Ренат Вишняков - Неискоренимое
Вообще с этим путником было что-то не так. Одет он был в длинную, подпоясанную узким поясом рубаху почти до колен, порты, лапти, невысокую шапку, отороченную мехом. Всё это, а также резковатый, запинающиеся на согласных выговор, выдавало в нём гостя из земель русичей на востоке. В последнее время немало иноземцев побывало на чешской земле - от рыцарей-норвегов до безотчих хорватов, да и видел Йиржи описания восточных славян и их платья в книгах.... Только вот в лице у незнакомца было что-то не славянское. Больше того, совсем не здешнее, не людское! Молодой чех видел лица всех народов от испанцев и англов до сарацин и чёрных людей с дальнего юга, но у этого с лицом явно было что-то не так. Безбородое абсолютно, Малайкату не верилось, что можно так начисто сбрить бороду и усы, оно было вдобавок ещё и каким-то безвольным. Не было в нём той веры и той воли к жизни, которую привык Йиржи видеть равно у всех людей. Зато было выражение брезгливости, словно князь зашёл в крестьянский хлев. И печать порока. Сложно описать такое, это можно только почувствовать, но ни у одной шлюхи из окрестных кабаков не было таких развратных глаз, такой похабной полуулыбки.... И ещё напрягало вот что. У путника был приторочен к поясу кошель, но не было никакого оружия. Намётанным глазом парень смекнул, что, даже если там только медь, сумма приличная. Это объясняло новизну и ладный покрой одежды - перед ним был купец, человек зажиточный. Но возникал вопрос - уж не лишился ли ума тот, кто выходит на большую дорогу без охраны и с деньгами, которые только что под нос каждому встречному не суёт?! Мол, гляди смерды, какова казна у меня.... Да его ограбят неминуемо, а ещё и убьют, побоявшись мести других купцов-приятелей, или ещё каких дружков-подельников. Мёртвый то на убийцу уже не укажет! Но нет, на безумного этот парень не похож.... А может, он с чёртом спутался?! Это ведь многое объяснит, да что там многое, всё! И поганые глаза, и деньги, и то, что лихих людей не боится - чего их боятся, колдуну-то? Йиржи Малайкат истово перекрестился, призывая в защитники Яна Непомуцкого и всех святых, развеивавших от веку козни Лукавого. Неужели бесчинства рода людского дошли уже до того, что нечисть богопротивная и пособники Дьявола так спокойно выходят на Божий свет и вступают в разговор с честными христианами?!
- Эээй, парень, ты что, заснул? Я спрашиваю, в какой стороне тут Стари-Пльзенец?
Путник продолжал ухмыляться, теперь ещё более открыто и похабно. Он даже не повышал голос, явно заметив, что собеседник просто напуган, а не оглох.
- Ты, как я погляжу, местный, должен знать!
- А.... А тебе зачем?
Наконец нашёлся Йиржи. Незнакомец улыбнулся ещё гаже, и парень запоздало вспомнил, что с колдуном заговорить - под чары попасть! Но отступать уже было поздно, да и, признаться честно, слегка стыдно. В самом деле, не мог же так просто колдун из бабкиных сказок перед ним появиться. Возможно, он просто сильно зазевался, а человек привык ступать бесшумно. А улыбка и глаза.... Ну, мало ли на свете убийц, мучителей, торговцев живым товаром и бордельных владетелей - вот и выело человеку душу гадкое ремесло. Это и кошель объяснит - денег много у человека, не привык над каждым грошом трястись. И отсутствие оружия и охраны объясняет тоже - поди, все поганые людишки, закона не признающие, друг с другом заодно! Тогда есть у пришельца из далека, наверное, уже открепные и охранные грамоты ко всем грабителям и лиходеям не только Пльзеньского уезда, но и самой Златой Праги.... Вряд ли конечно, но кто их знает, людей беззаконных!
- Какое дело имеешь там?
- Вот это вопрос так вопрос!
Хмыкнул чужеземец.
- Словно не со смердом треплюсь, а испанским альгвасилом, а то и инквизитором! Ну, есть у меня там дело одно, великой для меня важности - кое-кого найти надобно... Тебе то что, мил человек? Укажи уж дорогу путнику, уподобься доброму самаритянину хоть в малом, да и иди своим путём!
- А ты сам разве панского рода, что смердом кличешь?
Насупился парень. Первый испуг и удивление уже уступили место раздражению, вызванному развязностью незнакомца. Да он пьян попросту, ясно, как Божий день! Да и кто он такой? Что с того, что при деньгах? На погляд, так хлипкий мужичонка - соплёй перешибёшь, таких жёны тиранят и бьют, чуть что не так! Йиржи на пробу сжал ладони, которыми мог задушить волка, в кулаки. Видимо, заметив перемену в его настроении, странный русин сбросил похабную улыбку. Теперь его лицо было серьёзно и спокойно, хотя по-прежнему оставалось гаже и пошлее любого виденного молодым чехом.
- Да как сказать, мил человек. Если подумать, то и панской крови с треть гарнеца во мне найдётся! Вот только не с той стороны простыни родился, да ещё и не там, да не в то время.... Так что ни герба, ни титула, ни вотчины не имею! А на смерда за что обижаться - все мы смерды, кто не рыцарь, а и всякий рыцарь - вассал короля! Король преклоняет колени перед римским престолом, а Папы и императоры священные - перед Господом. Один творец свободен от повиновения. Да и то, как мне думается, лишь потому, что всемогущ и нет для него искуса и дури, присущей всякому творению его.... Да, впрочем, что это я? Уже и на господа нашего Иисуса Христа замахнулся! Так и до ереси не далеко.... Вернёмся ка мы к нашим, столь рьяно откладываемым за окольными речами, делам! В какой стороне Стари-Пльзенец?
- Ересью нынче кличут всех гуситов, таборитов и множество ещё иных братств, движений и учений. На земле, по которой ты сейчас ходишь, правят они. Так что не только за слово о Христе могут язык твой рвануть вместе с ноздрями, а за само слово "ересь". А Стари-Пльзенец у меня за спиной, как видишь, туда из Пльзени ведёт торный путь и всякая муха во весь окрест отлично об этом знает. Ты, как я вижу, не дурак, а, значит, не полез бы из города не зная дороги! Ведь в пути спрашивать опасно и ненадёжно. Шутники, лжецы, разбойники, гости издалека, а то и вовсе не встретишь не одной живой души, чтобы спросить. Неет, ты, мил человек, всё выспросил ещё в Пльзени, где для этого тысячи и тысячи добрых христиан есть! А уж ради какого баловства ко мне прицепился, подкравшись так незаметно, это уж у тебя надобно спросить...
Теперь Йиржи говорил без прежней злобы, но зато с великим подозрением. На подозрение его натолкнуло осознание того, что он как-то вдруг резко и неразумно вспылил, а потом столь же резко остыл. Слов нет, он привык отстаивать своё место под солнцем и уважение среди равных по поводу и без - но среди РАВНЫХ. А этот мужик явно был купцом, а то и кем повыше, да и вообще человеком неизвестным, а потому заведомо подозрительным! Одно дело - простоватые сельские парни, которых он знал, как облупленных, за всякое скверное слово бил, а они били его. С людьми же незнакомыми, предположительно влиятельными и опасными, он всегда вёл себя осторожно! И уж тем более, никогда бы не обиделся на обычное, в общем-то, по отношению к нему, слово "смерд". А тут такая нетипичная вспышка. И спровоцировал его незнакомец ровно после того, как подумал Малайкат младший о колдовстве, как испугался и призвал мысленно святых угодников! А во гневе он позабыл и о мыслях этих, и о страхе этом... Верно сказано в писании - всякий грех - орудие и радость Лукавого и всех слуг его, а ведь гнев - один из семи смертных!... Да и гордыню его тоже побуждал русин - редко она поднимала голову в душе молодого чеха, а ведь именно стыдом отвлёк от мыслей о колдовстве его незнакомец ещё прежде, чем гневом. Теперь надо было, как можно спокойнее, вывести нехристя на чистую воду. Холодная голова - первое дело в борьбе с тем, кто дурные людские страсти себе на выгоду поворачивает.
