Дэвид Эддингс - Келльская пророчица
— Нет! — взвизгнула Зандрамас. — Нет!
— Может быть, эти огни и есть знак твоего величия, Зандрамас? — прозвучал голос Полидры. — Ты, возможно, еще «воссияешь ярче прочих созвездий небесных». Ты сослужила верную службу Пророчеству Тьмы и заслужила за это награду.
И бабушка Гариона твердой поступью направилась прямо к черной колдунье. Зандрамас резко отпрянула.
— Не касайся меня!
— Я и не собираюсь касаться тебя, Зандрамас, только твоих одежд! Я хочу видеть своими глазами и награду твою, и твое возвышение. — И Полидра одним движением сорвала с колдуньи черный балахон.
Зандрамас даже не сделала попытки прикрыть наготу, ибо под одеждой у нее не было тела. Виден был лишь смутный абрис, легкий туманный контур, внутри которого кружились огоньки, делаясь с каждой секундой все ярче.
Гэран же на своих крепких ножонках кинулся прямо к матери, а Сенедра, рыдая от счастья, заключила его в объятия и крепко прижала к груди.
— Что будет с ним? — спросил Гарион у Эрионда. — Ведь теперь он Дитя Тьмы.
— Нет более Детей Тьмы. Твой сын в безопасности.
Гарион испытал невыразимое облегчение. И все явственнее делалось посетившее его в момент выбора, сделанного Цирадис, ощущение богоприсутствия. Он пристальнее вгляделся в Эрионда, и ощущение это усилилось. Раньше Эрионду было на вид никак не более двадцати, теперь же он казался ровесником Гариона — лицо его, прежде невинное, словно у младенца, стало серьезным и мудрым.
— Нам осталось кое-что докончить, Белгарион, — сказал он.
Сделав знак Закету приблизиться, он осторожно передал маллорейцу все еще рыдающую Цирадис.
— Прошу тебя, заботься о ней.
— Я никогда ее не оставлю, Эрионд, — пообещал Закет и бережно повел плачущую девушку к остальным.
— А теперь, Белгарион, — продолжал Эрионд, — передай мне Шар, принадлежащий брату моему. Пора завершить начатое.
Гарион потянулся к рукояти Ривского меча и положил руку на Шар Алдура.
— Выходи, — приказал он Шару.
Шар легко выскользнул из своего углубления, и Гарион передал его юному богу.
Эрионд поглядел сперва на светящийся голубой камень, который держал в руке, затем перевел взгляд на Сардион, а затем вновь взглянул на Шар Алдура. В лице бога было нечто необъяснимое, когда он глядел на эти два камня, лежащие на черте, разделяющей мироздание. Он поднял вверх лицо — и мгновение спустя оно снова выглядело безмятежным.
— Да будет так! — провозгласил он и, к ужасу Гариона, крепко сжал в ладони Шар и поднес руку к Сардиону.
Мерцающий красным светом камень, казалось, вздрогнул. Подобно Ктучику, он вначале расширился, затем сжался. Потом снова расширился — в последний раз. И, подобно Ктучику, взорвался, но взрыв этот сдерживала неведомая сила, исходящая то ли от Эрионда, то ли от Шара, то ли откуда-то еще… Гарион ясно осознавал, что, если бы не эта сила, ничто в мире не устояло бы на своих местах после взрыва такой невообразимой мощи.
Но невзирая на то, что присутствующих защищало бессмертное и неуязвимое теперь тело Эрионда, титанической силой взрыва все брошены были наземь. С потолка дождем посыпались камни, и вся пирамида содрогнулась. Землетрясение это было мощнее того, что некогда до основания разрушило Рэк-Хтол. Не успев даже ни о чем подумать, Гарион перекатился по полу, чтобы прикрыть собой Сенедру и Гэрана. Он успел заметить, что многие из его друзей таким же образом защищают своих любимых.
Земля продолжала сотрясаться, но на алтаре теперь уже не было видно Сардиона. На его месте сиял огненный шар — он был в тысячу раз ярче солнца.
А Эрионд с тем же непоколебимым спокойствием извлек руку вместе с Шаром Алдура из жуткого пламени, охватившего Сардион. И вот, когда последнее препятствие, удерживавшее Сардион от разрушения, было устранено, камень взорвался. Сверкающие осколки ударили в потолок пещеры — кровлю мгновенно сорвало, и во все стороны разлетелись колоссальные базальтовые глыбы.
Внезапно показавшееся небо озарено было светом много ярче солнечного. Фантастическое пламя охватило небосклон от одного горизонта до другого. А осколки Сардиона устремились прямо ввысь, исчезая из виду в высотах небесных.
Зандрамас издала дикий, какой-то звериный вопль — смутный контур ее тела таял на глазах.
— Нет! Этого не может быть! Ты обещал!
Гарион не знал, да и не мог знать, к кому обращается она с отчаянной мольбой. Но тут колдунья простерла руки к Эрионду.
— Помоги мне, бог Ангарака! Не дай угодить в лапы Морджи или в объятия Владыки Тьмы! Спаси меня!
И тут туманная оболочка Зандрамас словно лопнула, и бешено вращающиеся огоньки, в которые обратилась ее плоть, устремились вслед за осколками Сардиона вверх, в невыносимо яркое небо.
А то, что осталось от колдуньи из Даршивы, упало наземь, словно пустой бабочкин кокон, словно смятая, никому уже не нужная изношенная одежда.
Голос, донесшийся из уст Эрионда, был хорошо знаком Гариону. Он слышал его всю жизнь.
— Последний ход, — произнес он бесстрастно, словно констатируя факт. — Игра сделана.
Глава 25
В гроте внезапно повисла немного жутковатая тишина. Гарион поднялся и помог встать на ноги Сенедре.
— Ты не ранена? — хрипло спросил он.
Сенедра замотала головой. Все внимание ее сосредоточено было на мальчике, перепачканное и озабоченное личико сияло.
— Все в порядке? — допытывался Гарион.
— А что, землетрясение уже кончилось? — поинтересовался Шелк, все еще прикрывавший своим телом Бархотку.
— Все позади, Хелдар, — ответил Эрионд. Юный бог с величайшей серьезностью протянул Шар Гариону.
— Но разве ты не оставишь его у себя? — изумился Гарион. — Я думал…
— Нет, Гарион. Ты остаешься Хранителем Шара.
И Гарион отчего-то испытал величайшее облегчение. Даже после всего только что пережитого неизбежное прощание с Шаром печалило его. Он был почему-то совершенно уверен, что с сокровищем ему придется расстаться, а за все эти годы Шар перестал быть для него вещью, превратившись в верного друга.
— Не пора ли нам уходить отсюда? — Голос Цирадис переполняла глубокая печаль. — Я не оставлю моего дорогого друга непогребенным.
Вместо ответа Дарник ласково коснулся ее плеча, и все молча направились прочь из разрушенного грота.
Миновав длинный туннель, они вышли на свет — это еще не был обычный дневной свет, однако теперь сияние уже не слепило глаза. Гарион огляделся, и снова им овладело странное ощущение, словно в его жизни этот день уже был, хотя в тот, другой, день все происходило немного по-другому. Яростный шторм, бушевавший над рифом Корим, стих. Тучи рассеялись, а ветер, свирепствовавший во время битвы с драконом и демоном Морджей, сменил ласковый свежий бриз. После гибели Торака в Хтол-Мишраке Гариону казалось, будто он видит зарю первого дня творения. Теперь перевалило за полдень, но ощущение осталось прежним: это был полдень самого первого дня. То, что началось в Хтол-Мишраке, закончилось только теперь. И закончилось раз и навсегда, а потому Гарион испытывал невероятное облегчение. У него слегка кружилась голова. Лишь теперь он осознал, сколько сил, физических и душевных, отнял у него этот день. Больше всего на свете он хотел сейчас освободиться от железных лат, но при одной мысли о том, каких усилий это потребует, у него подкашивались ноги. И Гарион ограничился тем, что снял тяжелый шлем. Теперь он хорошо видел лица всех своих друзей.
