Флетчер Прэтт - Колодец Единорога
33. Побережье Скогаланга. Четвертый сказ о Колодце
Все слегка захмелели от радости и от выпитого вина. А утром к ним присоединился еще один корабль — когг из Малого Лектиса. Однако трезвое размышление подсказывало: валькинги и прежде не раз враждовали между собой, и ничего, держава не рухнула, и даже более того: ничто так не сплачивало их и не заставляло забыть распри, как общая беда и общий враг. Поэтому восставшие не изменили первоначального плана — зазимовать в Скогаланге — и провели день в трудах: перегрузили провизию с галеры на большие корабли, а галеру сожгли.
Когг, пришедший из Лектиса, привез подкрепление. Эйрар узнал предводителя: это был тот самый юноша с золотыми волосами, что когда-то сидел вместе с ним за столом в Нааросе, в гостинице «Старый меч». Звали парня Оддель, сын Кевиля.
Минула еще ночь, и они пустились дальше — все дальше на юг, к побережью Шелланда. Скоро пропали за кормой скалистые мысы Норби, далеко выдающиеся в море. Каждую ночь маленький флот останавливался у берега, но ничего нового разузнать не удавалось. Спустя время исчезли вдали и шелландские низменные берега; в день, когда они миновали устье мутного Веллингсведена, корабли раскачивала штормовая волна.
В общем, довольно скучное путешествие. Легко догадаться, что Эйрар часто искал общества Мелибоэ или сестер-принцесс. Впрочем, этих последних чаще всего можно было видеть рядом с их братцем, который, попав на корабль, самым неожиданным образом расцвел, точно бабочка, пригревшаяся на солнышке, и вел себя так, словно это он здесь командовал.
Немного толку было Эйрару и от волшебника. Когда Эйрар его о чем-либо спрашивал, тот любезно отвечал, но не более. Казалось, он был глубоко погружен в какие-то сокровенные думы. Когда же молодому вождю случалось бодрствовать допоздна, он не раз и не два замечал разноцветные сполохи, пробивавшиеся сквозь дверную щель каюты Мелибоэ, и слышал шепот и шорох, ясно говорившие о том, что за дверью творят заклинания. А по вечерам, на закате, когда бросали якорь, старик появлялся на палубе, держа в руках крохотный лук с тетивой, свитой из нитей, выдернутых из его одеяния. Он наводил свой лучок на птиц, усаживавшихся в снастях. Эйрар знал, для чего: заклятие должно было сделать птиц соглядатаями, доставляющими сплетни. Однако с вестями на корабль не вернулась ни одна. Оставалось лишь гадать, не было ли какой магии, противостоящей магии Мелибоэ… а корабли тем временем продвигались все дальше на юг, туда, где от берега в глубь страны протянулась по-зимнему темная граница Скогаланга.
Холмы Скогаланга, одетые мохнатой шубой лесов, подходят к самому морю. И вот какие города стоят там на побережье: во-первых, Дьюпа, во-вторых, Брамос, который валькинги называют Вервиллой — из-за сторожевого форта, выстроенного на мысу, — в-третьих, Смарнарвида, и, в-четвертых, Хейр. Все они невелики, а стены есть только у Брамоса-Вервиллы, потому что народу Скогаланга вообще не по душе города. Восставшие решили посетить лишь первый и последний, хотя Рогей и возражал, говоря, что тем самым они как бы признавали себя в собственной стране вне закона.
В Дьюпе карренцы так и не покинули корабля, зато Рогей отправился на берег разыскивать членов Железного Кольца и, может быть, послать через леса весточку рыцарю Ладомиру Ладомирсону, приглашая его встретиться в Хейре…
На это свидание рыцарь прибыл без опоздания. Он приехал на корабль в непогожий денек — холодный ветер позванивал сосульками на канатах. На берегу от самого края воды начинался лес; зеленые ветви сосен мешались с черными, облетевшими. В Скогаланге было принято, чтобы деревья росли повсюду, даже на городских улицах, и поэтому город, лежавший в глубине бухты, почти не был виден, — лишь несколько домов, чьим владельцам, знать, нравился морской пейзаж.
Холодные волны пенились, разбиваясь о мол. Рыцарь перелез через борт, зябко кутаясь в меха, и ограничился поспешным рукопожатием, торопясь вовнутрь корабля, где ждало вино, подогретое с пряностями, и огонь в очажке.
И в это самое время из своей каюты выплыл семенящей походкой не кто иной, как принц Аурарий собственной персоной, в обществе одного из борцов (второго Эйрар со времени пожара так и не видел и сильно подозревал, что Плейандер тогда воспользовался моментом и прирезал его, но расспрашивать, конечно, не стал).
Завидя принца, рыцарь упал на колено, обнажил голову и припал губами к руке, которую Аурарий величаво ему протянул:
— Ваше высочество, мой принц…
— Мы помним тебя, — был ответ.
А чуть погодя, когда они только-только расселись у очажка, явился Мелибоэ, и рыцарь Ладомир вскочил на ноги:
— Это еще что такое? Господа! Вы допускаете на свои тайные совещания человека, отвергнутого Империей и Колодцем? Того, кто дерзает касаться запретного?.. Да, ничего удивительного, что у вас так скверно идут дела…
Мелибоэ сел, не произнося ни слова. Альсандер ответил за всех:
— На твой взгляд, может, они и плохи, но кое-кто из нас, и я в том числе, полагает: несмотря на потерю замка, эта осада здорово поколебала их проклятую власть!
— Ты хочешь, чтобы мы прогнали того, кто оставался с нами в самые черные дни, когда почти не на что было надеяться? — подхватил Рогей, и Эйрар не нашел, что добавить.
— Не знаю, не знаю, — покачал головой рыцарь, — но в одном я уверен: высокой цели нельзя достичь с помощью демонов и дьяволов, ибо как раз их используют валькинги, против которых мы бьемся. И потом, я что-то не верю, чтобы маги начали воевать друг с другом, ведь это им ни к чему. Нет, вся адская кухня трудится только к одной выгоде — к выгоде сынов Бриеллы!
— Я знаю, что вы, сударь, не пожелаете слушать меня, — проговорил Мелибоэ, — но всем остальным да будет известно, что раздоры заложены в самой природе существ, с которыми имеем дело мы, маги. И если мы иногда подогреваем их ссоры, в том нет никакого греха, тем более, что держава, против которой мы нынче боремся, основана на колдовстве. Не забудем также, что именно колдовство сгубило Бордвина Дикого Клыка, великого воина и волшебника…
Эйрару поневоле вспомнился день, когда Мелибоэ оставил Бриеллу именно потому, что там запретили заниматься той самой философской наукой, которую он с таким жаром теперь поносил. Однако юноша промолчал, а рыцарь простер длинную изящную руку:
— Я знаю, господин Мелибоэ, вам нет равного в споре, вы кому угодно докажете, что черное — это белое. И тем не менее, законы Колодца возбраняют использование вашего искусства, кроме как в целях защиты, а ведь вы сами первый нипочем не удовольствуетесь таким ограничением. Между тем правящий Дом есть залог благополучия всех стран Империи, а залог благополучия Дома — Колодец!
