Ярослава Кузнецова - Что-то остается
Вино оказалось орнатом. Настоящим золотым орнатом, чтоб мне гореть! Подобное вино я пила недавно — в королевском дворце. Наследник наш быстро сообразил, в чем дело. Отпив глоток, он потрясенно уставился на бутылку.
— Спасибо, — поблагодарил господин Оденг, отставив кружку, — Поднимайся, Люг. Пора. Надо поторопиться.
Сыч засуетился.
— Надыть до деревни вас проводить, господа хорошие. Все чин чином, устроим вас наилучшим образом. Эрб-то как обрадуется! Столичные гостюшки редкость у нас туточки, уж и редкость!
Господин Оденг застегнул плащ и взял свой футляр.
— Нет, милейший. Не придется мне ночевать в деревне. В среду утром обязан быть в суде всенепременнейше. Рад бы остаться, да сам виноват: мне казалось, Бессмараг гораздо ближе. Лет уж двадцать прошло, как я тут бывал. Память подвела, а дела не ждут. Не провожай нас, милейший, мы быстро поедем.
— Как же так, на ночь-то глядя? — Сыч, похоже, растерялся, — По перевалу в темнотище… не боязно?
— Я не имею права терять время. Люг, вставай, кому говорят! — возница с томлением глядел на бутылку, — Прощайте, госпожа Альсарена. Прощайте, любезный Ирги Иргиаро, — и, на найлерте, — Прощайте, господин наследник.
Нотариус вытолкнул в сени Люга Сороку и вышел. Следом протащился Сыч, бормоча, что ездить ночью по перевалу себе дороже, и он, Сыч, на такое геройство ни за что бы не согласился, пусть его хоть озолотили бы.
Хлопнула дверь.
— Садись, Стуро, — сказала я, — в ногах правды нет. Давай-ка я тебе еще плесну. Понравилось вино?
Стуро сел на табурет. Пошевелил пальцем бумагу.
— Что это? Это важно?
— Важно. В этой бумаге указано, что ты являешься родственником Ирги. Теперь ты имеешь определенный статус в человеческом обществе. Никто не в праве называть тебя тварью или нечистью. Понимаешь?
— Не очень, — сознался наследник.
Я разлила орнат по кружкам.
— Со временем поймешь. Ирги сделал великое дело. Он заботится о тебе.
Снаружи скрипнули колеса, всхрапнула лошадь. Повозка покатила прочь.
Вернулся Ирги. Сыч Охотник слетел с него, как шелуха. Это по лицу было видно. По глазам, серьезным, хмурым. Первым делом он отнял у меня бутылку.
— Эй, куда? Там еще больше половины!
— Хватит. Что неспокойно? Ты говорила — неспокойно здесь?
— Да нет, все хорошо. Так, на душе свербело.
Ирги пододвинул табуретку и сел.
— Скучали, что ли?
Взгляд его сделался мягче.
— Скучали, — подтвердила я, — Волновались. Ты молодец, Ирги. Молодец, что привез чиновника.
Он накрыл ладонями наши руки, мою и Стуро. Я сжала его пальцы, погладила ласково.
— Пожалуйста, не уезжай больше никуда.
— Куда теперь. Теперь только вместе. Ну, или в поход. Уже там, в Андалане.
Взгляд его наткнулся на наполненные кружки.
— Вы чего это тут? Пьянствовать намылились? Это вино не для пьянки.
Он поднял свою кружку и попытался слить вино в узкое бутылочное горлышко.
— Жадюга, — возмутилась я, — все же на стол выльешь! Отдай нам!
Ирги не отдавал. Мы со Стуро не стали дожидаться, пока нас лишат божественного нектара и поспешили проглотить свои порции. Ирги совсем расстроился.
— Вот балбесы! Вы ж теперь… А!
Он махнул рукой. Я почувствовала замешательство.
— Как планы строить, так шесть тысяч, а как до дела доходит, так жмотничаем.
— Альса, — пробормотал он, — не жалко мне этого орната… я ж из столицы всякого разного привез, на здоровье… Сейчас, погоди, будь добра, дай подумать…
Стуро принес тряпку, подтер винную лужу.
— Не надо было нам пить, — сказал он.
Я зевнула, прикрыв ладонью рот. Вечно какие-то загадки. Надоело их отгадывать. Отгадывайте без меня… а я подожду.
Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник
Господин Оденг, господин Оденг. Старый вы идиот. Так всегда — в самый последний момент выясняется какая-нибудь глупость. Ну да ладно, Ирги Иргиаро все ж таки не полный пенек. Откорректируем.
Итак. Пропорция… м-да-а, весьма приблизительная. Но попробуем… Четвертая четверти… Лошадь пройдет миль пять. Сталбыть, сморит их аккурат на выезде из долины. И двенадцатую четверти — беспробудно, а там уже растормошить можно будет. Значит, так и сделаем. Пускай они себе едут через деревню, а мы посидим малость, да и двинем через Ведьмину Плешь, короткой дороженькой. Перехватим. Бумажечку приберем, лошадку из долины выведем…
Я дождался, пока пьяницы мои закемарили — ничего, вот вернусь, все дела закончив, и — выпьем. Вам — винишко, мне — вожделенная лимрская… Накинул куртку новую, Альсин подарок, сказал собакам:
— Я скоро, — оттащил бумагу в тайник, влез на лыжи и рванул, потому что все-таки не очень уверен был в надежности пропорции.
Смеркается. Хорошо, места знакомые, а то пришлось бы — как бедняге Имори, с фонарем… Снежок продолжал лениво сыпаться из прорвавшейся подушки бога зимних Гроз. Лыжню, сталбыть, занесет. Тьфу, да что с тобой, Иргиаро? Это уже — болезнь. Ты еще от куста от каждого пошарахайся. Ведь любой из кустов может за тобой подглядывать, э? Ха-ха. Не смешно.
Надо бы еще до выхода пробежаться по силкам да западням моим охотничьим. Глядишь, какое мясцо и попалось, не проверял ведь, пока по столицам мотался. Соорудить чего навроде коптильни, заготовить провизию. А то ведь с одной стороны — пропадет, жалко, — а с другой — лучше денежки-то поберечь, когда возможность такая имеется.
Оно, конечно, на еде экономить — последнее дело, да только расход так и так приличный предстоит. За лодку лир, а то и два выложить придется, чтобы хозяин молчал, из той же жадности, да трех лошадей купить, да сколько в Ирейском Порту возьмут, одному Единому ведомо… Про Андалан уж и не говорю, поелику тамошних цен не знаю. Приличная одежда, хорошие лошади, дом, опять же… А сундук у тебя, приятель, не бездонный. Жалованье-то, небось попервоначалу невелико будет, что у солдата-контрактника, что у лекарских помощников. Вот кады ты, друг, десятку получишь, а ребята — статус лекаря…
Ладныть, Сыч. Ладныть. Неча телегу поперед кобылы запрягать. Мы покудова еще в Альдамаре. Енто ужо, перевал за спиной оставив, а лучше — в лодочке, плюх-трех, плюх-трех… Интересно, кстати, как Стуро отнесется к большой воде? Сперва река, потом — вообще море… Они же, аблисы, то есть, насчет водного пространства вроде — не очень… Тьфу ты, господи. Опять. Разберемся, чай. В крайнем случае свяжем. Глаза замотаем. Рот заткнем, чтобы не орал. Ну да, а капитан корабля и спросит — что везете, почтенные господа? Чего оно у вас дергается да извивается? Чего оно мычит так жалобно? Впрочем, поскольку про Стуро идущие по следу не знают, отработать нас это им не поможет. Помешает даже скорее. Потому что так обращать на себя внимание я не стану, они же знают меня… Кстати, еще одно. После Убера, перед Ирейским Портом, надо будет побриться да переодеться в приличное. Воспользуемся баночками с гримом, «постареем»… Проверить надо грим, а то, ежели пересох, как Таново зелье… Ежели пересох, мы его… сейчас… Говорил же Тан, говорил… Ага, вспомнил. Масло, топленый жир, чуток водички… Разведем, короче. Да и рецепты грима, кажется, есть у меня в бумажках. Порыться, сталбыть.
