Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик
Священник покачал головой:
— Никогда, насколько мне известно.
— Святой отец! Святой отец! — К костру по лужайке бежал парень в крестьянской рубахе. — Слава Богу, я вас сыскал!
Священник обернулся и пытливо воззрился на парня.
— Доброго тебе дня, Лирак. Что у тебя за беда?
— Да старик Себастьян, святой отец! Упал он на поле и задыхается, хрипит! О пойдемте скорее, заклинаю вас!
Отец Беллора посмотрел на Рода и Магнуса.
— Прошу прощения, но там нужна моя помощь. — Он прижал руку к нагрудному карману сутаны, из которого торчала желтая рукоятка маленькой отвертки — знак ордена Святого Видикона. — Да, освященный елей со мной. Ну, теперь веди меня, Лирак.
И он поспешил за юношей.
Род проводил их взглядом.
— Ну… Похоже, и вправду не ошиблись монахи насчет него.
— Насчет него, может, и не ошиблись, — скривив губы, проговорил Магнус. — Да все-таки порой они наверняка ошибаются, пап!
Род огляделся по сторонам. Крестьянки, похоже, разошлись по домам — наверное, теперь взахлеб обсуждали скандальную новость насчет отделения Грамерайской Церкви от Римской.
— Согласен с тобой, сынок. Выглядит этот отбор несколько странно, если не сказать — не по-человечески. И вряд ли у них существует какая-то отлаженная система на тот счет. Слишком много переменных.
— А может, у послушников есть какой-то знак… ну, не знаю, на лбу, к примеру, — предположил мальчик. — Только мы, простые смертные, этого знака не видим.
Род пристально посмотрел на сына, изумленный прозвучавшей в голосе мальчика насмешкой. Магнус взрослел на глазах.
— Ну… Они, наверное, знают, что искать, — сказал Род и нахмурился. — А еще точнее… Вряд ли они когда-либо узнают о допущенных ими ошибках.
Вид у Магнуса стал озадаченным.
— Понимаешь, — объяснил Род, — если приходской священник станет грешить, про него можно сказать, что он проявил слабость.
Магнус вытаращил глаза.
— Точно! А если грех совершит монах, про него скажут: «ему недостает дисциплины»!
— Ага, в таких вопросах ты как рыба в воде! — улыбнулся Род. — Но в чем-то ты прав. И ведь что-то в том есть, верно?
— Даже слишком много!
— Что ж, они в конце концов тоже люди, — вздохнул Род. — И должны вести себя в соответствии с обстоятельствами.
— Нет, не должны! Они могли бы каждому послушнику позволить самому выбирать свой путь. Могли хотя бы разрешить попробовать!
— Могли бы, верно, — согласился Род. — Но вероятно, в конце концов итог был бы тот же самый.
— Бог вам в помощь, жестянщики!
Род вздрогнул и обернулся. То была крестьянка, чей котелок починили они с Магнусом. Она несла большую дымящуюся миску, а под мышкой зажала каравай хлеба.
Род усмехнулся и взял у женщины миску.
— Ох! Пусть Господь пошлет тебе побольше дырявых котелков, когда я снова буду проходить по этим краям!
— Вот, возьми-ка еще, — улыбнулась крестьянка и протянула Роду увесистое кольцо жирной колбасы. — И доброй вам дороги!
Магнус взял ложку, набрал супа, отвернулся и попробовал.
— Ой, вкусно как! Может, нам почаще в такие вылазки отправляться, пап?
— В смысле, платят хорошо? — Род улыбнулся. — Что ж, неплохо за один починенный котелок: большая миска похлебки, целый каравай хлеба да еще и салями… Мы с тобой не только пообедаем — у нас еще и на завтра на перекус хватит.
— А если бы дырявой посуды оказалось больше, мы бы потом еще и едой могли приторговывать, — рассудил мальчик.
— Вот не знал, что у тебя способности к бизнесу…
— И все-таки, — пережевывая густую похлебку, добавил Магнус, — мы не узнали главного, за чем пришли сюда.
— Что верно, то верно, — хмуро отозвался Род. — Ни у кого в этой деревушке нет родственников в монастыре. Ну что ж… Всегда можно наведаться в соседнюю деревню.
Отец Беллора вышел на порог, чтобы вылить грязную воду, и крикнул:
— Колдовской Народец, берегись!
Услышали бы его монастырские учителя — наверняка бы пришли в ужас и строго отчитали за грех суеверия, но им-то не приходилось иметь дело с такими проявлениями обыденной жизни. Не очень-то приятно, когда рядом с тобой обитает эльф, раздосадованный тем, что ему подмочили репутацию.
Прокричав предупреждение, добрый деревенский пастырь опрокинул таз с помоями над зарослями сорняков, которые в изобилии росли вокруг домика священника, и был уже готов вернуться в кухню, но краем глаза заметил приближавшегося к дому незнакомца. Отец Беллора вытаращил глаза и воскликнул:
— Брат Михаил!
Монах помахал ему рукой, усмехнулся и припустил к дому бегом.
Отец Беллора радостно хлопнул его по плечу:
— Старый ты бродяга! Что ты тут делаешь? О, как же я рад тебя видеть!
— А я тебя, отец Беллора. — Михаил был на год старше, но в монастыре они учились вместе.
— Ну, входи же, входи! — воскликнул отец Беллора и провел старого товарища в кухню.
Через полчаса, когда был съеден большой мясной пирог, брат Михаил откинулся на спинку стула с блаженным вздохом и принялся чистить зубы зубочисткой. Отец Беллора усмехнулся, также отодвинулся от стола и погладил живот.
— Ну, любезный брат мой! Что привело тебя в мой приход?
— Весть, которую наш славный аббат велит тебе объявить всей твоей пастве. — Брат Михаил помрачнел. — Он объявил о том, что Церковь Грамерая отделяется от Римской Церкви.
Отец Беллора сокрушенно кивнул:
— Слухи об этом доходили до меня, но я-то надеялся, что это неправда.
— Так скоро пошли слухи? — Брат Михаил удивленно посмотрел на друга. — Неужто слова распространяются быстрее свитков?
— Так было всегда, брат. Намедни тут проходил жестянщик. Починил одной женщине котелок, заночевал, потом дальше пошел. Наверное, теперь про эту новость уже знают в соседнем приходе.
— Да, брат мой… — сочувственно проговорил брат Михаил. — Такая весть способна вызвать смятение в душе, верно? — Он извлек из рукава свиток пергамента. — Вот тут все написано. Ты должен это переписать и читать на мессах целую неделю, а затем тебе следует доставить свиток отцу Гейбу, что служит во Фламурнском приходе за горой — точно так же, как я принес свиток тебе.
Отец Беллора взял у старого товарища свиток примерно с той радостью, с какой человек взял бы по приказу тарантула.
— Скажи мне на словах.
— Ну… Там сказано о том, что Римская Церковь совершила немало ошибок…
Отец Беллора замер, словно пуританин в бальном зале, и широко раскрыл глаза.
— Да как он смеет так говорить!
— Он же аббат, — пожав плечами, отозвался Михаил. — Тяжело тебе, да? Ведь мы-то возрастали и учились с мыслью о том, что Папа безошибочен во всем, что касается церковной доктрины. А теперь наш славный аббат утверждает, что тот, кого мы звали его святейшеством, ничего не знает обо всем, что тут у нас происходит, какая тут сложная жизнь. Кроме того, у Папы своих дел по горло, и к тому же он по рукам связан грехами своих предшественников, продажностью епископов и писцов в Папской Курии.
