звериного воя, слышанного им лунными ночами. Убийство Медведя вызвало шок пополам с омерзением, после чего слушатели Мартикова вновь стали относиться к нему с подозрением.
— Так ведь это тебя Голубев видел! — произнес Сергеев. — Ты ж его пугнул до смерти!
— Я не помню, — сказал Мартиков, — и вполне возможно, что уже не вспомню. Дайте мне дорассказать.
И он поведал про волю владельцев черного «сааба», после чего в комнате повисла тишина. Ранние сумерки быстро наплывали на город, укутывали в мокрое свинцово-серое покрывало.
— Все же я, да? — спросил Сергеев. — Тебе дали понять, что убить надо меня?
— Не сомневайся, — произнес Белоспицын, — мне они тоже указали без обиняков.
— И что ты? — спросил Дивер, обращаясь к Мартикову.
Павел Константинович качнул лобастой массивной головой в сторону Сергеева:
— Ну, он же жив.
— Значит... ты нарушил данное им обязательство, и теперь волк вернется, так?
— Да, — через силу сказал Мартиков. — Правду сказать, он уже близко.
— И ты пришел к нам, — продолжил Дивер, — зная, что вот-вот потеряешь остатки соображения и начнешь кидаться на все, что движется. Так ведь?
Мартиков сник, на его уродливой морде проступила тоска, молчаливая мольба о помощи. Он скривился и заплакал бы, если бы мог.
— Я думал... — сказал он, — думал, вы сможете помочь...
— Но как, Мартиков? — воскликнул Дивер. — Ты хоть понимаешь, кто мы? Мы совсем не понимаем, что творится вокруг. Мы не контролируем ситуацию, мы плывем по течению. И не наша вина в том, что вместо того, чтобы ухнуть в бездну, мы зацепились за выступающий из воды камень, и потому сохранили себя! Может быть, поэтому нас и хотят убить те отморозки из «сааба»!
— Ты знаешь! Я видел! — отрывисто сказал Павел Константинович Владу, отказываясь верить услышанному. — Тогда, в расстрельную ночь, я видел!
— Тогда я понимал еще меньше, чем сейчас, — произнес Владислав тихо.
— Вы не понимаете! — крикнул Мартиков. — Вот я сейчас сижу перед вами! Да, я страшный, да, урод, хотя было время, когда на меня засматривались женщины! Но я человек! Я думаю, анализирую, чувствую!
— Тише, тише, мы, конечно, понимаем, но... — начал Дивер.
— Вы не понимаете!!! — рявкнул Мартиков, поднимаясь во весь свой немалый рост. Собеседники его тоже поднялись, Дивер протянул руку к оружию. — ВЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТЕ! Вы не знаете, ЧТО значит терять себя! Вот я пока с вами, но скоро — слышите, скоро тут, — он прикоснулся к своей голове, — тут ничего не останется. Не будет Мартикова, ни будет никого — будет тупой лесной зверь, который знает, как задирать добычу, как пить из нее кровь. Это хищник... это... — он оглядел людей, которые сдвинулись друг к другу у самого окна и смотрели с откровенным страхом, — впрочем, вам все равно...
Они ведь боялись его. Боялись и не верили, что у такой жуткой твари может быть душа и сознание человека. Он напугал их, стоило повысить голос. Как справедливо выразился бывший вояка, они зацепились за камень на пути к смерти — просто рыбы, чудом минувшие хитроумной сети.
«Ошибка, снова ошибка!» — подумал про себя Мартиков.
Шанс еще был, можно попытаться прыгнуть сейчас вперед, в надежде, что они не успеют схватить оружие и клыки и когти помогут расправиться с этими хилыми выжившими. А потом пойти найти черную иномарку, рассказать...
Нет! Напасть сейчас — это значит снова предать самого себя. Больше он этого не допустит! Будет держаться до последнего, пусть зверь много сильнее его самого. А эти люди и так приговорены к смерти.
Павел Константинович повернулся и пошел прочь. Выход должен быть, как говорит популярное присловье: из каждой ситуации есть по крайней мере два выхода...
Но ведь он есть, так ведь? И лежит на поверхности. Мыло, пеньковая веревка или прыжок с пятнадцатиэтажки в центре, если пенька не сможет передавить мощные шейные мышцы. Есть еще Мелочевка с ее омутами и коварным течением подле моста.
И — никакого зверя, никакого Мартикова. Все. Смерть, Исход – называйте, как хотите.
— Постой! — окликнул его Сергеев.
Мартиков обернулся, стоя в дверях. Они больше не стояли в дальнем углу, как испуганные грозой овцы. Напротив — подошли ближе и смотрели на него, никто не тянулся к оружию.
— Мы действительно не знаем, как снять с тебя проклятье, — продолжил Владислав Сергеев. — Но, черт побери, ты же сам сказал, что в этом городе возможно все! А мы... мы не можем сейчас терять нужных людей.
Мартиков обернулся, ощущая, как деформированная его звериная пасть силится широко улыбнуться, обнажая блестящие пятисантиметровые клыки. Но никто из стоящих перед Павлом Константиновичем больше не вздрогнул. Даже Белоспицын.
10
В единый миг долгий и изматывающий бег Василия Мельникова подошел к концу.
Пять пар глаз уставились на него в немом изумлении.
— О! — произнес хилый юнец. — Еще один. У нас тут прямо гостиница.
— Люди к нам тянутся, — в тон ему сказал массивный детина с военной выправкой.
А жуткий волосатый недочеловек, что сидел чуть в отдалении, ничего не сказал и лишь осклабился понимающе, отчего вид его потерял последнюю цивилизованность и стал чисто звериным. Василий содрогнулся, но отступать было некуда, последние мосты сожжены, за неимением Рубикона полсотни раз была перейдена Мелочевка.
