Ренат Вишняков - Неискоренимое
Так вот, Йиржи Малайкат был именно таким не спившимся, циничным и простоватым бомжем, флегматичным и способным на очень разные поступки.... Правда, про простоту следовало говорить с оглядкой - всё-таки его интеллект был весьма высок и он неплохо двигался по жизни. Разумеется, настолько, насколько вообще мог в те времена двигаться по ней безродный смерд! Он был жив, относительно здоров, его спина не была голой, а желудок пустым. И это в то время как рати таборитов и крестоносцев гуляли по Чехии, сея смерть и погром, когда горели города и полчища обездоленных ползали по божией земле, словно саранча, насланная Моисеем в числе прочих Казней Египетских! Его семья (видно, в свою породу он был таким везучим и изворотливым) тоже не бедствовала. Может, тому было причиной то, что его отец помимо прочей кузнечной работы умел хорошо латать кольчуги и был в военное лихолетье человеком очень нужным. Может потому, что семейство Малайкатов ухитрилось ни разу не угодить и не насолить католической церкви, да и просто не попадаться на глаза её эмиссарам. Потому не отбирали их имущества монастыри, не брали в свои училища их детей схоластики (хотя и плебеям, теоретически, туда ход был не заказан). Sanctum Officium, то есть Инквизиция, Святая и ужасающая, на столь мелких сошек тоже внимания не обращала. А потому и при власти ксёндзов, фратров и прочих "инфулатов" Малайкаты жили спокойно, и после их падения не были народом записаны в "прихлебатели поповские". А уж как поступали с прихлебателями подобными во время сие, то один Бог видел, да только он один, всемилостивейший, и простит, если сумеет, конечно! Уж и вешали, и топили, и рвали, и резали, и "сатанинский суп" варили... Изрядное зрелище, когда живого человека сковывают, на грудь крысу садят, накрывают наглухо кастрюлей, да колотят по ней, чтобы шуму побольше было. Тварь божья, от страха обезумев, выбирается единственным доступным путём. А, поелику утварь её зубам не поддается, вгрызается она в податливую плоть казнимого, прогрызая грудь насквозь до спины, зарываясь в землю и выбираясь на свет из норы рядом с уже отмучавшимся, остывающим трупом...
Йиржи содрогнулся, вспомнив, как буквально вчера на его глазах таким способом убили Ёжа Злотонка, парня его лет, знакомого с ним с раннего детства. Ёж был сиротой, попавшим под призрение доброго падре из местного прихода. Формально. На самом деле только плешивая собака в Стари-Пльзенце не знала, что Злотонок был ублюдком аббата одного из окрестных монастырей, рождённым от куртизанки против закона церкви. Сама его фамилия, придуманная падре-патроном, большим гораздом на выдумки, происходила некоторым образом от слова золото и указывала на причину, по которой священник взял опеку над мальчиком. Как и многие люди, наделённые любознательностью и соприкасающиеся с церклвью, Ёж быстро окунулся в мир знаний. А Йиржи, сам будучи охоч до всего нового, сдружился с этой "родственной душой" и вместе с ним учился читать, писать, считать, разбирал церковные тексты. Пару раз даже (об этом ему велели молчать и священник, и родители) подновлял чернила на страницах Нового Завета в тех местах, где они поистёрлись. Каллиграфия, история, основы латыни - для смерда они оба знали много. И если поповский приживал Ёж, кичившийся своим вежеством, стал очевидной целью народного гнева, то Малайкат, скрытный и осторожный, этой участи избежал. А о том, насколько была близка страшная смерть, напоминал ему до сих пор стоящий в ушах предсмертный вопль Злотонка.... Ох и орал же несчастный! Йиржи даже закралась в голову крамольная мысль - а не глупо ли ТАК казнить тех, кого почитаешь врагами истинной веры? Ведь мученичество зачтётся у порога райских кущ, так не лучше ли просто отрубить голову.... Встряхнувшись, парень выбросил незваную гостью из головы. Меньше думать, больше работать, как говорил отец - тогда и жить спокойнее, и брюхо туже набито! Потому надо поспешить и в срок выполнить поручение вышеупомянутого родителя - отнести узелок с залатанным бахтерцом в Пльзень одному влиятельному по теперешним временам рыцарю. Сей достославный пан за лютый нрав и любовь к резне прежде был не в чести у собрания окрестных рыцарей, а теперь сидел на советах чуть ли не подле Жижки и командовал немалым отрядом.... Заказы от него были истинно манной небесной уже потому, что к деньгам он был невнимателен и потому платил честно, а порой, под лишний стакан вина, и сверх того. Гнева же тех, кто мог прийти на смену гуситам в любой момент, Малайкатам бояться стоило куда меньше, чем обиженного отказом разъярённого мясника, оделённого властью и находящегося здесь и сейчас...
- Эй, приятель, ты не знаешь, в какой стороне тут Стари-Пльзенец?
Старший отпрыск кузнеца дёрнулся, как от удара. Думы думами, но он держал ушки на макушке и внимательно оглядывался по сторонам. В такое время, да и вообще в любое время, если ты в дороге и у тебя есть с собой нечто ценное, зевать нельзя. Даже если вдалеке уже показалась Пльзеньская крепостная стена! Мало ли с какой кумушкой трепалась про выгодные заказы мать, мало ли с кем сидел потом в пивной муж той кумы, мало ли какие дети шныряли рядом, будто бы играя.... В конце концов, как говориться, была бы крамола, а за дурным ухом дело не станет! Всякой вше ясно, что загруженный работой ремесленник пошлёт относить заказ кого-нибудь, кому можно доверять и кто, по возможности, максимально способен себя защитить. На всём Божием свете этим требованиям отвечал только Йиржи. Просто помимо него, первенца, в семье было ещё 8 младших братьев и сестёр. Вслед за ним родилось 5 девок, а уж потом три пацана, старшему из которых было сейчас всего 6 лет... Ясное дело, такие отпрыски были не в помощь отцу в подобного рода делах! Взрослый парень может хоть в морду сунуть, если что. Разбойникам, особенно бывалым, это, конечно, что мёртвому припарка, ну хоть от охочих до драки пьяных придурков в той же Пльзени отбиться, и то хлеб. Благо кулак у парня, помогавшего отцу в кузне уже лет 6, был тяжёлый. Да и с другими мальчишками дрался столько раз, что не перечесть, обычно побеждая. Вот и крутил сейчас головой на все четыре стороны света, не желая пропустить чьё-то приближение. А вот, поди ж ты, пропустил! Как этот типчик подкрался, младшему Малайкату было в упор не понятно...
Вообще с этим путником было что-то не так. Одет он был в длинную, подпоясанную узким поясом рубаху почти до колен, порты, лапти, невысокую шапку, отороченную мехом. Всё это, а также резковатый, запинающиеся на согласных выговор, выдавало в нём гостя из земель русичей на востоке. В последнее время немало иноземцев побывало на чешской земле - от рыцарей-норвегов до безотчих хорватов, да и видел Йиржи описания восточных славян и их платья в книгах.... Только вот в лице у незнакомца было что-то не славянское. Больше того, совсем не здешнее, не людское! Молодой чех видел лица всех народов от испанцев и англов до сарацин и чёрных людей с дальнего юга, но у этого с лицом явно было что-то не так. Безбородое абсолютно, Малайкату не верилось, что можно так начисто сбрить бороду и усы, оно было вдобавок ещё и каким-то безвольным. Не было в нём той веры и той воли к жизни, которую привык Йиржи видеть равно у всех людей. Зато было выражение брезгливости, словно князь зашёл в крестьянский хлев. И печать порока. Сложно описать такое, это можно только почувствовать, но ни у одной шлюхи из окрестных кабаков не было таких развратных глаз, такой похабной полуулыбки.... И ещё напрягало вот что. У путника был приторочен к поясу кошель, но не было никакого оружия. Намётанным глазом парень смекнул, что, даже если там только медь, сумма приличная. Это объясняло новизну и ладный покрой одежды - перед ним был купец, человек зажиточный. Но возникал вопрос - уж не лишился ли ума тот, кто выходит на большую дорогу без охраны и с деньгами, которые только что под нос каждому встречному не суёт?! Мол, гляди смерды, какова казна у меня.... Да его ограбят неминуемо, а ещё и убьют, побоявшись мести других купцов-приятелей, или ещё каких дружков-подельников. Мёртвый то на убийцу уже не укажет! Но нет, на безумного этот парень не похож.... А может, он с чёртом спутался?! Это ведь многое объяснит, да что там многое, всё! И поганые глаза, и деньги, и то, что лихих людей не боится - чего их боятся, колдуну-то? Йиржи Малайкат истово перекрестился, призывая в защитники Яна Непомуцкого и всех святых, развеивавших от веку козни Лукавого. Неужели бесчинства рода людского дошли уже до того, что нечисть богопротивная и пособники Дьявола так спокойно выходят на Божий свет и вступают в разговор с честными христианами?!
