Кристофер Сташеф - Маг, связанный клятвой
Похоже, он выбрал правильную стратегию. Когда всхлипывания стали затихать, герцог решил перейти к советам:
— Ты же всего-навсего слабая женщина и к тому же такая молоденькая. Совершенно очевидно, что ты не готова управлять герцогством. Для тебя это будет непосильной ношей. Ты вся согнешься под ней, она тебя сломает. Даже если ты просто будешь вершить правосудие, это будет мукой. Разве ты сможешь отдать приказ, чтобы убийцу повесили, а потом спокойно уснуть?
Иверна продолжала причитать.
— Отвали от нее! — рыкнул Фадекорт. — Неужели ты не можешь оставить ее один на один со своим горем?
Герцог бросил взгляд на циклопа, его глаза сузились, и он кивнул палачу. Метнулась рука — рот и нос циклопа заткнули тряпкой, другая рука поднесла раскаленное железо к его плечу. Фадекорт изогнулся от боли, но смог сдержать крик.
Иверна, стоявшая спиной к Фадекорту, все еще плакала и не заметила, что происходит сзади.
— Нет, совершенно очевидно, ты не можешь принять на себя такую тяжесть, — нашептывал герцог. — Бедная девушка, я тебе помогу! Только передай мне свои земли, и я за тебя буду ими управлять мудро и справедливо!
— Никогда! — Голос Иверны звучал хрипло. Глаза герцога сверкнули.
— Никогда — это слишком большой промежуток времени. Твой народ страдает, даже сейчас его обирают мародеры. Могут ли они ждать, когда ты найдешь время, чтобы взять па себя управление своими землями?
— Осторожнее. — Хотя сэр Ги говорил очень тихо, казалось, его голос заполнил всю камеру. — Осторожнее, что, если он врет? Возможно, что твой отец все еще жив. Может быть, он изувечен и не в силах править. В таком случае ты передашь ему свое регентство, а не...
— Заткнись! — рявкнул герцог, и в грудь сэра Ги вонзились кинжалы. Его скулы сжались, подавляя крик боли, а чья-то мясистая рука заткнула ему рот.
Но его слова сработали. В глазах Иверны засветился огонек надежды, и она воскликнула:
— Никогда, герцог-злодей! Пытай меня, как тебе заблагорассудится, я никогда не отдам бедных крестьян моего отца и наши плодородные земли в твои злые руки! За них я перенесу все муки!
— Будь уверена, ты помучаешься! — взорвался Бруитфорт. — Твой отец действительно умер! Он умер на моих руках, которыми я держал орудия пыток, но этот глупец отказался уступить мне свои земли! Тебя ждет такая же участь!
— Мне только остается доследовать примеру такого достойного человека! — воскликнула Иверна с побледневшим от гнева лицом.
— Ну что ж, тебе будет предоставлена такая возможность! — загремел герцог. Его гнев погас так же быстро, как и вспыхнул. Предвкушение извращенного удовольствия отразилось на его лице дьявольским ликованием.
— Я вырву у тебя власть, в которой ты мне отказала! Если уж я не могу получить полноту власти от твоего народа, я добьюсь ее, унизив и развратив тебя! Да, даже если бы твои земли и люди перешли ко мне, это уже было бы полнейшим унижением, но я добьюсь своего, я разделаюсь с твоей невинностью, ты сломаешься под жестокими пытками, и это будет продолжаться до тех пор, пока ты не станешь умолять меня сама забрать все, чтобы я хоть чуть-чуть пожалел тебя! — Из уголка его рта снова потянулась струйка слюны. — Я сломаю твою душу и выпью всю твою силу! И все же мы должны начать этот праздник пытки с закуски, а на закуску займемся рыцарем. А ты присоединишься ко мне и будешь наблюдать, каким извращенным пыткам я его подвергну. И он порадует меня своими криками!
Резким поворотом головы сэр Ги отбросил руку, зажимавшую ему рот:
— Даже если он сможет вырвать из меня крик, не обращайте на это внимания! — Палач наотмашь ударил его по губам.
— Грязный злодей! — закричала Иверна. — Неужели ты думаешь, что тебе удастся погубить такого хорошего человека?
— Без труда, — насмешливо бросил герцог. — Думаешь, его Бог поможет ему спастись? Нет, Он имеет дело только с живыми людьми, а этот уже будет полумертвым. Если только ты захочешь спасти его от пыток, можешь закричать в любой момент, что уступаешь мне свои земли. Но будь уверена, что, если у тебя хватит силы духа молчать, пока Черный Рыцарь не умрет под пытками, следующей будешь ты!
Дальше Мэт уже не мог этого терпеть. Он собрал все силы и начал мысленно произносить стихотворение:
Любовь и дружество до нас...
...Я б герцогу заехал в глаз!
Оковы тяжкие падут...
А палачам — наподдадут!
Связывавшие руки Иверны веревки вдруг лопнули, и она упала на соломенный тюфяк. Сэр Ги и Фадекорт подскочили и набросились на палачей, вырывая у них из рук орудия пыток и швыряя их на землю.
Герцог кричал что-то на испорченной латыни, но Мэт не мог понять, что именно. Похоже, он требовал, чтобы его враги были уложены и крепко связаны. Сэр Ги, Фадекорт и Иверна были без сознания, сам Мэт почувствовал, как на него накатывается черный туман. Он начал быстро проговаривать про себя:
Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus!
Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus!
Vivat amicus meam, Non habebit humus!* [3]
Для надежности он повторил это на английском. Но произнесенное про себя стихотворение имело гораздо более слабое действие, чем произнесенное вслух. Черный прилив немного ослабел, так что Мэт смог услышать слова герцога:
— Свяжите рыцаря снова и бросьте циклопа и ловкача в самую грязную камеру, их тоже свяжите и по кляпу в рот. Мы позабавимся с ними вволю, когда разделаемся с дамочкой. Давайте!
— Маг пришел в себя! — раздался голос позади Мэта. Бруитфорт быстро повернулся и взмахнул дубинкой.
Сильный удар по голове — и черный прилив подхватил Мэта.
Глава 22
СУДЬБА
Мэт больно ударился, падая на пол темницы. Фадекорту повезло чуть больше, может, потому, что он приземлился на живот Мэту.
— О-о-ой! — только и смог выдавить из себя Мэт.
— Вы, мерзкие злодеи! — заорал Фадекорт, поднимаясь на ноги. — Ну только развяжите мне руки, я вам покажу...
В ответ раздался стук закрывшейся двери и удалявшийся хохот солдат. Пленники оказались в полной темноте.
— Блюдолизы! — бушевал Фадекорт. — Жалкая пародия на людей! Ой, только не говори мне, что им пришлось делать то, что было приказано, и если бы они не подчинились, их бы жестоко наказали.
Мэт пытался что-то сказать, но из-за кляпа во рту ему удалось воспроизвести лишь какие-то булькающие звуки.
— И даже если так, они не должны были корчить рожи, как кривляющиеся обезьяны, и им бы не доставляло такое удовольствие их жестокое обращение с нами! Только не говори мне, что в них осталось хоть что-то хорошее.
Мэт попытался промычать нечто в знак согласия.
