Е. Кочешкова - Шут
Перед взором Шута в ту ночь развернулась вся его будущая жизнь: убогая и жалкая жизнь артиста-калеки, который больше никогда — НИКОГДА — не сумет перебросить даже трех мячиков, пройтись колесом или взмыть в воздух, оттолкнувшись от перекладины… Он видел таких людей… сломанных не столько увечьем, сколько невозможностью и дальше заниматься своим любимым делом. Людей с потухшим взором, поникшими плечами… Многие находили себе новое занятие — становились простыми комедиантами, кукольниками или выучивали животных забавным трюкам… что угодно, лишь бы «не выпасть из балагана».
Шута воспитали настоящим сыном бродячих артистов: он понимал — однажды, рано или поздно, и его постигнет эта участь, но всегда был уверен, что виной увечью станет падение, несчастный случай. И может статься к тому моменту он будет уже не очень-то и молод, и тело начнет отказывать ему в ловкости и силе… Возможно, ослабнут руки или боли в спине станут причиной ухода из любимого ремесла…
Но не вот так же!
Не теперь!
Только темнота чужой незнакомой опочивальни видела, как горько плакал королевский шут, прощаясь со своей судьбой…
8
На самом деле Ваэлья много чего рассказывала Шуту. И показывала.
Она научила его осознанно работать с Потоком. Пропускать через себя и направлять туда, где требуется энергия. Это было не так уж сложно, надлежало лишь представить себе как можно ярче желаемый результат и мысленно наполнить картину той силой, что была ему подвластна. Рядом с наставницей Шут делал такие фокусы без труда, и результат порой давал о себе знать незамедлительно. Но всякий раз, когда он пытался работать с Потоком самостоятельно, Сила коварным образом ускользала, рассеивалась, как туман… Ваэлья говорила, вся беда в том, что он не умеет толком сосредоточиться.
«Боги дали тебе дар, но обращаться с ним тоже надо уметь,» — объясняла она. — Что толку от повозки, которая едет туда, куда ей самой заблагорассудится, не слушая кучера? Эта повозка — твой ум. И он совершенно неуправляем. Учись контролировать свои мысли, Пат. Иначе всю жизнь будешь зависеть от внешних обстоятельств, которые провоцируют твои, как ты говоришь, «вспышки».
Иногда она часами заставляла его делать невыносимо скучные вещи, призванные развить это самое сосредоточение. Шут стонал, но повиновался… Изучал совершенно гладкий камешек, не позволяя вниманию оторваться от серой шероховатой поверхности. Подолгу «разглядывал» свое тело изнутри, отрешаясь от всех внешних проявлений мира. Смотрел на листья домашнего Ваэльиного цветка, живущего в кадушке под окном, наблюдая, как течет по ним все та же неизменная Сила, пронизывающая все живое. Иногда он видел это лучше, иногда хуже… Но, по крайней мере, цветок был интересней камня. Впрочем, со временем Шут даже от занятий с камнем начал получать удовольствие. Когда осознал, что ум хоть немного, хоть на краткий срок, становится ему подвластен.
«Сила твоего намерения решает все, — говорила Ваэлья, — только ею ты властен менять мир по своему усмотрению»…
Вспоминая эти слова, Шут недоумевал, как же так вышло, что безо всякого желания со своей стороны он едва не сгубил любимый город…
Или?..
«Неужто я хотел этого?.. Светлые боги…»
Из сада Шут направился к морю. Вопросов у него теперь было еще больше, равно как и поводов для самобичевания, поэтому он хотел просто посидеть на берегу, послушать мерный шум волн, надеясь, что хоть это поможет справиться с тягостными мыслями.
«Скорей бы весна», — думал Шут, спускаясь по многолюдной Торговой улице к причалу. Дни уже стали длиннее, да и холода постепенно теряли свою силу, но до настоящих оттепелей было еще очень далеко…
— Эй, господин Патрик! — послышался вдруг радостный окрик. Шут обернулся — на крыльце трактира «Счастливый гусь», приветливо маша рукой, стоял хозяин заведения. Дородный господин Альмер хорошо знал Шута, ибо тот частенько наведывался в «Гуся», ища свежих новостей. — Давненько вас не видал! Заходите, элем угощу. Чудо что за эль! Жена сама варила!
Жена Альмера всегда варила эль сама, но делала она это превосходно, тут уж не поспоришь. Шут колебался лишь мгновение, решив, что можно и посидеть, пропустить пару кружечек ароматного напитка. Какая разница, где предаваться печали — в одиночестве или среди толпы… Все едино.
В трактире было людно. Горожане и заезжие люди, громко стуча кружками, с жаром обсуждали странную грозу и сопутствовавшее ей помрачение умов. Альмер выбрал стол почище и, согнав пару знакомых мужиков, уселся на освободившуюся лавку. Он громко шлепнул ладонью по скамье:
— Садитесь, господин Патрик! Попотчуйте нас байками из дворца! — сидящие рядом посетители разом обернулись при этих словах и живо закивали, выражая согласие. Но Шут возмущенно приподнял бровь:
— С каких это пор, господин Альмер, вы принуждаете гостей к беседе, не смочив им горло?
— А-а-а! — радостно воскликнул хозяин. — Значит, не откажетесь от эля! — он дернул за передник, пробегавшую мимо девушку-разносчицу, — Ну-ка, Лара, принеси угощение гостю!
— А я пока вас послушаю, уважаемый, — ухмыльнулся Шут. Альмер хохотнул и приготовился выложить все свежие сплетни, но тут к нему подскочил испуганный парнишка — точная копия самого хозяина, такой же плотный да щекастый — и взволнованно что-то зашептал отцу на ухо.
— Ну я же говорил им не трогать этот ящик! Демона рогатого этим дурням в… — куда именно должен был отправиться демон, Шут уже не услышал, ибо трактирщик сломя голову ринулся в сторону кухни.
В ожидании эля он внимательно прислушивался к тому, что говорили сидящие рядом люди. Собственно, это и была главная причина, почему Шут решил заглянуть к Альмеру. Он слишком давно не был в городе и порядком отстал от жизни.
— Я вот, братья, полагаю, это было явление богов! Они подали нам знак! — с жаром восклицал какой-то заезжий священник. То, что он не местный Шут понял по его длинной грязной бороде с запутавшимися в волосах крошками еды. В Золотой все служители храмов чисто выбривали лицо — таково было повеление еще Руальдова деда, и никто его не отменял.
— О чем знак-то? — сердито пробурчал сидящий напротив монаха ремесленник. — Ты хоть сам-то знаешь, святой брат?
— Молитва поможет нам обрести понимание, — важно ответил бородатый. Мужики вокруг недовольно загудели, в столице королевства люди больше привыкли полагаться на себя, а не на молитвы.
— Мне сосед сказал, евоная жена чуть пасынка не прибила, всего лишь за то, что малец опрокинул крынку с квашеным молоком…
