Джеймс Роллинс - Невинные
— Нет!
Иуда рванул изо всей силы, порвав цепочку. И отступил с добычей, позволив золоту выскользнуть между пальцев, оставляя в ладони лишь серебряный осколок.
— Этим клинком я могу истреблять ангелов, дабы разбудить самое небеса.
Она обернулась к Томми, но слова ее предназначались для Иуды.
— Возлюбленный, ты ничего не знаешь. Ты блуждаешь во тьме, называя ее днем.
Повернувшись спиной к ее словам, Иуда зашагал к мальчишке, преисполненный решимости осуществить свое предназначение.
Наконец-то.
07 часов 04 минуты
Элисабета увидела, как Искариот схватил Томми за руку и бесцеремонно потащил к черному камню в центре зала. Ощутила пелены зла, окутывающие этот черный алтарь, — настолько плотные, что даже каменный пол под ним, казалось, не способен вынести нечестивое бремя, покрывшись сетью тонких трещин, разбегающихся во все стороны.
Томми вскрикнул, не желая к нему приближаться.
Его клич воспламенил в ней что-то. Элисабета ринулась вперед, чтобы силой освободить его.
Но не успела она сделать и двух шагов, как услышала приказ шепотом, эхом раскатившийся в темных тоннелях, расходящихся отсюда, намекающий, что в этих черных тенетах притаился и другой паук, некто, до поры остающийся в засаде. Голос показался ей знакомым, но прежде чем она успела об этом задуматься, четыре фигуры — по две с каждой стороны — выскочили перед ней, оскалив клыки.
Стригои.
Громадные твари с обнаженными торсами, сплошь татуированными богохульствами. Кожу их покрывали шрамы и стальные безделушки, вставленные собственными руками. Они встали между ней и Томми стеной.
У них за спинами Искариот тащил мальчонку к черному камню волоком. Наклонную поверхность камня отполировали до блеска тела бесчисленных жертв, преданных здесь закланию. У низа образовалось небольшое углубление, словно там покоились тысячи голов, выставив горла к потолку.
Ощутив от страха прилив сил, Томми вырвался из хватки Искариота. Он знал, чего от него попросят. Отрок неглуп.
— Нет! Не заставляйте меня это делать!
Иуда отступил на шаг и замахнулся. Серебряный осколок сверкнул в свете факелов.
— Я не могу тебя заставить. Ты должен принести эту жертву по доброй воле.
— Тогда я выбираю от нее воздержаться.
Элисабета улыбнулась его стойкости.
— Тогда позволь тебя убедить, — сказал Искариот.
Остальные мотыльки спорхнули на Элисабету, на ее щеку, на шею; несколько уселись ей на руки и плечи.
— Стоит мне подумать, и они убьют ее, — пообещал Иуда. — Ее кровь закипит. Она умрет в мучениях. Таков твой выбор?
Элисабета внезапно сообразила, что Искариот просил ее разыгрывать из себя няньку для отрока вовсе не ради спокойствия оного, а ради завоевания его сердца, дабы Искариот мог помавать этой привязанностью, яко оружием. К собственному ужасу, она осознала, как хорошо подыграла ему в устройстве этой западни.
Томми встретился с ней взглядом.
— Не делай этого ради меня, — холодно изрекла она. — Ты для меня ничто, Томас Болар. Всего-навсего забава, игрушка, коей можно поразвлечься, прежде чем откушать.
Она продемонстрировала свои клыки.
Томми так и корчило от ее слов, от ее зубов. И все же он не отвел глаз, выдержав ее взгляд целый вздох, после чего обернулся к Искариоту.
— Чего ты хочешь? — спросил Томми.
Проклятье, вьюнош.
Элисабета с прищуром оглядела стену стригоев перед собой, соизмеряя их молодые силы со своей собственной. Прикинула, сколько времени потребуется жалам, чтобы убить ее. Успеет ли она вызволить Томми ко времени? Ее острый слух улавливал шарканье шагов из-за бурлящей реки, оставшейся за спиной.
В тамошних тоннелях затаились другие стригои.
В одиночку Томми отсюда нипочем не выбраться.
— Ложись на этот стол, — приказал Искариот. — Больше ничего тебе делать не придется. Остальное сделаю я, и она останется в живых. Я тебе клянусь.
Едва мальчик ступил вперед, Элисабета окликнула его:
— Томми, может, нам и не удастся покинуть комнату живыми, однако же это не означает, будто нам надлежит смиряться перед подобными ему.
Искариот утробно расхохотался.
— Вот уж действительно женщина рода Батори! Если я что и усвоил, так это то, что ваша преданность переменчива, как ветер.
— Значит, моя кровь себе верна!
Извернувшись, Элисабета метнулась в сторону с такой скоростью, что почти пропала из виду, и вырвала Хенрику горло, прежде чем он успел глянуть на нее. Другой стригой ринулся на нее, ближайший схватил за руку. Она вырвала ему конечность из сустава, отшвырнув прочь. Еще двое высоко подпрыгнули и обрушились на нее сверху. Вскинувшись, она сумела потеснить их на шаг, но новые чудища выскочили из соседних тоннелей, пригвоздив ее руки и ноги к полу.
Элисабета отбивалась, но понимала, что все это втуне.
Она проиграла — не только не вызволила Томми, но и не погибла. С ее кончиной Искариот больше не смог бы играть на чувствах Томми. Отрок еще мог бы ему отказать.
Должно быть, Иуда прозрел ее замысел.
Она увидела, как мотылек ползет по ее щеке, а потом мягко взмывает в воздух на легких крыльях и планирует прочь.
Она нужна Иуде живой.
07 часов 10 минут
— Хватит! — крикнул Томми, оборачиваясь к Искариоту с лицом, залитым слезами. — Делайте что задумали!
— Забирайся наверх, — прозвучал приказ. — На спину. Голову положи на нижний конец плиты.
Томми подошел к черному камню, хотя каждая клеточка его тела вопила, что надо бежать, но он забрался на камень и повернулся спиной, чтобы лечь навзничь, положив шею во вмятину у основания алтаря — и знал, что это алтарь.
Ниже его головы была большая черная трещина, пускавшая сернистый пар, вонявший даже противнее, чем река. Легкие Томми прямо скукожились от него. По щекам заструились горячие слезы. Он повернул голову, взглядом отыскав Элисабету.
Томми знал, что она не поняла. Он видел, как родные мать и отец умирают у него на руках с бурлящей в глазах кровью, — и остался в живых, исцелившись от своего рака. И не может позволить, чтобы вместо него снова в муках скончался другой человек. Даже ради спасения мира.
Элисабета уставилась на него в ответ, и скупая слеза скатилась из его гневных глаз.
Она тоже не знала о добром начале внутри себя. Томми безошибочно узнал в ней такого же монстра, как те, что пригвоздили ее к полу, но где-то глубоко внутри нее что-то светлое еще сохранилось. Хоть она этого пока и не видит.
