Константин Плешаков - Богатырские хроники
Я съездил в скит повидаться с матерью и с Учителем. Матери нравилось жить в скиту; она так и не полюбила городов, правда, наши разговоры с ней были печальны. Те несколько месяцев, которые мы прожили втроем в Киеве, казались матери единственным спокойным и счастливым временем за все годы. Тогда на мгновение показалось, что я могу жить, как все. Цена была заплачена страшная. Мать не могла не видеть перемены, произошедшей во мне. Но в скиту она была не одна и все истовей обращалась к Иисусу и Пресвятой Деве.
— Ты далеко, — сказала она. — А они рядом.
Учитель все больше молчал. Он только сказал, что из Ярослава может получиться дельный правитель.
— Но только жаль, Добрыня, что ты никогда не будешь его богатырем. Мне повезло больше: мне никогда не приходилось по-серьезному прекословить власть имущим, и меня всегда хорошо встречали в княжеских дворцах. Я никогда не мог увидеть твоего будущего. Если бы я знал, с чем тебе придется столкнуться. Ты накопил столько горечи за свои тридцать два года, сколько я накопил к своим шестидесяти. Правда, ты сделал гораздо больше моего. И может быть, именно поэтому ты получил свою Рогожку так рано.
В Новгороде долго шли споры, когда идти походом. Боялись осенней распутицы, но я настаивал на том, что за зиму Святополк может значительно укрепиться и сделаться действительным правителем. Одно дело свергать его в смуте, совсем другое — в устоявшемся порядке…
Наконец назначили срок выхода войска из Новгорода, и ранней осенью мы тронулись в путь.
Мне не очень нравилось настроение войска. Мы делали, что могли, но страшный слух о том, что со Святополком — сам Волхв, распространялся быстрее ветра. Я думаю, Волхв немало этому способствовал. Князь Ярослав был нервен, вспыльчив, хотя со мной держался ровно. Эта ровность мне не нравилась больше всего. Князь никогда не забудет своего унижения. Гордыня всегда будет с ним, а вот меня рядом с ним не будет.
Даже Илья супил брови. Одно дело было восседать на пирах князя Владимира, измышляя себе подвиги славы ради. Другое дело — ввязываться в смуту, да еще когда Волхв — главный враг. Алеша был задумчив. Все мы понимали, что старое время князя Владимира ушло безвозвратно, а это было время, когда появились и наша дружба, и наша слава. Невеселое войско продвигалось на юго-запад.
По дороге нашим передовым отрядам попадались странные люди, в большинстве своем обладавшие некоторой Силой. Кое-кого захватили в плен. Волхв перестал навешивать им на шею свои амулеты, понимая, видно, что теперь мы обладали ими в избытке. Поначалу я не мог найти никаких его замет и только со второго раза, приказав раздеть пленников, увидел маленькие, но глубокие шрамы на левом локтевом сгибе.
Наконец наши передовые отряды донесли: войско Святополка приближается к нам, норовя зайти в тыл. Мы совещались в шатре князя. Дождь стучал по ткани, вода текла под ноги. В полутьме лицо князя было совершенно потерянным. Князь решил остановиться. Кто знал, какие неожиданности готовил для нас Волхв, куда заманивал нас, говорил он. Войско в самом деле роптало. Знамения были самые зловещие. Стаи ворон крутились над нами. Болота по ночам мерцали так ярко, как я никогда не видал в своей жизни. Люди падали на ровном месте и ломали кости. Князь решил — остановиться. Остановиться и ждать нападения. А если нападения не последует — идти на Киев и брать приступом город. Но сколько ждать? На это князь не давал ответа.
Два дня и две ночи мы стояли в лесу, расставляя дозорные отряды. Иногда мы находили наших людей с перерезанными глотками. Я боялся, что Волхв окружит нас, но князь боялся больше моего. То и дело испарина покрывала его лоб. Я предлагал ему настои трав, дающие мужество, но он всякий раз отказывался. Я не удивлялся. С тех пор как мы остановились в этом мокром лесу, над нами простерлась Сила Волхва.
На третью ночь, под утро, на нас напали, как я и опасался, со всех сторон. По ночам мы, богатыри, не спали и втроем объезжали весь лагерь, в молчаливом движении своем противостоя той внятной Силе, которая окружала войско. И вот на третью ночь мы с Алешей одновременно вздрогнули и закричали тревогу: ничего слышно не было, но Сила вдруг резко возросла.
Тем не менее любое нападение ночью застает врасплох, как к нему ни приуготовляй людей. К тому же проклятая Сила погружала их в глубокий тяжелый сон, как некогда нас в степи у Идолища. И наши передовые отряды были смяты. Пока мы подняли людей, несколько десятков было уже убито. И тут нападавшие стремительно отступили. Те, кто пустился преследовать их, были окружены и зарублены. Наше войско поредело. Наступила зловещая тишина. Я сказал Ярославу:
— Завтра будет то же самое. И послезавтра. Пока нас не перебьют всех. Ты принял пагубное решение, князь. Надо двигаться на Киев.
— Это моя война, — сказал мне Ярослав, принимая гордую позу, а на самом деле дрожа всем телом.
Я подумал и сказал:
— Что же. Это будет твоей войной еще две ночи. На третью тебя убьют, и это уже будет неизвестно чья война.
Ярослав посмотрел на меня с тоской и ненавистью и скомандовал поход.
Теперь мы были обременены ранеными. Движение было крайне медленным, но мы все же уходили из проклятого места.
Выслали лазутчиков. Те немногие, кто вернулись, подтверждали мои худшие опасения: мы были окружены со всех сторон.
Мы снова держали совет. Богатыри говорили: ударить на запад, там, где, по нашим представлениям, находился Святополк. Военачальники хмуро молчали.
Некоторые уже говорили о том, чтобы вернуться в Новгород. На Ярослава было больно смотреть. Я тихо сказал ему:
— Князь Ярослав Владимирович, я уже однажды ворожил тебе на огне. И я не обманул тебя. Давай попробуем еще раз.
Ярослав слабо улыбнулся:
— Только на этот раз я не буду ничего пить.
Я пристально взглянул на него и сказал себе, что не все еще потеряно.
Ночью мы развели костер. По дружине ходило шевеление. Весть о том, что Добрыня Новгородский гадает князю, распространилась быстро.
Я сказал князю:
— Мы сделаем так. Будем смотреть на огонь. Бросим туда олово. Если олово выплавится бесформенным куском, значит — поворачивать на Новгород, значит, дело твое пропало. Если будет походить на наконечник стрелы — надо бить по Святополку.
Мы долго смотрели на огонь. Я знал, что из тьмы за нами следят десятки глаз. Наконец, пробормотав заклинание, я кинул металл в огонь. Князь судорожно сглотнул. Мы сидели еще довольно долго, потом я разгреб угли и двумя сучками вытащил слиток. Князь наклонился к нему. Потом вскинул глаза на меня, медленно отер пот со лба и пошел в шатер. Наконечник стрелы.
