Флетчер Прэтт - Колодец Единорога
Он вытянул руку. Там, впереди, из-за горба дороги сперва выплыло легкое облачко пыли, а затем появились первые ряды терциариев. Они двигались ровным, сомкнутым строем, от края до края обочин, готовые проломить, прорубить себе путь сквозь Торгстед. Колыхались щиты, вскинутые на плечо, верещали флейты, плыли над головами алые треугольники. Эйрар развернул коня — скакать на левый фланг, покуда пылкий Рогей не приказал своим людям стрелять прежде времени… Но поспеть туда было уже невозможно. Эйрар едва достиг города, когда запели серебряные свистки Скогаланга, и лучники, притаившиеся за Нааром, поднялись на ноги, одновременно натягивая тетивы. Безжалостный ливень стрел, выпущенных почти в упор, обрушился на вражескую колонну с правой стороны, не прикрытой щитами. Валькинги десятками падали замертво: кованые наконечники пригвождали шлемы к головам, наручи к рукам, а руки — к ребрам. Передние ряды терциариев в смятении качнулись влево — навстречу метателям копий, засевшим среди поваленных деревьев.
Но у валькинговских отрядов были опытные предводители. Увидев, в какую переделку угодила первая терция, вторая не стала ломиться вперед. Она перестроилась, закрылась щитами и двинулась прямо на лучников. Наткнувшись на реку, терциарии кинулись к легким мостам, наведенным Эйраром для собственных нужд.
Тем временем воины первой терции — а их все еще было немало — упрямо лезли через поваленные деревья, растаскивая преграду, не обращая внимания на летящие дротики, рубя головы копейщикам. Бой шел теперь на обоих флангах — и тут-то появилась третья терция и устремилась напролом через Торгстед.
Эйрар слышал, как подавала сигналы вражеская труба. Потом с левого крыла примчался гонец:
— Они прорвались у второго моста, а нас слишком мало!
Пришлось отправить на выручку пол-тагоя карренцев. Латники выхватывали мечи, спешиваясь для рукопашной.
Но некогда было смотреть, что там происходило, равно как и спешить туда самому. Упорный, жестокий бой шел уже по всей линии. Короткие мечи валькингов звенели у частокола о секиры воинов Микалегона. Стрелы Скогаланга еще летели, хотя и не так густо, как прежде — многие вовсю рубились возле моста, — но волей-неволей все больше валькингов перемещалось на другой край. Немало терциариев повисло там на завалах, однако часть все же просочилась, потом еще и еще. Копья мариоланцев не могли их сдержать. Как это часто бывает, упорство и доблесть сами по себе еще не означали победы. Валькинги закричали яростнее. Эйрар увидел: кое-кто из его воинов бросил оружие и, смалодушничав, бросился наутек…
— Где Йовентиньян? — крикнул он. Барона быстро нашли: по счастью, он был достаточно опытным военачальником и без крайней необходимости не ввязывался в бой сам. — Друг Йовентиньян, — сказал ему Эйрар, — если нам не удастся остановить вон тех, справа, мы пропали. Бери своих людей и ступай… — и повернулся в седле: — Скажите Эвименесу, пусть атакует. Еще не время, но и ждать дальше нельзя…
Сам он под своим знаменем отправился вместе с Йовентиньяном и бойцами из Скроби. Барон извлек их из гущи сражения, они успели устать, намахавшись мечами; лишь немногим приходилось сталкиваться с военным искусством валькингов прежде сего дня. Доспехи у них, однако, были превыше всяких похвал: дротики терциариев со звоном отскакивали от нагрудных пластин, точно капли дождя от панциря черепахи. Когда же доходило до рукопашной, тяжелые мечи Скроби с одинаковой легкостью прорубали щиты и кольчуги, отсекая прочь головы и руки, занесенные для удара. Под Эйраром убили коня, он дрался пешим и все косился на зеленый куст, видневшийся неподалеку, прикидывая, не теснят ли его назад, и наконец понял, что атака отбита, что чаша весов начала клониться в их сторону…
Конечно же, главное произошло посередине, на дороге. Валькинги уже успели в двух или трех местах проломить частокол, когда карренцы опустили пики на упоры и пришпорили лошадей. Они застали Бриеллу врасплох — терциарии дрались разрозненными кучками — и снесли все на своем пути, одних затоптав, других пригвоздив. Кружась в вихре сражения, Эйрар вдруг услышал, как боевой клич валькингов сменился криками боли. Воин, с которым он рубился, бросил меч и высоко поднял щит, сдаваясь, и Эйрар вскинул глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как стальная лавина карренцев растеклась по лугам, сметая валькинговские тылы… И солнце, оказывается, уже клонилось к закату.
Вечером были пленники, был пир горой и веселье, а вокруг лежали убитые и покалеченные, и свирепые, необузданные карренцы вовсю грызлись с Хестингой и Скогалангом из-за добычи, взятой во вражеском лагере. Невозмутимые воины Скроби стояли на страже вокруг Эйрара, сидевшего рядом с супругой. Она перевязывала ему ногу — в пылу сражения он не заметил удара, но теперь немного хромал. Он позаботился уберечь Аргиру от зрелища герцога Микалегона, счастливого и сияющего, с головой четырнадцатого графа Валька в руке, позаботился, чтобы она не узнала, как мариоланец Рогей один за другим обрубил все пальцы барону Ванетт-Миллепигу, взятому в плен, и лишь потом прикончил его…
Победа, победа! Свободная Дейларна, карренец Эвид, наконец-то спасенный из заточения, и вечная слава. Быть может, кто-то уже решил, что на этом наша история завершается? Ничуть не бывало. Проследим ее немного дальше: настала осень, с деревьев полетели багряные листья, и в Наарос, где Хозяин Дейларны лакомился сладким вином, явился запыхавшийся гонец:
— Государь Эйрар, нашествие! К островам Джентебби подходит тьма-тьмущая кораблей языческого Дзика. При них магия, которая пугает наших людей. Язычники же клянутся, что отнюдь не считают себя обязанными хранить мир с тобой, государь, ибо ты не осенен благодатью Колодца…
— Возлюбленный мой и повелитель! — сказала Аргира. — Не испить ли тебе из Колодца со мною и с ними, чтобы наверняка отвести беду?
— Я соберу ополчение Мариолы и Вастманстеда, — ответствовал Эйрар. — Нет мира вовне нас — есть лишь тот, что внутри!
И не понял, почему она вдруг заплакала.
