Робин Хобб - Драконья гавань
— Вы с Гестом, — наконец неловко выговорила Элис. — Вы любите друг друга. Он тебя обнимает, целует, ласкает. Об этом идет речь?
Она коснулась свернутой цепочки от медальона и отдернула палец, как будто ее обжег холодный металл. А Седрика обжег ее вопрос.
До сих пор он оставался странно спокоен. Он сумел рассказать ей главную тайну своей жизни, не проявляя эмоций. Но теперь слезы прорвали плотину, заволокли глаза, а горло перехватило так, как будто его душили невидимые руки.
— Я любил его. Вряд ли он все еще любит меня. Если вообще когда-то любил.
Седрик уронил голову на руки, и слезы хлынули. Он думал, что уже открыл Элис самую сокровенную тайну? Ничего подобного. Самую сокровенную тайну своей жизни он только что произнес вслух, впервые признавшись в ней себе самому.
Элис поднялась с постели. Сейчас она ударит его, назовет теми самыми словами, каких он боялся с самого детства. Седрик ждал.
И вдруг рука Элис неуверенно коснулась его головы и погладила по волосам — так ласкала его мама, когда он был совсем маленьким.
— Мне так жаль тебя, Седрик. Я рассержена и обижена; я никогда бы не подумала, что ты способен на подобный обман и предательство нашей дружбы. Но прежде всего мне жаль нас обоих. Особенно тебя. Как ты мог полюбить такого человека? Что за пустая трата твоих чувств. Посмотри, как она разрушила обе наши жизни. Рядом с Гестом никто из нас не может быть счастлив. Но я сомневаюсь, что его это хоть немного заботит.
Седрик не сумел вымолвить ни слова. Он не отрывал лицо от ладоней, не мог даже пробормотать извинения. Элис вышла из каюты. Она забрала с собой принесенную свечу, и с ее уходом света сделалось вдвое меньше. Дверь захлопнулась наглухо.
Юноша рухнул на постель. Вот оно. Все кончено.
Он только что уничтожил последнее светлое чувство в своей жизни. Его дружбу с Элис разбило вдребезги то, что они с Гестом ей причинили. Теперь он со стыдом вспоминал, как сам присоветовал любовнику этот брак, хоть и был тогда навеселе. Еще больше его удручало то, что он позволил Гесту довести дело до конца. Чего ему стоило все предотвратить? Разок навестить Элис и потихоньку рассказать об истинных намерениях Геста? Разумеется, тогда пришлось бы сознаться и в том, кто такой он сам. И, возможно, это повлекло бы за собой неприятные последствия. Гест порвал бы с ним. Несомненно. И нашел бы способ опозорить его окончательно.
Почему Седрик лишь теперь смог признать, насколько безжалостен его любовник? Если б сейчас он снова на час оказался в обществе Геста, если бы тот мимоходом приобнял его за плечи, пригласил на ужин, повел в театр, угостил вином — неужели он все позабыл бы и простил? Когда Гест полностью сосредотачивался на Седрике, когда вдохновенно метался по незнакомому городу в поисках развлечений и проказ, тогда юноше казалось, будто он владеет миром. Составить Гесту компанию в ночь буйных забав — ничего более воодушевляющего, головокружительного и веселого Седрик не мог себе представить. Даже сейчас, в глубинах отчаяния, горькая улыбка тронула его губы, стоило ему вспомнить о тех вечеринках.
Рука об руку с Гестом, в окружении роскошно одетых приятелей, они брали приступом питейные заведения и театры от Калсиды до Джамелии. Когда Гест желал, он мог обаять самого несговорчивого хозяина таверны, чтобы тот не закрывался и задержал музыкантов еще на часок. Обходительно улыбаясь и соря деньгами, он добывал лучшие столики, лучшие места в театре, лучшие куски мяса и лучшие вина. И люди всегда радовались, угождая ему. Люди, которые видели его только на публике, считали Геста обворожительным, любезным и остроумным. И положение его особого, избранного спутника означало, что тебя станут превозносить и чествовать заодно с Гестом.
Улыбка медленно сошла с лица Седрика, оставив одну горечь. Никогда больше. Никогда больше его не станут публично восхвалять вместе с Гестом.
Никогда не будут унижать и топтать наедине, заставляя расплачиваться за недавние радости.
Эта мысль должна была его подбодрить. Но вместо этого Седрик попытался вообразить жизнь без Геста. Он представил, как вернется в Удачный и выяснит, что его отлучил от дома Гест и осуждает Элис. Расскажет ли она другим? Ужас разинул пасть, чтобы поглотить его, но следом пришло жестокое утешение. Нет, Элис смолчит. Она не сможет рассказать, не признавшись в том, что ее обманули, а ее брак с самого начала был ложью. Если она проговорится, то потеряет все: свою библиотеку, ученые занятия, положение в обществе. Элис придется вернуться к отцу, жить на грани нищеты, и все ее знакомые будут либо жалеть ее, либо потешаться над ней.
Та же участь будет ждать и его, если Элис все расскажет.
Но даже если и не станет, он опасался, что будет немногим лучше. Теперь Седрик был почти уверен, что Гест и так собирался его бросить. Вернувшись, он скорее всего обнаружит, что ему уже подыскали замену. Ему тоже придется смиренно приползти в отчий дом и уповать, что его примут и дадут работу. Зажиточные приятели Геста, привечавшие Седрика раньше, не сразу начнут им пренебрегать. Но он не сможет вращаться в их кругах на равных, а как только они поймут, что он лишился расположения Геста, лишь немногие захотят знаться с ним и дальше. За годы их общения недовольство Геста разорвало не одно их знакомство и даже дружбу. Еще одна отвратительная грань его характера, которую Седрику до сих пор удавалось не замечать. И вот теперь она обратится к нему самому.
Нет. Возвращаться нет смысла. Незачем.
Седрик пал духом, вокруг сгустилось уныние. Даже в каюте как будто стемнело. Он закрыл глаза, прикидывая, хватит ли ему смелости покончить с собой. Однажды он уже представлял, как бросится в воду и пойдет ко дну, как будто стоит принять решение, и оно станет бесповоротным. Что ж, с тех пор он стал умнее. Оказавшись в воде, он начнет барахтаться. Сам того не желая, станет звать на помощь.
«И я приду тебя спасать. Снова».
Вместе с коснувшейся сознания мыслью Седрика охватило теплое чувство. Беспричинные умиротворение и довольство нахлынули и заполнили его до краев, словно горячий чай — глиняную кружку. Седрик немного посопротивлялся, пытаясь вернуться к страданиям. А затем, будто пламя пробежало по фитилю и озарило все вокруг, внезапно спросил себя, зачем так цепляется за свои горести. И расслабился. Любовь его драконицы переполняла его, согревая и вытесняя былую боль.
«Вот так. Видишь? Все у нас будет хорошо. У нас обоих».
— Старина, я хотел бы перекинуться с тобой парой слов наедине.
Лефтрин оторвал хмурый взгляд от кружки с кофе. Эту гущу он доливал кипятком уже второй раз, так что напиток получился слабым и горьким. Капитан подумывал выплеснуть его за борт, но напомнил себе, что даже это лучше обычной горячей воды. Он повернулся к старому другу.
