Вадим Кондратьев - Извек
Эрзя, как всегда, бился экономно. Пользуясь длинной рук, пренебрегал защитой и выдавал быстрые встречные удары. Краем глаза приглядывал за горячащимся Микулкой. Тот колошматился самозабвенно и, вгорячах, лез в самую сутолоку. Вот и теперь вокруг молодого витязя замкнулось кольцо мохнатых шапок. Эрзя смял крайних, но видел, что не успевает. Несколько клинков уже достали Микулку, но пока без особого вреда. Половина атакующих отвлеклось на Эрзю. Молодец начал было справляться, но среди прочих вырос огромный степняк, сжимающий в древообразной руке саженный клинок. Тяжёлая сабля ударила по шлему и, едва Микулка пошатнулся, достала открытый бок. Когда Эрзя пробился к нему, парень уже уткнулся в конскую гриву. Несколько рук взметнулись добить, но удары долговязого дружинника опередили. Сбив нападавших с коней, Эрзя оказался перед потным громилой. Зазубренная оглобля сабли пошла вверх, но меч оказался проворней. Остриё влетело в оскаленную пасть и, пробив нёбо выскочило обратно. Степняк уронил руку и, заливая себя кровью, мягко завалился на спину. Быстро оглядевшись, Эрзя поворотил коня к Микулке. Тот пытался выпрямиться, руки соскальзывали с шеи коня.
— Жив! — выдохнул Эрзя.
— Ага, — растерянно ответил тот. — А где мой меч?
— Под копытами глянь. Да отдышись малость.
Сеча сместилась вдоль реки и, судя по всему, подходила к концу. Заметив, как Микулка скользнул с коня, Эрзя закружил вокруг, оттягивая атакующих на себя и, едва паренёк снова оказался в седле, поспешил к раскрасневшемуся Мокше. Балагура обложили со всех сторон, но это не особо смущало круглолицего весельчака. Полуторный меч неутомимо описывал дугу за дугой, каждый раз губя то неосторожную лошадь, то зазевавшегося седока. Смертоносная мельница приостановилась на лишь миг, когда сзади донёсся задорный крик друга:
— Ну ка, коновал, подвинься, дай другим погреться!
— Валяй! — откликнулся Мокша. — Для хорошего человека дерьма не жалко! Как там хлопец?
— Цел!
— Ну и гоже!
Мелькнула фигура вездесущего Лёшки. Поучаствовав несколькими ударами в общем деле, понял, что управляются и погнал взмокшего коня дальше. На скаку ловко увернулся от тела, сорвавшегося с Шайтановых рогов и восторженно хохотнул:
— Вот бы мне такого!
— Больше нету! — отозвался запыхавшийся Микишка.
Сеча уже не кипела отдельными очагами, а бурлила сплошной беспорядочной толчеёй. Внезапно один из степняков вырвался из свалки и, схватив лук, издал гортанный крик. Повинуясь приказу, полдюжины всадников двинулись к нему. Ревяк вовремя заметил грозящую опасность и погнал коня к стрелку. Тот уже наложил стрелу и, поджидая прикрытия соплеменников, высматривал цель. Заметив спешащего к нему дружинника, вскинул оружие. Ревяк не успел пригнуться. Свисающую у виска косичку больно дёрнуло.
— А, пёс! — воскликнул Ревяк и дёрнул повод.
Конь послушно вильнул из стороны в сторону. Выгадав заминку, певец швырнул меч, будто простую дубину. Клинок сорвался с руки и огромной стрекозой устремился к цели. Удар опрокинул готовый выстрелить лук и стрела ушла в небесную синеву. Ещё мгновение и железные объятия дружинника выдернули лучника из седла. Хватая ртом воздух, степняк попытался ухватиться за нож, но пара оглушительных зуботычин окончательно выбила из него дух. Ревяк тряхнул разбитой рукой, завертел головой в поисках меча. Близкий топот заставил броситься в сторону. Едва поднялся, как другая конская туша вновь сбила на землю. Спасаясь от копыт, извернулся ужом, откатился вбок, заметил в двух шагах холодный блеск своего клинка. Кувырнувшись через плечо, успел схватить рукоять, вскочил. Завертелся посреди подоспевших степняков. Изловчился рубануть одного по колену, под крики боли и досады, пару раз достал лошадиные морды. Потихоньку отступал к коню, пока не получил удар поперёк спины.
Дыхание перехватило. Меч выпал из руки. Над макушкой снова просвистела сабля, но подогнувшиеся колени сберегли голову от смертельного удара. Ревяк понял, что теперь не уцелеть. В глазах темнело, жухлая трава медленно двинулась навстречу…
Сеча иссякла. Мокша с Эрзёй облизывали пересохшие губы, мрачно оглядывались. Дышали тяжело, но лица с каждым мгновением светлели: убитых не было. Едва шевельнули упавшего Ревяку, тот вздрогнул и открыл глаза. Не увидев возле себя ни Ящера, ни Перуна, разочарованно сплюнул и неуклюже поднялся. Теперь, не обращая внимания на рассечённую спину, певец бережно нянчил руку со сбитыми костяшками. Остальные, даже те, кто капал на траву кровью, держались бодро, смотрели соколом, то и дело лыбились. Один Извек выглядел как мертвец, но, ко всеобщему удивлению, умудрялся держаться в седле. Несколько дружинников разбрелись собирать степняцкие клинки. Иногда коротко взмахивали мечами, прекращая мучения раненых. Передвигались всё тяжелей, пригибаясь под грузом срезанных кошелей и вязанок сабель.
Дюжину уцелевших ворогов согнали к берегу. Помятые кочевники сбились плотной кучкой, уныло смотрели на верховых, гуртующих бесхозных лошадей в табун.
— Ну что, — расплылся в улыбке Мокша, утирая испарину. — Все здесь, которых железом не достали?
Эрзя окинул взглядом поляну, усыпанную телами, прищурился на оставшихся в живых степняков и виновато развёл руками.
— Не все, друже, один утёк.
— Как так? Почему не словили?
— Почему, почему… По колчану! — передразнил Эрзя. — Сколько нас и сколько их! Некогда было за каждым смотреть, надо было с мечиком управляться. А этот, который утёк, видать хитрей прочих был. Увидал, что с нами запросто не совладать и ломанулся, как Рахта за последним лешим. Только у опушки и догнал…
— Догнал!? — не понял Мокша.
— Стрелой! — пояснил Эрзя невозмутимо. — Потому и не все здесь. Один вон, у опушки лежит.
— Так это гоже! Чё ж голову морочишь?
Мощный торс богатыря развернулся к пленным.
— Ну что, господа доблестные степняки, схлопотали на орехи, да скорлупки не по зубам оказались? И не мудрено! Как говаривал не помню кто, кажется Никита-Лживый Язык: кто к нам за шерстью пожалует, тот, значится, сам же без шерсти и озябнет. И он был прав! Не рой другому яму: в неё хрен знает кто упасть может. Короче, почтенные, тушите свет и колите крынки, отвоевались значится…
Эрзя зачарованно слушал речь друга. Изредка восхищённо покачивал головой, в глазах сверкали лукавые огоньки. Мокша же расходился вглубь и в ширь, как паводок, набирающий мощь с каждым лучом весеннего солнца.
— А сейчас, уважаемые супротивники, ежели не объясните, куда и откуда ехали, каждый из вас получит по репе!
