Энгус Уэллс - Гнев Ашара
Нилоку Ярруму не принесла удовольствия эта новая задержка. И пока деревья валили, очищали и волокли к придорожным полянам, он оставался у себя в шатре, лишь порой выходя наружу, чтобы посмотреть, как продвигается дело, выплескивая нетерпение в приступах внезапного гнева. Борс был рад возможности не попадаться ему на глаза. Ярость хеф-Улана приводила все к новым кровавым орлам, а Тоз был занят своими приготовлениями.
Колдун приказал сложить костер как раз за пределами видимости крепостей на западном берегу — размерами почти такой же, как тот, что пылал посреди Великого Становища во время Сбора Племен. Костер горел три дня, а кудесник сидел перед ним, не двигаясь ни днем, ни ночью, глядя в пламя, не тронутый жаром, хотя расположился куда ближе к огню, чем дерзнул бы любой смертный. Вечером третьего дня, когда солнце закатилось за стену великих гор, он поднялся, воздел руки и воззвал к Ашару. И дым костра превратился в мощный черный столп, темнее кромешной ночи. Он сперва поднялся к звездам, а затем двинулся по ветру, исходящему, казалось, от самого мага, поворачиваясь и свиваясь в густые маслянистые петли и выпуская жадные когти в южную сторону. Там столп собрался, тяжелый и мощный, и весь лесной народ следил, как над речным ущельем расплывается тьма, пока она совсем не скрыла Идре, окрестные горы и все, что находилось между ними. Тут даже Нилок Яррум вышел из своего шатра, чтобы полюбоваться таинственным облаком. И Борс, взглянув на хеф-Улана, увидел на лице у того благоговение.
Тогда Тоз повернулся спиной к своему порождению и пошел к себе, знаком велев Борсу присоединиться. Воин последовал за ним в шатер из шкур и ждал, пораженный печатью усталости на изможденных чертах мага.
— Ты думаешь, моей силе нет пределов? — спросил Тоз, улыбаясь, точно матерый волк после тяжелой, но успешной охоты. — У всего своя цена, Борс, и мы должны платить, если желаем чего-то добиться. Я хорошо потрудился и теперь голоден.
Борс воззрился на Посланца, не понимая, к чему тот клонит. Он никогда не видел, чтобы Тоз подкреплялся, и был в растерянности.
— Выйди, — велел ему маг, — и прикажи первому воину, которого увидишь, явиться сюда. Приведи его ко мне.
Свет, полыхнувший в глубоко запавших глазах, воспламенил страх в душе Борса. Отчасти он помнил: голод колдуна больше, чем плотский голод. И Борс поспешил исполнить приказ.
Снаружи он встретил ята, бар-Оффу, возвращавшегося с валки леса. У того отвисла челюсть, когда Борс сообщил, что Посланец требует его к себе. Ят пожелал узнать, зачем.
— Ты нужен ему, — сказал дротт. — Зачем, не знаю. Но если тебе дорога твоя душа, повинуйся.
Устрашившись, но еще более опасаясь вызвать гнев Посланца, ят последовал за Борсом в шебанг.
Едва они вступили в шатер, маг поднялся на ноги. Красные глаза грозно заполыхали, пока он рассматривал усталого ята. Губы искривились, обнажив острые зубы в жутком подобии улыбки. Ят отступил на шаг, но сзади стоял Борс, загораживавший выход. Тоз шагнул вперед, и ят потянулся рукой к мечу, висевшему в ножнах у бедра. Затем рука замерла, а негодующий крик, готовый вырваться из горла, угас, когда Посланец приковал взгляд ята своим. Борс с радостью закрыл бы глаза, чтобы не видеть того, что последует далее — но не смог. У него не было никакого желания смотреть, но он не сумел воспротивиться силе, заставившей его не сводить взгляда с Тоза, поднявшего руки, ставшие внезапно чешуйчатыми и когтистыми. Они с грозной нежностью коснулись щек ята, откинули голову немного назад и запрокинули бледное от ужаса лицо — точно лицо любимой, которую колдун желал поцеловать.
Борс так и не смог оторвать взгляда, когда чародей поцеловал ята: угловатое лицо склонилось над лицом бар-Оффы, губы сомкнулись с губами, непристойная нежность так и не покинула это жуткое лицо. Рука ята упала с рукояти его меча, конечности задрожали, колыхания, переходившие в судороги, охватили тело. Наконец все кончилось, и Тоз выпустил лишенную жизни жертву. Та еще раз дернулась и осела на пол. Маг что-то довольно промурлыкал, его язык, пугающе красный по сравнению с бледными лицом, вынырнул и скрылся за бесплотными губами.
Борс вздрогнул, когда багряный взгляд оборотился к нему. Но Тоз не двинулся к воину, а лишь махнул рукой, отпуская, и промолвил:
— Убери это.
Воин склонился, чтобы подхватить мертвого ята за кольчугу в подмышках, и выволок труп из жилища, не отвечая на перепуганные взгляды, устремлявшиеся на него, пока он волочил тело по каменистой площадке. Он догадывался, что должен поведать собратьям ята по клану об участи этого человека и предоставить им возможность достойно похоронить его, но боялся их реакции и размышляя, что пока Тоз сидит у себя, мало что помешает мстителю всадить нож его помощнику меж ребрами. Поэтому Борс отнес тело к себе, снял доспехи, сложил их вместе с оружием покойного в некотором отдалении и свистнул собакам.
Те выбежали из сгущающихся сумерек, рыча, ибо почуяли поживу. Борс оставил их над трупом и, спотыкаясь, двинулся домой с запавшими глазами и дрожащими кистами рук.
— Что с тобой? — Сулья отвела взгляд от своей стряпни и убрала со лба пшеничную прядь.
— Пива! — Борс бросился на меха, на которых спал, вытирая пот, покрывший лицо.
Сулья поспешно повиновалась, сняв с колышка бурдюк и плеснув темную жидкость в большую кружку резного дерева. Она приподняла полу, вытерла то, что с пеной пролилось через край, а затем вручила кружку Борсу и проследила, как тот поглощает содержимое одним глотком. Наполнила вновь, едва он выставил руку, затем склонилась и погладила спутанные черные волосы.
— Ты выполнял его волю?
Ей не требовалось ничего уточнять. Борс кивнул, подумав, что чары, которые наложил на нее Тоз, чтобы обеспечить нежность к Борсу, изгладили из ее памяти участь Андрата. Он, не говоря ни слова, покончил со второй кружкой, затем, пока она наполняла третью, вдруг заговорил:
— Он проголодался.
— Проголодался? Тоз не ест и не пьет…
— Не мясо и не пиво. Но ест, — он задрожал, пиво разбрызгалось из кружки на меха, Борс не заметил. — О, еще как ест.
— Что? — спросила она с угрюмым любопытством.
— Души, — Борс покачал головой. — Не знаю. Он сказал, что проголодался, и велел кого-нибудь привести. Кого угодно.
Лицо Сульи нахмурилось еще сильней, когда он умолк, глотая пиво. В ее синих глазах оставался вопрос. Она отвернулась, помешала в горшке, затем присела рядом с мужем, положила руку на плечо, надеясь этим утешить его, и ощутила, как он напряжен.
— Я увидел ята. Бар-Оффу, судя по торквесу. — Борс не мигая глядел в пламя очага. — Я предложил ему идти со мной или испытать на себе гнев Посланца. Я привел его к Тозу. — Он опять замолчал, вытирая рот, словно пытаясь изгладить все это из памяти. Сулья крепче вцепилась в его плечо, глядя ему в глаза, видя там ужас и отвращение к самому себе, слыша их в голосе мужа.
