Юлия Игнатова - Хранитель
Лаер внимательно посмотрев в серьезные серебряные глаза.
Уна вздохнула, отвела взгляд, тонкие пальцы стиснули изящную ножку бокала.
— "Прощаться мы будем по-другому" — сорвавшимся шепотом напомнила она. — В городе слишком много вооруженных людей. Ты не собираешься уходить. Но ты прощаешься. Значит, уйти предстоит мне. Только все это Фесов бред. Я остаюсь. С тобой.
— Уна… — голос Лаера стал очень низким. — Я уже потерял брата… Не хочу потерять еще и тебя.
— Никто не говорит о потере. — Передернула плечами она, а глаза стали выдавать знакомые гневные молнии. — Я разделю с тобой все. Все, Лаер. Печаль. Боль. Смерть.
Лаер невесело хохотнул. Исток не пощадит никого. Из людей. Но неизвестно как сила Истока отразиться на его магии.
— Последнее я заберу себе. — Встал, отодвинул стол и опустился подле ее кресла, положив на колени голову.
Ее холодные пальцы подняли его лицо за подбородок. Уна читала бездну боли в изумрудных глазах.
— Никогда. — Ее рука застыла. Лицо тоже. Напряжено.
— Что ты понимаешь? — ее гнев родил отклик в душе Лаера. — Ты даже не знаешь…
— Я знаю все что нужно. Я знаю, что люблю тебя. — Шепотом, разбившим тишину.
И его сердце. Боже, как больно…
— Уна… Ты много не знаешь… — Лаер не мог объяснить, почему для него так важно, чтобы Уна поняла его.
— Я знаю Лаер. Ты забываешь, что я знаю, почему ты хочешь умереть.
— И? — Голос надломлен. Изумруды в глазах блистают надеждой, переходящей в отчаянье.
— И я люблю тебя. Все что нужно тебе это… попросить.
— Попросить… Умереть за меня? — уточнил Лаер внимательно глядя в ее глаза.
— Ну… если быть дотошным, то скорее подарить жизнь. Впрочем, не важно как это называется…
— Ты права. — Лаер отстранившись встал. Подошел к окну, глядя на укрытый снежным покрывалом, обреченный город. — Важно то, что я не стану этого делать.
— Других вариантов нет. Я остаюсь с тобой. — Звук столкновения хрусталя с деревянным полом, хлесткий звук разбрызгиваемого вина.
— Ты уходишь, Уна. — Непререкаемым тоном, породившим в ней ураган противостояния.
— Не смей решать за меня…
— Потому что ты взрослая, самостоятельная и состоявшаяся? — Сквозь зубы, холодно и отстраненно.
— Потому что я имею право выбирать. И я выбираю тебя.
— Это значит смерть.
— Да.
Это ни к чему не приведет. Лаер утомленно покачал головой, прижавшись разгоряченным лбом к холодному стеклу. Жизнь — одна из граней смерти. Он почти сорвался с этой тонкой, как лезвие меча грани, но не собирается утягивать за собой еще и ее.
— Не против, если я нарушу ваш маленький семейный покой? — дико усталый, просто до неузнаваемости голос Рийского. — О, еда. А выпить есть?
Лаер не сдержал ухмылки, слыша, как грузно падает Ирте в его кресло и роется на столе.
— Кстати, Уна дело говорит. Я тоже не собираюсь уходить.
— И сколько ты стоял за дверью?
— Достаточно чтобы начать завидовать.
— Слушай, там будет совершенно иная магия. Она чистейшая, первородная. Ее дуновения хватило, чтобы извратить мои способности до совершенно иного уровня. Но это было тщательно измеренное дуновение. Дозу подбирали полгода, еще три месяца ушло на мою подготовку. Ноктур и Содеус раскрыли источник на полногтя, и струйка магии была тоньше волоса ни длиннее твоего меча, но меня корежило и ломало так, как будто в кипяток сунули, предварительно сломав все кости в теле. Исток был едва открыт, его держали самые сильные маги современности, а я едва не подыхал от мощности всего лишь дуновения этой магии. Сейчас и я и Лаис защищены охранной вязью. Я в свое время изменил ритуал, он тоже. Наша магия отличается от привычной, мы замкнули ее на душу. И рассеять и извратить ее нельзя. А вот ты, с целой душой, с древней родовой магией лакомый кусочек для Истока. И я не могу сказать, что с тобой произойдет, когда я открою Исток.
— И как ты его собираешься удержать?
— Кто сказал, что я собираюсь его удерживать? Исток разобьет Невана, часть души Лаиса войдет в ореол, потому что опечатана охранной вязью, в точности такой же, как на ореоле.
— Если все так просто, зачем ты из города меня гонишь? — спокойный, невыразительный голос Уны.
— Потому что он не хочет, чтобы ты погибла вместе с остальными, — ответил Ирте, наливая в бокал Лаера вина.
— Сколько?
— Погибнет? — Ирте задумчиво прищурился. — Сложно подсчитать. Те кто не погибнет, останется с жуткими уродствами.
— Зачем?.. — Уна почти со страхом смотрела в неестественно прямую спину Хранителя, все так же неотрывно глядящего в окно.
— Потому что мой брат балансирует на грани жизни и смерти. — Лаер произнес это тем особым тоном, после которого у собеседника, как правило, пропадало желание не то что продолжать разговор, но и просто посмотреть на Хранителя.
Однако Ирте устал играть в чуткость и сочувствие, разозленный добровольной сдачей всех позиций Лаером.
— Давай, мы лучше спросим у этого старого и умудренного жизнью мудреца, прожившего аж целых двадцать четыре года, — с насмешкой, в которой прорезалась сталь начал Рийский, — что станет с его душой, после того как Исток разобьет меч сочетающий душу Лаиса и нашего многоуважаемого, невероятно умного господина Хранителя. А? Ведь насколько я понял, Лаис был поумнее тебя и нанес на свою часть души охранную вязь. Ее не разобьет Исток, если опираться на твою теорию. Ну а на твоей части? А, Лаер? Что станет с твоей душой, без оттиска спасительной охранной вязи?
Лаер молчал.
— А я тебе отвечу, Уна. Его магию, что содержит его душу, Исток изменит настолько, что Лаер никогда не сможет своей магией управлять. Он станет человеком, Уна. Обычным, самым простым человеком.
— Ну и что? — подозревая подвох, с сомнением посмотрела она на мрачного Рийского, не принимая во внимание исказившееся выражение лица Лаера при сочетании "обычный человек".
— А то, что без своей магии, а соответственно без души, он развалится на части. Причем в буквальном смысле. Помнишь, в Орне в него нож метнули? Скажи, нормальный человек выживет после такой раны? А у Лаера на моей памяти сотня другая подобных смертельных травм наскребется…
— Ну что ты там выдумываешь? — рявкнул похолодевший Лаер, рывком оборачиваясь к столу.
Уна с невероятной надеждой воззрилась на Хранителя, подавлявшего в себе страх и тщательно побуждающего гнев.
— Скажешь, я не прав? Скажешь, что не это ты имел в виду произнеся: "подохнуть падалью"? А падаль для тебя кто? Правильно, простые люди и храмовики. Касательно вторых версии выходили смехотворными, а вот с первыми у меня почти сразу выстроилась достаточно четкая картинка. Четкая-то она четкая, но какая-то безрадостная. Даже не издевательская, что обычно в твоем стиле.
