Эльберд Гаглоев - По слову Блистательного Дома
До него дошло. Как всякий кавалерист, он тщательно презирал любой род войск, кроме своего. И зрелище весьма успешных совместных действий пехоты и лучников слегка выбило его из колеи.
Но атаки не понадобилось. Подземные прошли вражий строй насквозь и, не разрывая своего ромбика, вгрызлись в открывшийся фланг. Оказавшиеся за их спиной решили было ударить, но те с такой яростью их пугнули, что чужане предпочли сунуться в прореху, оставшуюся после подземных, и вцепиться во фланг нашей пехоте. Их смели стрелы.
Я был в ярости. Подземные увлеклись и оставили без прикрытия зеленых. Те отступали, отбиваясь стрелами, и плотный ком рогатых быстро таял.
Земля дрогнула. Сорвалась конница. И пройдя по небольшой дуге, влетела во фланг рогатой пехоте, безжалостно ее уничтожая.
Очень стойкие нам достались враги. Они не побежали. Обе группы их оказались в окружении. Но и окруженные яростно оборонялись.
Вдруг кто-то громко заиграл на флейте плясовую, а флейте стал подпевать какой-то еще музыкальный инструмент, который я, человек весьма далекий от прекрасного, идентифицировал как абсолютно простуженный саксофон.
Я не поверил своим глазам. Но наши попятились. И отошли от чужаков. Те в общем-то явно не горели желанием продолжить мордобой. Да в общем-то неудивительно. Их осталось-то человек двадцать. На ногах, в смысле. Остальные лежали.
Кавалер Горацио конт Флери
Глухо ворочалось, запутавшись в западне фургонов, многотелое тулово битвы. Кавалер прекрасно знал, что там сейчас происходит. Чужаков, зажатых в узких проходах, убивают. Им нет спасения. Широкий проход закрыт щитоносцами. Вражья пехота на помощь не придет, связанная боем.
С одного из фургонов спрыгнул человек. В рогатом шлеме. Кавалер не поверил своим глазам. Тот именно спрыгнул, не упал. Перекувыркнулся, пружинисто взлетел на ноги. А с фургона сначала густо посыпались веревки, а потом воины. Такие же, в рогатых шлемах. Дружно дернули, опрокинули повозку и поволокли в сторону.
Прорыв кольца нельзя было допустить ни под каким видом. Дыру следовало заткнуть хоть своими телами.
И конт выдернул меч. Тот яростно блеснул.
— Не торопись, побратим. Твоих я поведу. Ты боем руководишь. Забыл? — сердито прищурился седоусый. И, сунув два пальца в рот, заливисто засвистел.
Из густой травы вставали люди в синем, вздергивая на копыта коней.
К седоусому подлетел всадник. Весь в синем, на алом коне, он смотрелся празднично.
— Говори, старший.
— Я сейчас с ними, — показал большим пальцем на латных конников, — заткну вот эту дыру. Если ляжем, засыпь дыру стрелами.
— Дай я пойду, старший.
— Оглох ли ты? — упер в него взгляд седоусый.
Рогатые опрокинули уже второй фургон, и в прореху начали вылетать потрепанные всадники, порскнули было по кругу, чтобы ударить в спину не даюшим прорваться щитоносцам, но, остановленные ревом гиганта в шлеме цвета запекшейся крови, стали сбивать строй. Их перло изнутри. И хотя много осталось в кольце фургонов, и там еще раздавались яростные крики лютого боя, и этих набиралось. Но не набралось.
Бешено заверещал седоусый, и броненосный строй понесся вперед. Гигант бросил было своих в атаку, но не хватило ему. Мгновений. Другие сделали лучше и с маху ударили копьями. Длинными копьями, которых у чужан уже не было. И строй был рыхловат. Не успели. И едва сбитый строй дрогнул, смешиваясь.
Седоусому достался предводитель. Казалось бы, человеку таких размеров подошел бы меч или секира, однако гигант, непристойно ловко для своей комплекции пластал воздух длинной, но изящной саблей с глухой гардой. И седоусый радовался, что именно он, старший и умелый, противостоит этому великану со странной личиной на месте забрала. Клинки гулко звенели, порой выбивая искры, но ни одному из противников не удавалось даже зацепить друг друга.
— Предки наградили меня встречей с тобой, незнакомец. Ты радуешь мое сердце, — весело проорало из-за личины.
Седоусому так весело не было. Он увлекся, как мальчишка, и вместо того, чтобы руководить боем, рубился сейчас с этим.
Кавалер Горацио конт Флери
Кавалер видел, как его воины разбили строй прорвавшихся и сцепились с ними в рубке, и, не веря своим глазам, смотрел, как седоусый никак не может справиться с каким-то неуклюжим с виду великаном. Как вдруг кто-то из спешенных чужан, решив, видно, помочь предводителю, сорвал с пояса и, раскрутив, швырнул в голову седоусому кистень. Но тот как раз уклонялся от коварного удара рогатого, и кистень, миновав его голову, с громким немузыкальным лязгом шарахнул в шлем его противника. Того вышибло из седла, конь седоусого рванул было вперед, но удержанный умелой рукой, заплясал на месте. Хушшар вдруг нагнулся, не оставляя седла, а вздернул своего ошеломленного противника, как куль, на коня. Повернул к своим.
Доблестный швырятель кистеня, увидев результаты своей деятельности, кошкой взлетел в седло одной из бегающих по полю бесхозных лошадей, люто гикнул и погнал его за седоусым.
— Надоело, — вдруг отчетливо сказал Горацио конт Флери. И повторил: — Надоело. Здесь стой, — вдруг заорал он на молодого Хушшар и прыжком бросил коня в галоп.
Конт Флери бурей пронесся мимо седоусого, пытающегося что-то прокричать ему, и, выплескивая скопившееся раздражение, обрушился на не в меру ретивого преследователя. Его бастард с лязгом отшвырнул длинный узкий меч, направленный в щель забрала.
Кони разнесли. Рогатый развернулся быстрее, ударил его со спины, догоняя, меч бессильно лязгнул о доспех, а его владелец, получив латной перчаткой по шлему, задумчиво закачался и глухо ухнул, выдыхая выбитый о высокую луку седла воздух, когда его переместили на коня кавалера.
Горацио вернулся к Хушшар, сбросил с коня пленника и удивился, увидев буквально квохчущего над оглушенным верзилой седоусого.
— Откуда такая трогательная забота о врагах, побратим?
— Будущему лорду земли Шарм'Ат должно быть повнимательнее. Смотри, — и с этими словами поднял кинжалом скрытый до этого широким плащом огромный, с ладонь взрослого человека, льдисто-голубой камень, обрамленный ослепительно-белой каменной крошкой на изящной цепи белого же металла.
— Знак Блистательного Дома, — выдохнул конт Флери, соскакивая с коня. — Да снимите же с него кто-нибудь шлем; возможно, он серьезно ранен.
Кто-то из Хушшар попросту подрезал ремни и содрал шлем. Взорам открылась оливково-смуглая, крепкая, как кулак, физиономия с крючковатым носом, обрамленная копной иссиня-черных волос.
— Эй, воин, очнись, — похлопал его по щеке седоусый.
Тот открыл пьяные от нокаута темно-карие глаза, в которых было всклубилась ярость, быстро сменившаяся веселым удивлением.