Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета
На ней сидели молодой человек и девушка, которой с такого расстояния можно было дать не больше шестнадцати. Глядя на них, можно было подумать, что юноша решил признаться даме сердца в любви. А она отнеслась благосклонно и вот только что даже разрешила ему голову себе на колени склонить. Она расчесывала его волосы пальцами, а лекарь смотрел на мать и сына и вспоминал мягкость его волос, перебирая пальцами воздух.
— Да, я Радужный Дракон, — признался он масочнику, который давно уже стоял рядом с ним и ждал ответа. — А он Вольто. И с этим уже ничего нельзя сделать. Завтра мы отправимся к вам, захватив с собой наших друзей — Филактета Шлима и Муравьеда Сиявича. Кто такой первый, думаю, вы знаете, второй — природный оборотень, это к тому, чтобы не возникло вопросов в дальнейшем. Как вы понимаете, насчет единоличного правления Шельм категоричен. Кстати, я все же хочу уточнить, раз уж в первый момент нас прервали. Последний вопрос, который я хотел вам задать. Вы желаете остаться в Совете?
— Нет, — твердо ответил мужчина, тоже смотрящий на жену и сына.
— А до того, как узнали, кто он?
— Я бы тоже ответил нет. Совет это не развлечение, не марка престижа, это обязательства перед кланом, которые нужно выполнять в любом случае. Даже если ты все еще носишь траур по умершей дочери, даже если вся твоя душа желает лишь одного, бросить все и кинуться на поиски пропавшего сына. Мы ведь думали, что его убили. Сорвали маску, как с Доктора Чумы, а оказывается…
— Он сам ее сорвал. Хотите, расскажу вам, почему?
— А он не будет против?
— Говорит, не будет. Ему будет легче, если я расскажу вам, а не он сам.
— Вы с ним настолько связаны?
— Да. Потому что это запечатление. Мы услышим друг друга из любой точки мира и в нашем случае даже за его пределами.
— Понимаю. Тогда… я слушаю вас.
— Кстати, меня можно и на "ты" и просто по имени — Ставрас, — лекарь повернулся к Байрону и протянул ему руку.
Тот принял её, не раздумывая, и крепко пожал:
— А потом я бы с удовольствием послушал, кто еще входит в вашу разношерстную семейку.
— Конечно. Только уже не в вашу, а в нашу, согласны?
— Да.
Шельм блаженствовал в ванной, которую специально вынес в сад, натаскал воды из родника, бьющего прямо в аптекарском саду из-под корней старой березы, нагрел её с помощью магии и вот теперь, наслаждаясь скользящими, почти не греющими лучами заходящего солнца, ни о чем не думал, просто отдыхал.
Ставрас возился с чем-то в своей аптекарской лаборатории. Что ему там за лекарство так спешно понадобилось, шут не знал, но и не спешил узнать. На душе было просто тепло, без анализа причин, настроения, без мыслей и чувств. Просто тепло и это дарило надежду.
Мур с Гиней остались в Драконарии вместе со своими Бимом и Бомом охранять первую партию яиц, перенесенных драконами королевской гвардии с горного кладбища. Завтра их сменят начальник гвардейцев со своим драконом и Дирлин, которая, пока Век и Рокси готовятся к самой настоящей, официальной свадьбе, возилась с Руби и Сапфирой королевича и была просто счастлива. На нее, кажется, заглядывался тот самый Кузьма, с которым им предстояло двое суток охранять мертвые яйца, его человек не в счет. Шельм не знал, как драконы проявляют свои теплые чувства к понравившейся им самке и как завоевывают её расположение, просто видел что-то такое в его зеленых глазах и мысленно желал ему удачи.
Родителей со всем комфортом разместили во дворце. Палтус, дав Байрону отдохнуть, долго беседовал с ним за рюмкой отменного коньяка в обществе Ставраса, что-то они там такое важное обсуждали. А Лидию, после отдыха, перехватила Роксолана, и та теперь на правах подружки невесты помогала ей со свадебными приготовлениями, вместе с цыганкой воюя с неугомонной королевой, которая везде пыталась насадить свое мнение, но ей это теперь не очень-то удавалось. Но, кажется, она уже даже не злилась, и вроде как пыталась все же слушать не только себя, но и других.
Он сам, пока все были заняты кто чем, вместе с Веровеком возился с Руби и Сапфиром. Было приятно просто учить драконышей всяким премудростям, например, новым словам, и ни о чем не думать. Особенно, о завтрашнем дне. Он и сейчас о нем старался не вспоминать. Ему просто было страшно.
Ставрас вышел из аптеки уже с полотенцем. Большим, в него, казалось, можно было завернуть Шельма с ног до головы. Шут повернул к нему голову, оторвавшись от созерцания вечернего неба, подкрашенного каймой заката, и тихо вздохнул.
— Ты простудишься, если будешь сидеть в остывшей воде, — мягко произнес Ставрас, шагнул к нему и развернул полотенце.
Шельм прикрыл глаза на секунду и поднялся из воды. Лекарь завернул его в полотенце и вынул, поставив на доски деревянного настила, нагретые за целый день летним солнцем, и прижал его к себе. Шельм уткнулся лицом ему в плечо и тихо спросил:
— Ты считаешь меня жестоким?
— Нет. Просто маленьким.
— Я уже шесть лет, как совершеннолетний.
— Это лишь по вашим меркам. А по-человеческим, только два.
— Эх, — тяжко вздохнул Шельм. Идти никуда не хотелось. Отнес бы кто?
"Легко", мысленно ответил Ставрас и поднял его на руки.
Шельм склонил голову ему на плечо и прикрыл глаза. Путь до спальни он благополучно пропустил, открыв глаза лишь оказавшись под одеялом. Ставрас присел рядом с ним и посмотрел задумчиво и в тоже время с легким беспокойством.
— Что-то не так?
— Ты уверен, что все еще хочешь?
— Хочу — что? — вяло полюбопытствовал Шельм, лекарь усмехнулся и встал.
— Значит, не хочешь, — и принялся раздеваться ко сну.
Шельм подумал, подумал, и резко сел на кровати:
— Хочу! Конечно, хочу!
— Точно? — Ставрас, сбросивший любимую крутку, лукаво улыбнулся через плечо.
— Ты еще спрашиваешь! Иди ко мне, — и протянул руку. Всю сонность и апатию с него как рукой сняло.
— Что, прямо в сапогах и одежке?
— Да, демон бы с ней, сам сниму!
Ставрас расхохотался, но все равно подошел лишь тогда, когда разделся, и сразу же скользнул к нему под одеяло. Шут подкатился к нему, обнял и потянул на себя. Лекарь послушно перекатился, наваливаясь на него, и уловил легкую панику в его душе. Улыбнулся.
— Ты боишься.
— Не бери в голову.
— Нет уж, так не пойдет.
— Ставрас!
— Тсс, — зашептал ему в губы тот, и снова лег на спину, перетащил его на себя и скомандовал. — Чуть повыше сядь.
— С ума сошел? Я, конечно, умею душить ногами, милый, но тебя бы я предпочел душить в объятиях, — проворковал Шельм и попытался сползти обратно на кровать.
— Ну, уж нет, — сцепив руки у него за спиной, не пустил лекарь. — Кто у нас здесь старший?
