Юрий Никитин - Трехручный меч
Волк спросил настороженно:
— Вы о чем, мой лорд?
— Говорю, что самцы вон цветочками питаются, нектар собирают. А самки… У комаров тоже только самки пьют кровь, не знал?
Волк пробурчал:
— Да я как-то не рассматривал половую принадлежность комаров. Меня, кстати, не кусают.
— И меня, — каркнул ворон довольно.
Клюв у него окрасился красным по самый затылок, да и крылья блестят, смазанные моей же кровью, когда он лихо рассекал вампиров жесткими перьями, хватал когтистыми лапами или успевал проткнуть клювом.
— Мой лорд, вы потеряли много крови, — сказал волк угрюмо.
Я прислушался к себе, отмахнулся, стараясь, чтобы голос прозвучал небрежно и не выдавал моего страха:
— Это даже полезно. Раньше вообще отворяли кровь, чтобы омолодить человека, придать ему… э-э… бодрости. А сейчас прописывают пиявки. Лучше начинают работать селезенка, спинной мозг…
Ворон вставил саркастически:
— Да и головной тоже. Не так ли, мой лорд?
Раздался жуткий рев. Я не задрожал только потому, что превратился в соляной столб, этот рык что-то сделал с моими внутренностями, моим сердцем, что жалко трепыхнулось и остановилось, и даже с кровью, она вообще похолодела и застыла, как смола на морозе. Рык не оглушающий, зверь еще далеко, но в нем царственная мощь, уверенность в силах и своем коронном праве карать и миловать…
— Лев?.. — прошептал я замороженными губами.
— Он самый, — подтвердил волк угрюмо. — Но не простой…
— Волшебный?
— Именно, — ответил волк.
— Как его зовут? — спросил я зачем-то.
Волк промолчал, взглянул на ворона. Тот трепыхнул крыльями, признался:
— Я острова не знаю. Но лев, ты прав, не простой. Если бы не здесь, у него было бы грозное имя.
Я лихорадочно старался сообразить, как же уцелеть. Есть звери простые, как просто львы, вепри, медведи, орлы, а есть особые, получившие за свою ужасающую мощь имена, пусть даже по имени местности, где свирепствуют, как, к примеру, Немейский лев, Каледонский вепрь, Лернейская гидра. Все эти особые звери обычно сыновья либо титанов, либо самого Зевса, зачатые по пьяни, как у него нередко бывало, убить такое чудовище — подвиг, даже Гераклу засчитали убийство каждой из таких кошмарных тварей за отдельный подвиг, вообще герои становятся героями не столько за подвиги в рукопашной, сколько за убийство Змея Горыныча, Тугарина, Огненного дракона, Медузы и прочих таких вот… особых, удостоенных личных имен. Вернее, прозвищ.
Из чащи выметнулось длинное тело, похожее на поток расплавленного золота. Я вскрикнул и бросился бежать по направлению к скалам. За спиной послышалось тяжелое жаркое дыхание, я прыгнул на скалу и торопливо, быстрее самой проворной обезьяны, взобрался на самую вершинку. Лев набежал и ударился о скалу грудью, она чуточку вздрогнула, а массивный камень под моей ногой треснул и едва не свалился. Лев распахнул жуткую пасть, лучше бы я зажмурился, чем увидел этот жуткий красный, как жерло адовой печи, туннель за двумя частоколами, сверху и снизу, длинных и острых, как ножи, зубов!
Чудовищный, вжимающий в камень рык начался на неслышной в инфразвуковом диапазоне ноте, но я услышал, душа затрепетала, а тело расползлось, как у медузы на жарком берегу. Рык длился, размазывал меня по камню, напоминал разницу в нашей мощи, я закрыл глаза и с тоской думал, что на фиг мне все это спасательство человечества, что мне, больше всех надо. Другие сейчас развалились в мягких креслах и пивко пьют, а я весь и так искусанный, сижу здесь и понимаю, что на этом островке уж точно никуда от этого зверя не денусь…
Рев длился целую вечность, а оборвался все такой же низкой царственной нотой, властной и подавляющей всякое возражение. Я с трудом открыл испуганные глаза. Лев отступил на пару шагов и рассматривал меня желтыми хищными глазами. Если это лев, то понятно, почему их нет на материке. Если бы такие появились там, материк бы обезлюдел. Размером с коня, лев обладал массивным телом, могучими толстыми лапами, а голова, и так у львов крупнее некуда, вообще размером с кухонный стол.
— Ну что, — сказал я дрожащим голосом, — давай разойдемся, а? Тебе сюда не влезть…
Лев присел, я застыл, вдруг да скакнет, не так уж я и высоко, но лев побыл в таком положении с минуту, место удобное, да так и остался, обдумывал неспешно. Добыча никуда не денется, а он царь зверей, даже не простой, а царь царей, то есть простых львов.
Я тоже рассматривал его во все глаза, он все больше напоминал великолепную статую, отлитую целиком из золота. И лежит так, как львы Эрмитажа, величественно и царственно, прекрасно осознавая, что никто не посмеет их побеспокоить во время их царственного отдыха. Роскошная грива, истинно царская, широченная грудь, толстые лапы, одним ударом легко сломает спину слону, а в пасти унесет носорога, как собака носит щенков.
Он перехватил мой взгляд и слегка приподнял верхнюю губу, показывая длинные клыки. Желтые, немигающие, как у змеи, глаза изучали меня очень внимательно, как будто впервые видел человека. А может, и впервые, какой сумасшедший сюда забредет, все берегут жизни, да что там жизни, здоровье берегут — подумать стыдно!
Над головой пролетел ворон, каркнул:
— Мой лорд, не пора ли спуститься?
— На фига?
— Сразить этого зверя вашим доблестным мечом!
— Мой меч для сражений, — огрызнулся я.
— А сейчас что?
— Там просто животное, — сказал я еще злее. — Что я буду позорить меч? К тому же оно, может быть, в Красной книге.
Ворон сделал круг, подумал и сел рядышком, замахал крыльями, удерживаясь на крохотном уступе.
— Но ведь топора у вас нет?
— Нет, — ответил я.
— И копья…
— И копья нет.
Он подумал-подумал и заключил глубокомысленно, доказывая свою редкостную мудрость:
— Придется голыми руками. Я видел, как один льву пасть разорвал. Потом всегда ходил с той львиной шкурой на плечах.
— Спасибо, — сказал я саркастически, — вот щас спущусь и буду давить его голыми руками! Я вообще, как истый собачник, кошек не люблю.
— Лев не кошка!
— Но и не собака, — буркнул я.
— Но по размерам…
— По размерам тигр крупнее льва, — возразил я. Уточнил: — Наш, уссурийский. Но все равно кошка. И лев ближе к кошачьим, чем к собачьим. С собачьим я бы договорился!
Лев приподнялся, потянулся, с ленивой грацией двинулся к скале. Внезапно с легкостью поднялся на задние лапы, голова оказалась всего на метр-полтора ниже края. Передняя лапа поднялась и достала когтями до вершинки. Камень снова зашатался. Я инстинктивно придержал его обеими руками, лев распахнул пасть для громоподобного рыка, от которого я сам точно слечу в пасть, как перышко. Я с натугой поднял камень и швырнул…
