Вольфганг Хольбайн - Легион хаоса
— Казнить, брат Говард. Тебе уже давно вынесен приговор. Никто не избежит справедливой кары. Точно так же, как был наказан предатель Ван дер Гроот, будешь наказан и ты за святотатство, которое ты совершил.
— Ван дер Гроот? Что с ним?
— Я его ликвидировал. Это было довольно просто, проникнуть в тюрьму. Он предал наше дело, как и ты. Предатели долго не живут. А в том, что происходит сейчас, виноват только ты один, брат Говард.
— Это… это ужасно! — воскликнул Говард. — Вы осмеливаетесь говорить от имени Бога, и тут же ты приговариваешь миллионы невинных к смерти.
— Мне не полагается обсуждать решения Магистра, — коротко ответил незнакомец. — Ты можешь сам поспорить с ним, брат Говард. Если, конечно, он захочет тебя выслушать.
— Сам? — озадачено повторил Говард. — Что… что это значит?
— Он ждет тебя, — ответил незнакомец. — Не очень далеко отсюда. И нам уже пора идти, пока его терпение полностью не иссякло. И ты сам знаешь, каким нетерпеливым он может быть.
— Он здесь? — срывающимся голосом спросил Говард. — В Лондоне? Де Врис собственной персоной находится в городе? Великий Магистр ордена сам явился сюда?
Незнакомец тихо рассмеялся.
— Да. Ты видишь, речь здесь идет не только о каком-то отдельном человеке, брат Говард. Речь идет о тебе. А ты являешься чем-то особенным.
Где-то внизу подо мной что-то зазвенело. Послышался звон разбитого стекла, и мне показалось, что я слышу слабое потрескивание. Пять минут, говорил Рольф. И ни секунды дольше!
Я даже не стал смотреть на часы — пять минут должны были уже давно пройти, и снаружи уже совсем рассвело. Я отступил на шаг назад, размахнулся и всем телом бросился на дверь.
От удара гнилое дерево разлетелось в щепки. Я проскочил через дверь, упал на колено и тотчас снова вскочил на ноги. Револьвер сам собой оказался у меня в руке.
На меня налетела какая-то тень. Я отскочил в сторону, вскинул револьвер и прижал палец к курку. Но я не нажал на курок, так как человеком, который подскочил ко мне, оказался Говард!
Лицо Говарда было искажено гримасой ужаса. Он закричал, словно в смертельном страхе, бросился на меня и одним резким движением вырвал у меня револьвер.
Он схватил мою руку и со страшной силой вывернул ее. Я вскрикнул, упал вперед и беспомощно задрыгал ногами, когда Говард вскочил мне на спину и пригвоздил меня коленями к полу.
— Это не моя вина! — взревел он. — Я не знал, что он следил за мной! Ты должен мне верить!
Он снова и снова повторял эти слова, и при этом в его голосе звучал такой ужас, что у меня по спине побежали мурашки.
— Я не знал! — кричал он. — Скажи Де Врису, что я ничего не знал! Он может заполучить меня! Он может заполучить меня!
Но здесь уже не было никого, кто бы мог ему ответить.
Некоторое время спустя он отпустил мою руку, встал и, подавив рыдание, прислонился спиной к прогнившей деревянной стене. Я тоже повернулся, прижал болевшую руку к груди и попытался встать на ноги. В голове у меня шумело. Когда я встал, пол поплыл у меня перед глазами. Говард ударил меня как сумасшедший.
Он даже не помог мне встать на ноги, а лишь смотрел на меня застывшим взглядом.
— Ты… глупец, — прошептал он. — Ты проклятый, жалкий глупец. Ты хоть понимаешь, что ты наделал? — Его голос звучал совершенно спокойно. В нем не было ни упрека, ни даже гнева. А лишь такой холод, от которого меня бросило в дрожь.
— Он ушел, — пробормотал он.
— Я знаю, — ответил я сквозь плотно сжатые зубы. Где-то внизу под нами снова зазвенело стекло. Сквозь голые стропила над нашими головами внутрь проникли первые лучи солнца.
— Он ушел, — повторил Говард упавшим голосом. — Он ушел, Роберт.
— Черт побери, в этом и заключался смысл нашей акции! — заорал я. — Если бы ты не набросился на меня как сумасшедший, я бы пристрелил этого типа на месте!
Говард издал странный, почти рыдающий звук.
— Ты сам не знаешь, что ты наделал, — сказал он еще раз.
— Знаю, — ответил я. Постепенно я начал выходить из себя. Над нашими головами взошло солнце. Рольф не мог больше ждать! — Я спас тебе жизнь, упрямый, старый дурак! Ты думал, я буду спокойно смотреть, как ты кончаешь жизнь самоубийством?
— Самоубийство? — Говард резко рассмеялся. — Это была единственная возможность отозвать назад этих бестий! Как ты не понимаешь! Когда следующий раз зайдет солнце, миллионы этих тварей набросятся на город!
— Когда следующий раз зайдет солнце, их уже не будет, — поспешно ответил я. — Да и нас тоже, если мы не поспешим убраться отсюда.
Говард, ничего не понимая, уставился на меня.
— Что…
Я не стал его слушать, схватил за руку и потащил в коридор. Перед нами в воздухе порхали серые тени. Насекомые, которые возвращались со своего ночного роения, чтобы отдыхать до следующего захода солнца.
Говард больше не сопротивлялся, но и не собирался следовать дальше самостоятельно, а лишь как безвольный ребенок позволял вести себя за руку.
Мне снова показалось, что зазвенело стекло, и этот звук заставил меня ускорить шаг. Словно преследуемый гуриями, я мчался вниз по лестнице и тащил за собой Говарда. Мы упали, скатились вниз по последним десяти или пятнадцати ступенькам и некоторое время, оглушенные, лежали на полу.
Когда я открыл глаза, то увидел, как прямо передо мной вспыхнула крошечная красно-оранжевая искра…
Я вскочил, рывком поднял Говарда, взвалил его на плечо и в последний момент перепрыгнул со своей ношей через полуметровую полоску керосина, который Рольф разлил вокруг дома.
Мне показалось, что мне в спину ударил раскаленный кулак. Я закричал, но мой крик потонул в реве стены огня, которая выросла у нас за спиной и поглотила дом.
Нас обдала волна страшного жара. В отчаянии я встал на четвереньки, втянул голову в плечи и пополз прочь от огня.
Только когда я отполз от дома больше чем на десять ярдов, я отважился повернуться и посмотреть назад.
Рядом со мной на коленях стояли Рольф и Говард; Говард все такой же окаменевший, словно парализованный, с пустым, отсутствующим взглядом, но невредимый. Вероятно, он все еще не понимая, что же произошло.
Сквозь треск пламени до нас донесся глухой взрыв, когда взорвалась одна из бутылей с керосином, которые Рольф разложил в подвале и на первом этаже дома, потом взорвалась вторая, третья, четвертая…
Дом в мгновение ока превратился в гигантский костер. Пламя стало желтым, потом почти белым и таким ярким, что у меня на глазах выступили слезы, оно полыхало в утреннем сумраке как второе искусственное солнце.
Но несмотря на слезы, застилавшие мои глаза, я заметил серые тучи моли, которая, как мелкая пыль, со всех сторон устремилась навстречу смертоносному огню, неудержимо притягивающему ее. Насекомые тысячами падали с неба, бросались в пламя и сгорали.
